Ты – всё (СИ)
«Я тебя еще не пугал. А если уже боишься – делай выводы».
Облизывая губы, взволнованно их покусываю. С трудом сохраняя ровный ритм дыхания, нервно постукиваю по столешнице резинкой на кончике карандаша. Скидываю туфли, стискиваю бедра и напряженно отрываю пятки от пола. На носочках застываю.
Сердце навылет работает. С каждой секундой удары мощнее, чаще и свирепее.
– Через два месяца наш концерн запускает сборку пяти новых моделей, – с трудом улавливая смысл сказанного, вслушиваюсь в голос чертового Нечаева, словно в гребаную музыку. – Прогнозирование снижения себестоимости в этом классе автомобилей – наш шанс получить исключительное право на производство минимум одной модели.
– Ничего себе амбиции, – улавливаю шепотом Марины-Арины.
– Амбиции! – поддакивает вторая так же тихо.
– Лично у меня и без того работы… Знаете… Выше головы… – сопит себе под нос первая.
– Поручаю вопрос оптимизации Юнии Алексеевне, – чеканит Ян все тем же ледяным и не терпящим возражений тоном.
Но…
Я не могу промолчать.
– Прошу прощения, – толкаю напряженно.
Секундой позже вскидываю взгляд.
Вижу Нечаева. И между нами будто невидимые тросы прокладываются. Секунда, две, три… И они вспыхивают, словно фитили. Огонь расходится в две стороны. Детонация случается изолированно – внутри каждого из нас.
Я едва заметно вздрагиваю. Ян и вовсе остается невозмутимым.
Не разрывая контакта, раздвигаю ноги. Ловлю прикосновение прохладного воздуха. Переживая сверхсильное чувственное волнение, сжимаю бедра обратно.
– Вы хотели что-то сказать, Юния Алексеевна? – рассекает пространство тот же серьезный, сугубо официальный голос.
А мне кажется, будто он провоцирует. На глазах у всех с меня одежду срывает, обжигает ладонями, бросает на стол и… врывается в мое тело.
Судорожный вдох. Нездоровый азарт по крови. Бурлящий поток.
Возбуждение. Обида. Страх. Злость. Боль.
Блядь…
Почему ОН такой красивый?! Боже мой, почему ОН?!
Нечай – даже не кипяток. Градус гораздо выше.
Шпарит. Будоражит. Уничтожает.
– Юния Алексеевна? – повторяет с тем же спокойствием.
Ему будто в самом деле похрен на всех людей, которые за нами сейчас наблюдает, на то, что они улавливают этот бешеный накал между нами и сколько времени мы заставляем их ждать. Все, что он делает – усиливает давления конкретно на меня.
Зачем же ты целовал меня? Зачем касался? Зачем приказал братьям не трогать?
Я на грани. Вот-вот взорвусь.
Тогда как вынуждена говорить.
Вынуждена.
– Я прошу прощения, Ян Романович, но разве анализом и прогнозированием столь важных показателей не должен заниматься опытный специалист?
– Боитесь, что не справитесь? – выпаливает Нечаев в ответ, не давая мне возможности даже дыхание перевести.
– Нет, – толкаю с противодействующим нажимом. – Не боюсь.
Интенсивный обмен известными лишь нам двоим эмоциями.
Ужасающая величина. Запредельная мощь. Кризисная острота.
– Вас приняли в команду не для того, чтобы вы отсиживались на каких-то плевых отчетах, пока «опытные» работают. Включайтесь активнее, Юния Алексеевна. Вы же ради этого учились в университете?
«Титан…» – всплывает в моей голове.
Ведь сейчас Нечаев звучит как никогда жестко. Ощущение, словно этот робот прилюдно дерет меня розгами. Если внутри меня и есть хоть немного стали, то после этой речи она начинает окисляться.
– Да, Ян Романович, – произношу практически бездыханно. Иначе боюсь выдать себя – громким, рваным и частым вздохом. – Ради этого.
Последний разрывной контакт.
Несгибаемая воля. Поражающая ярость. Неутолимая жажда. Настигающая, словно торнадо, расправа.
И Нечаев, опуская взгляд к трибуне, резко заключает:
– Тогда вопрос решен.
18
Остановись… Не смей!
© Юния Филатова
– Что это? – толкает Нечаев.
Вопрос короткий. Нейтральный. По сути ничего конкретного в себе не несущий. Только вот интонации… Под привычной деловитой суровостью, которую Ян демонстрирует в офисе, таится злость.
Я стискиваю сцепленные под столом кисти, задерживаю дыхание и приказываю своему организму не реагировать.
Не реагировать ни на что!
Получается, увы, слабо.
Я работала над этим чертовым планом оптимизации три гребаных дня. Почти не спала. Испытывая непрерывный стресс, ела плохо. Забив на дипломный проект, засиживалась даже дома.
Я очень старалась. Очень!
И что вижу сейчас?! Нечаев недоволен.
Недоволен проделанной мной работой.
Один, два, три… Синдром отличницы активирован.
От истеричной и душной мысли, что Ян разочарован, меня резко бросает в жар. Температура настолько высокая, что за пару секунд сгорают одни из самых важных нервных контактов.
Дежавю, блядь. Кошмарный сон.
Сколько раз Ян Нечаев доводил меня до такого состояния в прошлом?
Я не Зая! Не Одуван! Не наивная Ю!
Мне не страшно… Мне не страшно… Мне не страшно…
Мне плевать!
Атмосфера в кабинете Нечаева убийственная. Я словно в сауне, хотя сплит-система отсвечивает неизменные семнадцать градусов. Дышать ровно невыносимо сложно. С трудом контролирую этот процесс.
Заставляю себя повернуть голову и с наносным спокойствием встретить адски мрачный взгляд Нечаева.
Ощущение, что в его преисподней перерыв. Лживая рекламная пауза, вашу мать. Там темно. Но я ведь знаю, что в любой момент может вспыхнуть пламя сразу под всеми котлами.
– Прогнозирование снижения себестоимости автомобилей Е-класса, – исполнительно тарабаню, как та самая отличница, которую презираю.
Нечаев втягивает в рот нижнюю губу и свирепо раздувает ноздри.
Вдох. Выдох.
Взгляд в распахнутую перед ним папку.
Вдох. Выдох.
Напряженный подъем век. Уничижительный взгляд в упор.
У меня пропадает пульс. Сердце при смерти. Нет сил на его реанимацию.
Вдох. Выдох.
Смотрю на него и невольно повторяю эти фазы. Увы, не так планомерно. На подъеме трещат изящные пуговички блузки. На спуске болезненно сокращаются мышцы живота. А за ними… Происходит судорожное сжатие мускулатуры влагалища.
Бедра вместе. В стороны. Снова вместе.
Вспоминаю, как совсем недавно там были пальцы Яна. Он собирался вставить их мне в вагину. И я почти сдалась. Если бы не крик Агнии, Нечаев бы… Он бы трахнул меня?
Вздохи неизбежно учащаются. Когда пытаюсь приглушить громкость, добиваюсь лишь того, что дроблю их адекватную продолжительность на взволнованные рывки.
Бровь Нечаева с издевкой изгибается.
– Вы считаете? – выдыхает он глухо, едва сдерживая злость.
Мозг прекращает работу. Напрочь. Все мои домогательства к нему заканчиваются фиаско.
– Что считаю? – спрашиваю с вызовом.
Он ведь доводит меня! Доводит до безумия!
– Что передо мной «прогнозирование снижения себестоимости автомобилей Е-класса»? – напоминает мои же слова.
Я зеленею.
Нет, внешне, может, и краснею. Но по ощущениям, которые подтягивает бешенство, кажется, что превращаюсь в ненавидящего людей Гринча.
– Именно так, Ян Романович.
Почти не выдаю себя. Много чести для самодура, играющего в неясные мне игры! Черт… Разве что на его гребаной «Р» слегка усиливаю давление.
Это отчество в принципе сложно произносить мягко.
Был бы он каким-то Сиреневичем… Или Нарциссовичем… Или вот – Адольфовичем! Проблем бы не возникло.
– Юния Алексеевна, – протягивает Нечаев с затаенной угрозой.
Вскидываю взгляд, которым на протяжении последних десяти секунд пыталась сжечь его скучный галстук, только потому что улавливаю в конце предложения то самое бесячее ментальное «блядь».
– Если вы думаете, что снижение себестоимости единицы на тридцать семь долларов – это результат, которого я добиваюсь, то спешу вам сообщить: вы глубоко ошибаетесь.
Глубоко.
В скованных тонусом мышцах возникает боль. Невозможно сохранять неподвижность. Меняю положение осторожно и вроде как непринужденно.