Ты – всё (СИ)

– Разведка донесла, что старший Нечаев после клуба был страшно зол!
– И что это, позволь поинтересоваться, за разведка? – протягиваю я скептически. Выдерживаю нейтральное выражение лица, хотя сердце уже разгоняется. – Егор?
Сестра скрещивает руки на груди и с вызовом выдвигает подбородок.
– Это секретная информация.
– Значит, Егор, – холодно констатирую я.
– Сто процентов, – поддерживает Мадина.
– Да какая разница? – возмущается Ага. – Я вам говорю, старший орал, как озверевший! Такого шухера в родительском доме навел, что даже Боди-уроди досталось.
– Хм… – толкаю я все с тем же показным равнодушием. – А он-то при чем?
Сестра фыркает.
– При том, что он – настоящая задница! Демон-пиздюк! Даже Егорыныч с этим исчадьем ада не сравнится. Да ни один Нечаев! Чтобы ты понимала, на торжестве в честь празднования восемнадцатилетия Егора этот гаденыш поджог на мне платье!
– Что?.. – выдыхаю в замешательстве, забывая, что собиралась выдерживать хладнокровие. – А что ты там делала, Агусь?
Сестра не только резко замолкает, но и весьма бурно краснеет.
– Этот придурок… – рычит Ага агрессивно, мастерски переходя из режима защиты в режим нападения. Делает это настолько взволнованно, что тут же задыхается. А восстановив легочную вентиляцию, презрительно уточняет: – Егор, который! Юния, он четыре с половиной года за мной во все секции таскался! Мои секции!!! Он мне жизни не давал! Устраивал массовые травли по всем фронтам! Даже, косолапый, в мой музыкальный класс добавился! Знаешь, сколько я из-за него в начале этой войны слез пролила?! Потом приняла правила боя и стала отражать. А иногда, как в тот чертов день рождения, на опережение шла! Мне хотелось испортить один из главных праздников в его гребаной жизни – день совершеннолетия. И мне это, несмотря на сожженное Боди-уроди платье, удалось! По гроб жизни не забуду, каким взбешенным был Егорыныч! Ха-ха.
– Почему я об этом не знала? – сокрушаюсь. После выдоха и вовсе повышаю голос: – Почему ты не рассказывала, что он тебя донимает???
– Потому что… Потому что тебе и так досталось от Нечаевых! Папе с мамой тоже… Из-за Яна умерла бабушка! И едва не умерла ты!
– При чем здесь… – шепчу задушенно. – Я сама виновата!
– Неправда!
– Агния, – толкаю сурово, смотрю предупреждающе. – Пусть эти Нечаевы просто… Пусть все они катятся к чертям собачьим!
Сестра не отступает.
– Так и будет, Юния! Если мы разработаем общий план.
– Я в деле, – выпаливает Вика, прежде чем я успеваю что-либо ответить.
– Я тоже, – впрягается и вовсе неожиданно Мадина. – На активные действия с моей стороны не рассчитывайте. Но как дополнительная голова я включусь с удовольствием.
– Юния? – выдыхает Ага, замирая на мне выжидающим взглядом.
Да блядь!
Все, чего я хочу – чтобы Ян снова убрался из моей упорядоченной и спокойной жизни.
Хочешь ли?
Переместив руки, осторожно разминаю виски.
Тяжело признавать, но мне интересно, что же такого сказал или сделал братьям Ян… Ох, да ну на хрен! Ну сколько же можно?!
Собравшись с силами, покидаю спальню.
– Подвезти тебя на работу? – папа выскакивает с этим вопросом из-за угла в коридоре, словно только меня и ждал. – Мне как раз в администрацию нужно.
– С утра пораньше? – смеюсь сипловато. Как-то же нужно вытолкнуть эмоции. Меня триггерит, что родители снова пытаются лезть в мою жизнь, но я пытаюсь этого не показывать. Знаю, что сухая уверенность и спокойная категоричность действеннее. – Пап, прекращай, – в голосе появляются предупреждающие нотки. Поправляя перед зеркалом повязанную на шее белую косынку, нахожу в отражении багровое, как мое платье, лицо отца и задерживаю на нем автократический взгляд, которому у него же научилась. – Не вздумай вмешиваться, – предупреждаю достаточно жестко. – Со своей жизнью я разберусь сама.
– Да я и не собирался… Кхе-хе… – выдает отец хрипло, смущенно и явно раздраженно. – Правда ведь по дороге нам…
 
– Спасибо, – перебиваю его негромко, но твердо.
Еще один беглый взгляд, и я, не прощаясь, покидаю квартиру.
Честно признаться, рассчитываю на мягкое вхождение в зону турбулентности. Приезжаю в офис намного раньше положенного времени. Делаю кофе и занимаю рабочее место, намереваясь просидеть за работой минимум до обеда.
Но…
Нечаев собирает совещание отдела.
Едва эта новость добирается до меня, цепенею. Уставившись невидящим взглядом в экран монитора, даже моргнуть неспособна.
Бах-бах-бах­-бах-бах-бах-бах… Удары сердца не просто оглушают.
Они парализуют работу нервной системы, вызывая в моем организме какой-то глобальный катаклизм. Они превращают мои внутренности в фарш. Они размазывают по ребрам бушующие эмоции. Они в физическом смысле меня убивают.
Прижимая к груди задрожавшую ладонь, медленно двигаю ресницами. Натужно вдыхаю кислород. И быстро смахиваю выкатившиеся из глаз слезы.
– Ты в порядке?
Сочувствие, которое проявляет Алла, и дает мне силы собраться.
Ненавижу всякого рода жалость! А относительно Нечаева она и вовсе хуже средневековых пыток.
– Конечно, – выдыхаю и принимаюсь спешно собирать разложенные по столу документы.
Поставив листы боком, якобы с целью выровнять, громко стучу.
Марина-Арина, замерев на мне взглядами, на миг теряют нить разговора.
– Ноги моей не будет там, где меня не ценят, – продолжает одна из них в какой-то момент. – Ни за какие деньги.
– Да-а-а, – подобострастно поддерживает вторая. – Ты права, Арин. Молодец. Горжусь тобой, дорогая.
– Спасибо, Марин, – жеманничает «дорогая». – Я потому ей так и сказала… Дескать, подумаю. Посмотрю по вашему поведению.
– По вашему поведению! Конечно, Арин! – подхватывает гениальную мысль верная подруга.
Господи…
Трясу головой, чтобы отключиться от этой волны.
Каждый раз, когда слушаю этих кукушек, в моей голове, как сказал бы старый Ян, вступают в процесс размножения дрозды. Хотя он, конечно же, сказал бы откровеннее.
Боже мой… Ян!
Я же совсем не готова с ним столкнуться!
Но выбора нет.
По пути в конференц-зал разговариваю с Риммой Константиновной, которая в предвкушении встречи со своим любимым начальником вся раскраснелась, разулыбалась, глазами заискрила… Черт возьми, буквально расцвела! Разговариваю с ней, даже смеюсь, но уже в дороге чувствую, как сгорает воздух в моей атмосфере.
Некоторые факторы я контролировать не могу, как бы ни злилась.
Господи… Надеюсь, что я… Что я не выгляжу так же взбудораженно, как Римма Константиновна.
На пороге конференц-зала сердце замирает.
Вдох. Выдох.
Отсрочка.
Нечаева пока нет.
Присаживаюсь, выбирая самое дальнее от трибуны место. Угловое, чтобы не встречаться даже искоса взглядами. Уже кладу перед собой планшет, как вдруг появляются неразлучные Марина-Арина и вынуждают меня подвинуться. На место во главе длинного стола.
Поменяться с кем-либо не успеваю.
Хлопок закрываемой двери. Резкий обрыв разговоров. Решительные шаги.
Боже…
Задыхаюсь.
Кажется, в образовавшейся тишине это способен слышать весь зал.
Я не могу поднять взгляда, даже когда Ян Романович здоровается и беспристрастным тоном зачитывает план собрания. Уставившись в планшет, делаю вид, будто вношу какие-то важные пометки.
– Главный вопрос на повестке – оптимизация себестоимости производства, – высекает Нечаев тоном, лишенным каких-либо эмоций.
«Хочу, чтобы ты отдала все, что забрала…»
Голос, конечно же, узнаваем. До дрожи, вашу мать. Слышу его, и сквозь мое тело электрические разряды проносятся.
«Если меня не закроют, Ю, я буду тебя трахать…»
И все же… В реальности и в моей памяти будто два разных человека звучат. По тому жесткому деловому тону, который я слышу сейчас, в жизни не скажешь, что внутри этого мудака бушуют хоть какие-то страсти.