Ты вернешься!
Глава 5
Наши дни– Как давно вернулась Эрин? – процедил я сквозь зубы, глядя на троицу чистокровных уродов, брошенных на пол к моим ногам, словно куски жалкого дерьма, коими они и являлись по моему мнению.
Изрядно потрепанные, обнаженные, в широких серебряных ошейниках, препятствующих их обращению для исцеления, они, скрючившись, валялись на каменном полу моего подвала, пачкая его своей кровью. Тридцать саргов Курта попытались совершить победоносную вылазку возмездия на нашу территорию и наверняка надеясь освободить кого-то из уже пленненных нами своих, но мы-то были готовы к такому. Правда, захватить живьем удалось только этих троих, остальные предпочли погибнуть в драке. Но я не тот, кто станет сожалеть о них.
– Для тебя она прима, и никак иначе, ублюдок, – извернувшись, один из пленников зыркнул презрительно мне в лицо одним глазом на опухшем и окровавленном лице, второй-то у него заплыл полностью. – И не твое ублюдочное дело когда и куда она передвигается.
Я всмотрелся в него внимательней, не стесняясь придавить ментально, но сученыш и не подумал отвести прямой взгляд, хоть его и затрясло слегка от усилий, тогда как двое других скрутились и тихо заскулили. Лет по тридцать, юнцы еще совсем, учитывая скорость развития и срок жизни хранимых Луной, и бойцы, учитывая это, еще не очень, вот и попались. Странно даже, что Георг отправил их против нас, обычно Курта предпочитают хорошенько натаскать своих щенков, прежде чем позволить встать в строй действующих саргов.
– Малыш, ты даже не представляешь насколько это моё дело. Когда-то ваша драгоценная прима ой как любила подвигаться, объезжая меня.
– Ты лжешь! Как смеешь ты… – не смотря на свое состояние, мальчишка взвился с пола и бросился на меня, попытавшись вцепиться в глотку даже в человеческом обличии. Надо же, а он быстрый. Очень.
Никаких кандалов, кроме ошейников против оборота на пленниках не было, какой в этом смысл, если я легко справлюсь с каждым и тремя разом, даже будь они в хорошей форме. И еще это способ унизить чистокровных заносчивых засранцев, продемонстрировав, что тут никто их всерьез не воспринимает.
Я легко перехватил атаковавшего мальчишку, запустил частичную трансформацию, меняя только руку в когтистую конечность, и сжал его горло, поднимая над полом. Он забился, пытаясь достать меня ногами и разодрать толстую шкуру на удерживающей его руке ногтями, вытаращившись не только от удушья, но и от изумления.
– Да, щенок, ваши разведданные не лгут – я и мои лучшие бойцы способны к частичной мгновенной трансформации по собственному желанию, в отличии от большинства вас, чистокровных кусков дерьма, – ухмыльнувшись, отшвырнул парня к стене, он гулко врезался в нее, упал, но тут же снова встал, хоть и шатаясь, упрямо попер на меня снова.
Хм, надо же какой упертый. И зыркает так… бешено, отчаянно, дерзко до безумия, а у меня при этом чем дальше, тем мощнее внутри не агрессия вызревает, а торжество неясное растет. Как будто это его упрямство – повод для моей гордости. Может получиться его к нам переманить? Хотя… нет, это же чистокровный выкормыш Курта, для него такие, как я и мои бойцы и соратники, не ровня, и это мягко выражаясь.
Позволил мальчишке практически врезаться мне в солнечное сплетение упрямой башкой, пытаясь сбить с ног, в последний миг сместился и, схватив его за длинные светлые патлы, рванул, открывая для себя его горло. Поддаваясь абсолютно необъяснимому импульсу наклонился и прижался носом к участку чистой, не окровавленной кожи, вдохнул запах. И уловил в нем те самые, присущие только ей, Эрин отзвуки, отчего опять внутри все всколыхнулось и разбушевалось штормовым океаном, а снаружи всего как заморозило. И этого мгновения было достаточно для того, чтобы юнец опомнился и врезал мне в лицо кулаком, заставив отпустить. Боли я не ощутил – ее смыло потоком лютой ярости от осознание – от этого чистокровного пахнет Эрин. Запах въелся буквально в его кожу, что говорит о близости, причем не краткой и однократной, нет. Метнувшись вперед, я ударил его в грудь, наверняка сломав парочку ребер, сбил с ног, уронив лицом в пол, прыгнул на спину наваливаясь и заставляя заорать от боли, снова сгреб и натянул светлые патлы, едва сдерживаясь от потребности вырвать из шеи зубами кусок вместе с бешено пульсирующей там артерией и залив тут все его кровью.
– Ну надо же, а красотка Эрин теперь предпочитает мясцо помоложе, да, малыш? – зарычал я ему в ухо. – Приму свою потрахиваешь, оттого и борзый такой, а?
– Заткнись, тварь ублюдочная! – захрипел и забился, невзирая на боль, подо мной мальчишка. – Не смей ее даже касаться языком свои поганым!
– О, ну надо же, ты у нас смелый такой потому что по жизни отважный или в нее настолько влюблен, а, малыш? Разве не в курсе, что вы, фаворитики для примов ваших не больше, чем временная секс-игрушка? Вас пользуют по мере необходимости, а как надоест – меняют.
– Пошел ты! Ничего не знаешь, дворняга паскудная!
– Чего же это я не знаю, а? Думаешь значение имеешь для вашей сучки Эрин? – желание пустить ему кровь становилось все невыносимее, а беспощадно вгрызающиеся нотки аромата вероломной гадины, исходящие от кожи мелкого гаденыша усиливали его настолько, что клыки поперли сами собой. Никогда и никто, кроме меня не имел право носить на себе ее аромат, никто и никогда! – Уверен, что ты так хорошо ее трахаешь, что она хоть всплакнет по тебе? Ошибаешься, жалкий ты сученок, она просто приблизит к себе другого трахаря, а твоего лица и не вспомнит через считанные дни. Но не переживай, я о тебе ей напомню, принесу на порог твой труп и посмотрю, проронит она хоть одну слезинку.
Любовник женщины, сожравшей мое сердце, отчаянно и молча бился подо мной, но силы не равны, и клыки уже прорвали его кожу.
– Нет, Дикий! Не тронь его! – закричал один из пленников, в то время как второй зашипел на него змеей. – Он не фаворит примы. Ее сын!
Его вопль прорвался сквозь почти сплошную багровую пелену перед моими глазами, и от мальчишки меня будто пинком великана отбросило. Очутившись на ногах, я тряхнул башкой и тут же на полу между двумя пленниками закипела ожесточенная схватка. Прежде чем я решил вмешаться, тот, что оглушил меня своей информацией, оказался под вторым юным саргом и схлопатал просто чудовищный удар лбом в переносицу. И еще, и еще, захрустели кости, хрип, бульканье. Я отшвырнул нападавшего к стене и кинулся снять с раненного ошейник, пусть еще поживет и расскажет мне кое-что. Мои пальцы скользили по крови, юнец бился в конвульсиях, мешая мне нажать нужные руны на замке, и когда ошейник наконец разомкнулся, сил на спасительный оборот у него уже не осталось.
– Чистокровные мрази, вы ведь даже своих не щадите, только бы угодить своим проклятым примам, да? – презрительно сплюнул я, столкнувшись с самодовольным взглядом убийцы. – Что, предпочел бы, чтобы я убил это отродье Эрин, нежели бы смог использовать против нее?
– Любой из Курта предпочел бы это, – огрызнулся он.
– Ну так почему же сам мальчишке глотку вовремя не вскрыл, а? Все равно ведь тебе теперь не жить. Что, принципиально чтобы я это сделал? Или просто кишка тонка, и сыночка примы не подюжишь даже раненого? – но теперь боец прикусил язык и только жег меня презрительным взглядом.
– Дрон! – крикнул, и дверь в подвал сразу распахнулась. – Телефон мой дай.
Старшой команды, изловившей этих трех птах чистокровных, вышел и сразу же вернулся, подал мне гаджет, пока я стоял и смотрел на сына Эрин. Он откатился к стене и попытался встать, но с глухим стоном рухнул обратно. Я его видимо серьезно помял, как бы тоже не сдох.
– Эй, золотой ребенок глянь-ка на меня! – позвал я насмешливо, и только он вскинул голову, чтобы отгавкнуться, сфотографировал и отдал распоряжения Дрону. – Блондинчика этого отсюда забирайте, в отдельную камеру сажайте. Ошейник снимите, пусть оклемается и не мните сильно больше, только если борзеть станет. Дайте воды помыться и пожрать, чтобы быстрее восстанавливался. Он у нас вероятно крайне ценный пленник, если, конечно, его бессердечная мамаша не срать хотела и на собственное отродье так же, как на любовников.