Милосердие (СИ)

— О, договорились, мистер скорострел, — Кросс с улыбкой вскидывает брови, делая большой глоток.
— Ниган!
Но мужчина продолжает вдумчиво читать, не обращая внимания даже на поставленную перед ним тарелку. Граймс отодвигает стул перед девушкой, раскладывает приборы и полупустые банки с джемом. Ему странно слышать голоса Карла с Энид вместо беспечной болтовни Нигана. Рик чувствует, как на него давит эта многозвучная суета, ему непривычно, почти тягостно наблюдать за детьми, за возней Карла с книгой, за медленным, едва ли не насильным пережевыванием Ниганом утренней пищи, за морщащей нос от молока Энид; даже лимонный сироп, медленно расползающийся по пухлому блину, и тот заставляет Рика сжимать челюсть.
Все так же, как когда-то, подростки одновременно встают из-за стола, гремят стулья, посуда. Они торопливо прощаются, Энид поддразнивает Карла и они легко толкают друг друга плечами по пути к двери. Кажется, их совсем не заботит взрослая жизнь, не сейчас, когда можно просто нарезать круги вокруг школы, оттягивая встречу с преподавателем химии и заблаговременно пряча комиксы в толстом атласе. Карл распахивает створку, пропуская девушку вперед. Перед тем, как захлопнуть дверь, он бросает взгляд на Нигана, но тот лишь небрежно отдает честь, так и не оторвавшись от чтива.
Когда дом пустеет, Рик делает свободный вдох. Звоночек велосипеда, резким отголоском ворвавшийся в приоткрытое окно, не заставляет его вздрогнуть. Мужчина медленно опускается на стул напротив Кросса и давит пальцами на раскрытую книгу — она мягко ударяется корешком о столешницу. Внимательные каре-зеленые глаза смотрят на него поверх очков; стекло ловит блик.
— Ты не опаздываешь на смену?
— С какого момента ты диктуешь адвокату линию защиты?
— Разве результат тебя не устраивает?
— Ниган.
— Что конкретно стало для тебя сюрпризом? Больная дочурка? Отсутствие счетов от Аарона? Или, может, тебя так взволновала хренова жена?
— Бывшая жена, — Рик поправляет его чисто механически, опуская взгляд на сцепленные в замок пальцы.
Он знал, что его ребенок уже давно должен был начать говорить и ходить — в том же возрасте Карл опережал Джудит по всем фронтам. Однако чего Граймс не знал, так это насколько большой была заминка в развитии дочери: он ни разу не читал книг по педиатрии и уж точно он ни разу не задумывался о том, что конкретно заставляет ребенка говорить и ползать. С Карлом все это произошло само собой, естественно: в один прекрасный день мальчик пролепетал «па», а когда Рик случайно дернул его за пятку, тот неумело пополз вперед и с того момента просто не останавливался, стирая колготы до состояния тряпки. Все детские стулья в доме были опрокинуты, а после водружены на место — это оказалось для маленького Карла чем-то сродни ритуалу, когда он научился сидеть. Первые шаги тоже случились сами по себе: ребенок едва не свалился с лестницы, совершив торжественный шажок в сторону вернувшегося со смены отца.
И только то, сколько раз за это бесконечно долгое слушание было произнесено «больна», «не здорова», «ненормальна», «у нее проблема», только это вместило в его голову реальность. Осознание давалось с трудом. Казалось, прокручивая в памяти все сказанное чужими ртами, Граймс вздрагивал от каждого слова, что относилось к его дочери. Он не мог поверить тогда, не мог переварить это. Ему было слишком сложно заставить себя проглотить это знание, и лишь Ниган, словно заботливо похлопывающий по спине и зажимающий рот вместе с носом, заставил его подавиться этой горькой пилюлей. Он-то сразу все понял, сразу заметил, что ребенок не в силах связать и пары слов, что у девочки нет никакого желания переставлять ноги, нет интереса ко всему происходящему — она реагировала лишь на то, что появлялось перед самым ее носом и нервничала, если это что-то пропадало. Как будто не могла увидеть мир за пределами своей люльки? Слишком спокойная и отстраненная Джудит с ее бессвязным лепетом и вялым движением пухлых рук, что уже должны были потихоньку терять младенческую полноту — она не походила на существо, что жадно цепляется пальцами за все новое и незнакомое.
 
От Рика ускользало не только это: он никогда не встречался с Бобом Миллером — педиатром, выступившем на суде. Точно так же он не передавал Аарону медицинские справки Джудит, что всегда лежали в ящике с документами. Он и слова не сказал адвокату о проведенных порознь с дочкой праздниках. Семейный бюджет, некогда практически опустошенный судами и выплатами жене, постепенно ширился за счет полученных премий, званий, регалий, компенсаций за ранения и… Нигана. Судя по всему, терапевт негласно подписывал все чеки от Аарона, который брал за свои услуги немалые суммы — теперь Граймс ясно понимал, почему он стоил дороже остальных.
Рик и не заметил, как деньги стали откладываться словно сами по себе: ремонт и все остальное оказалось куда более осуществимым, когда из ежемесячных трат Кроссом был вычеркнут суд. Рик не знал, сколько зарабатывает Ниган, а тот, судя по всему, был в курсе всех дел Граймса, в том числе и финансовых. Не то чтобы Рик не мог позволить себе новый костюм, однако он никогда бы не дошел до мысли, будто подобная вещь должна быть выполнена с кропотливо снятых мерок, аккурат из самолично выбранной ткани и именно той расцветки, какой бы захотелось будущему владельцу. И пусть столь безапелляционное вмешательство вгоняло Граймса в состояние шока — он никогда не чувствовал столь явно, что контроль теперь в руках другого человека — однако он никак не мог избавиться от ощущения опеки. Ниган поместил его в кокон, запеленал, будто чересчур буйное животное, которое противится банальному уколу, что, возможно, спасет ему жизнь. Этот человек играючи узнавал все, чего хотел и так же играючи он складывал жизнь Рика подобно конструктору. Ему не составляло труда переставлять все части так, как ему заблагорассудится, ведь он прекрасно знал название и место каждой. Ниган… он что… повсюду?
— Ну так что, Рик? Ты действительно хочешь знать, в какой момент проебался? — терапевт откидывается на спинку стула и принимает удобную позу, предчувствуя долгий разговор. Граймс переводит взгляд на его длинные закинутые друг на друга ноги.
— Почему ты не сказал мне сразу, что Джудит… что с ней что-то не так?
— Ты, верно, издеваешься? Рик-Рик, сколько ты помнишь? Диазепам уже давно прекратил действовать, так что можешь детально пересказать мне события вчерашнего дня. Ведь вчера у нас был чертовки продуктивный день!
— Я… — Голос срывается на хрип. Граймс напряженно морщит лоб, фокусируясь. Все мелькает обрывками: он хорошо помнил только утро. Перед глазами застыли чужие пальцы, которые с легкостью могли выбить из него остатки воздуха и вместе с тем ловко повязать галстук. Отчего-то он помнил именно их, с фотографической четкостью, от ногтей до вытянутых фаланг. Слова Аарона, ремарки педиатра, грохот судейского молотка и несладкий кофе — все это вычленялось из мешанины воспоминаний едва ли не насильно. И чем скорее вчерашний день превращался в вечер, тем более блеклыми становились ощущения. Лори — а дальше ничего определенного, как будто он пытается вспомнить незнакомые предметы, которые видел лишь размытыми очертаниями.
— Об этом я и говорю, Рик. Знаешь, что произошло? Ты охренеть как обосрал свои штаны, когда речь зашла о том, что твоя ненаглядная девочка больна. А что происходит в такие моменты с Риком Граймсом? Правильно, — Кросс небрежно щелкает пальцами, — он слетает с катушек. Потом на горизонте замаячила твоя женушка — о-о-о, а эта дамочка умеет вывести тебя из себя — и ты окончательно потерял контроль, Рик. Теперь до тебя дошло, почему ты ничего не помнишь? Потому что ты едва не грохнул Лори прямо там, в местной забегаловке, под бурные овации восхищенной публики.
— Что я сделал? Я… ударил ее?
— Как я могу позволить такому произойти? Боже, Рик, — голос Нигана становится ниже. Мужчина вытягивает из пачки сигарету и закуривает от спички, после смахнув огонек плавным движением. — Нет, Рик, ты ее не ударил, ты сидел очень смирно, моя послушная детка. Единственное, что ты сделал, так попытался в своей дерьмовой манере выяснить, какого черта Лори не доглядела дочурку. Хотя, знаешь, тебе и самому пора бы уже прекратить ебаться в глаза. Единственный, кому действительно нужен этот ребенок — это ты. И именно ты практически потерял его.