Сдайся (СИ)

Яркий свет вдруг рассыпается, как стекляшки в калейдоскопе, а слова шумят отдельными невнятными звуками, которые сквозь звон в ушах невозможно разобрать. Последнее что я чувствую, прежде чем отключится - лёгкий цветочный аромат женских духов. 
Катмен(1) - человек ответственный за устранение повреждений бойца в перерывах между раундами.
Вызов
Марта 
В уютном полумраке комнаты витает шлейф уже привычного лекарственного запаха, нестерпимо хочется от него избавится. Он давно успел пропитать не только мои собранные в небрежный пучок волосы, но и немногочисленную мебель, и стены. Надоедливо впитаться в шторы и постельное белье, на которое я покусилась лишь с краю, устроившись на нем локтем, подпирающим голову. 
От запала проявить себя сестрой милосердия остаётся мизерный пшик, но упорная жажда доказать Лёше, что я могу быть нужной, пересиливает желание отмыться от гнетущей обстановки. 
А ведь бросить Лёшку, и поехать домой приводить себя в порядок, мне не позволяет недремлющая совесть. Всё и так по большей части из-за меня. Явись я в клуб с привычным опозданием, мы не пересеклись бы, и Ринат подобной игры с чужой жизнью не затеял, просто не просек бы наших взволнованных взглядов. 
Чувство вины въедливо грызет уже несколько часов кряду, не давая ни забыться, ни простить себя. А игривый блик заходящего солнца, что проникнув сквозь щель, неплотно задернутой шторы, играет на припухшей части Лешиного лица. Издевательски окрашивая багряными красками бледную кожу, дразня напоминанием о случившемся. 
Сейчас Лёша спит спокойно, ровное дыхание и лёгкое посапывание действует на меня убаюкивающе, напоминая о недосыпе. Отяжелевшие веки, налитые усталостью постепенно слипаются. Тягучая дрема без спроса затекает в сознание и обволакивает мысли, давая сигнал к отдыху. Я зеваю, проваливаясь ненадолго во что-то мягкое и тёплое, источающее совершенно другой запах. Еле ощутимые нотки зелёного яблока перекрещенные с мятой, и чем-то особенно меня волнующем. Мне кажется, что моей макушки ласково касаются мужские губы, то ли вскользь с благодарностью, то ли мимолетно по чистой случайности. 
Сон слишком поверхностный, неглубокий, чтобы я распознала лёгкую возню рядом с собой. 
– Ты что ещё не свалила? – без прелюдий, с особым удовольствием начинает мне хамить Лёшка, приподнимаясь на локтях. 
– Ждала пока пошлёшь, не люблю уходить по-английски. 
Тянусь к подушкам, чтобы поправить их и помочь подопечному занять более удобную позу, но он тут же зло пресекает мою инициативу. Ладонь покалывает от хлесткого удара, но на удивление слёзы не просятся, хотя очень обидно получить ни за что. 
– Я не инвалид, обойдусь без тебя, – вырывается полный ледяной ярости голос, заглушая едва приметный стон. – Ты как гудрон. От тебя не избавиться и не отмыться. 
Сцепив зубы, заставляю себя сдержать поток всех желчных ответов на его агрессию. Приятнее будет молча наблюдать за тем, как его гордая задница усядется без посторонней помощи.
Лёшка настырно двигается к подлокотнику, всё же умудряясь каким-то чудом уложить подушки у себя за спиной, таким образом, чтобы не приходилось горбиться и страдать от дискомфорта неудобной позы. 
–  Я здесь, потому что обещала Вове присмотреть за тобой, – вру, не краснея, мысленно радуясь возможности растворить предательские эмоции в полумрачной обстановке. Скоро наши глаза привыкнут и тогда рассмотреть мельчайшие изменения мимики будет очень просто. – Тебе необходим покой… 
– Рядом с тобой мне светит только вечный покой, но я не из пугливых. Я скорее брезглив, – кривится, то ли показывая всем видом степень отвращения ко мне, то ли страдая от боли, которая мучила его все прошедшие сутки. – И не выношу вранья. Так что возьми с полки пирожок за заслуги перед Красным крестом и топай домой. 
– А я никуда не пойду, ясно? – с вызовом вздернув подбородок в ответ на Лешкины зло сощуренные глаза, продолжаю буравить его взглядом. Это не игра и не блажь, а банальная усталость. Доказывать хоть что-то я бессильна. – Я не спала больше суток, я устала. А терпеть твои оскорбления мне уже надоело. Так что либо держи язык за зубами, либо будешь потом держаться обеими руками за унитаз, когда я в бульончик тебе слабиленчика добавлю, – чисто импульсивным движением сдергиваю одеяло, а Лёше в нынешнем положении едва ли хватает проворности, чтобы противостоять. Лишь протестующий вопль разрезает напряжённый воздух между нами. 
 
– Что ты делаешь? – он удивленно вскидывает бровь. 
Адресованный мне вопрос, я задумчиво пропускаю мимо ушей, расстегивая молнию на платье. Освобождаюсь от тени струящегося шёлка, представ перед ошалевшем зрителем в одном белье. 
Я почти физически ощущаю его интерес, с которым он бессовестно скользит от щиколоток всё ещё окутанных красной тканью платья вверх. Вдоль бёдер, заостряя внимание на кружеве, будто фантазируя, как я выгляжу без него. Нехотя поднимая зелёные глаза, сверкнувшие неугомонным вожделением, таким ярким, почти одержимых, что я вдруг ощутила ответный жар. 
Он зарождается на губах, словно от неистовых поцелуев, на грани нетерпеливых покусываний и боли.
Спускается к груди, томительно согревая сердце, изголодавшееся по настоящей любви.
И наконец, достигая живота, разливается вниз таким сладким возбуждением, что я хочу поделиться им с Лёшей.
Ложусь к нему в постель, принимая молчание за знак согласия провести жаркую ночь, или, вечер, а может день. Да какая сейчас разница. 
Кофе угостите? 
Лёша 
Уснуть не получается, в отличии, от Марты, которая сразу же засыпает, едва коснувшись подушки. Без стеснения прижавшись ко мне не только своей спиной, но и упругими ягодицами, совершенно неприкрытыми бельём. 
Крошечные красные стринги хоть и остаются на ней предупреждающим знаком, что чужое лучше не трогать, но по большому счету не так уж и смогут остановить меня. А вот бархатистая кожа, дразня прикосновениями, стирает и без того хлипкие грани между взять несмотря на последствия и перебороть желание для своего же блага.
Чёрт бы её побрал искусительницу, ёрзающую рядом, источающую тонкий аромат парфюма и бешеной сексуальности! Но при всей силе воли, отрешено пялиться в потолок удаётся из рук вон плохо. Эти самые руки так и просятся в бой, до покалывающей судороги в пальцах, которые хотят с остервенением сминать девичьи бедра, грудь, брать без остатка и отдавать без сожаления.
Во мне кипит столько чувств, эмоций и желаний, что они, не находя выхода, попросту начинают сжигать меня изнутри. 
Я понимаю, что Марта просто со мной играет, вынуждает на какие-то действия, но к сожалению, или счастью я слишком слаб, чтобы играть в подобные игры. Да и итог, грозит нам обоим чем-то драматичным. И если я могу выдержать любой удар судьбы, то для Марты покровительство Шорохова слишком важно. То ли привязанность к тугому кошельку в разы крепче, то ли для неё их отношения нечто необходимое, заставляющее её с преданным блеском в глазах смотреть на своего избранника.
Прокручивание в голове одних и тех же тревожных мыслей не способствует сну, а присутствие под одеялом объекта моего навязчивого вожделения, добавляет бодрости во всем теле. А в особенности в паху. 
Спать вместе с кем-то мне непривычно, я стараюсь не доводить свои знакомства и свидания до совместного утреннего пробуждения.
А сейчас впервые в жизни хочется удержать в объятиях желанную девушку, зная наперёд, что она ускользнет при первой же возможности, как исчерпает весь резерв благодеяния. 
Может, только на короткое мгновение трепетом в душе откликается возможность быть вместе с Мартой, но я безжалостно стряхиваю наваждение, откидывая его в сторону вместе с одеялом. 
 
Осторожно, чтобы не задеть Марту, встаю с дивана, возвращая одеяло на место, прикрывая все аппетитно выставленные на показ части тела. Иду на кухню, почти на ощупь, сдерживая болезненный стон, когда натыкаюсь на дверь, оставленную открытой не до конца.