Грабли (ЛП)

Это означало, что за Свэвеном был кто-то еще, как я и предполагала.
Второй кто-то.
Фрэнк.
Мне нужно было покончить с этим и вернуться домой.
"Когда Рик начал преследовать ее?"
Я хотела знать, когда все это началось. Мама бросила на меня виноватый взгляд.
"Ну..."
"Ну?"
"До того, как она забеременела", - призналась мама, ее плечи обвисли, когда она пыхтела над своей сигаретой. "После смерти твоего отца я с помощью Рика пыталась выяснить, есть ли какие-то препятствия, которые могут помешать тебе жениться на Луизе. Он сказал, что ты был неравнодушен к этой Пенроуз. Так что мы попытались вытеснить ее из картины".
"Очень стильно".
"Мы будем говорить о том, что будет со мной и твоей сестрой теперь, когда ты официально решил нас подвести?" Она надулась. "Потому что эта история с Эммабель не была неспровоцированной. Ты должна понять мою точку зрения. Ты собираешься спустить состояние семьи в канализацию, чтобы сделать замечание своему отцу".
"Нет, я собираюсь спустить семейное состояние в канализацию, потому что к нему прилагается условие, на которое никто не должен соглашаться. И еще потому, что я люблю другого и отказываюсь жертвовать своим счастьем ради того, чтобы ты и Сиси могли ездить на шикарных машинах и ежемесячно отдыхать на Мальдивах".
"Девон, будь благоразумна!" Она затушила сигарету, дым все еще вырывался из ее губ, когда она бросилась ко мне. Казалось, она пыталась одновременно проявлять жесткую любовь и унижаться, что создавало довольно странный разговор. "Ты сжигаешь наследие! От тебя останется только титул".
"Меня тоже не очень-то волнует титул", - проворчал я.
"Как ты смеешь!" Она ударила кулаками по моей груди. "Ты иррационален и мстителен".
"Я пыталась быть разумной. Но с вами невозможно рассуждать. Ты сама по себе, Урсула. Если тебе нужны деньги, иди и зарабатывай их, а еще лучше - найди жалкого муженька, который согласится на тебе жениться. И на этой ноте, вот честное предупреждение: если ты еще хоть раз попытаешься навредить матери моего ребенка, я тебя прикончу. Я говорю это буквально. Я покончу с твоей жизнью, какой ты ее знаешь. Передайте это сообщение Сиси и Дрю тоже. О, и моей любви, конечно". Манеры есть манеры, в конце концов.
"Ты не можешь так поступить с нами". Она упала на колени, обняв меня за лодыжки. Начался водоворот. Я уставился на ее затылок со смесью раздражения и отвращения. "Пожалуйста, Девон. Пожалуйста. Женись, а потом разведись с Луизой. Хоть ненадолго... Я... я... я не смогу выжить! Я просто не смогу".
Я стряхнул ее прикосновение с себя, отстраняясь от ее объятий.
"Если ты не хочешь, это не мое дело".
"Ты знаешь..." Она подняла голову, ее глаза сияли безумием, гневом и отчаянием. Они были такими большими, такими маниакальными, что я подумал, что они выскочат из глазниц. "Я знала. В тот раз, когда он запер тебя в тупике и отключил электричество, чтобы насосы не работали... мы оба были в этом замешаны".
Отвращение поползло по моей коже.
Моя мать знала, что отец пытался убить меня все эти годы назад, и она была в курсе этого плана.
Все наши отношения, как я их знала, были ложью. Она никогда не заботилась обо мне. Она просто тянула время, потому что знала, что мой отец однажды умрет, и хотела быть на моей стороне, когда просила меня жениться на Луизе.
Я холодно улыбнулся и отошел от нее. "Считай, что завещание не выполнено. Ты теперь бедна, мама. Хотя, на самом деле, ты была бедной всю свою жизнь. Деньги ничего не значат в великой схеме вещей, когда у тебя нет никакой честности. Избавь нас обоих от проблем и неловкости и не звони мне больше. С этого момента я не буду брать трубку".
 37
Бель
Я чувствовала себя редкой птицей. Взрыв красок, высоких каблуков и возмутительных побрякушек, когда я тащила за собой чемодан из искусственного крокодила, пробираясь в пригородный дом моих родителей. Я чувствовала, как взгляды соседей греют мне затылок сквозь римские шторы и чуткие ставни.
 
Я была уверена, что в пригороде Бостона тридцатилетней бывшей тусовщице есть чем заняться.
К сожалению, я понятия не имела, чем именно.
Не то чтобы это имело значение. Я не мог отплясывать на вечеринке на крыше, пить до беспамятства (ну и жуть же ты, Бэби Уайтхолл) или даже побаловать себя походом по магазинам, который заканчивался так, как и должны заканчиваться все походы по магазинам - поеданием заказа сырных собачьих укусов Wetzel's Pretzels, пытаясь удержать равновесие на ста пятидесяти пакетах, ручки которых впивались в плоть моих предплечий.
Уэллсли не славился своими торговыми центрами и культурными достопримечательностями.
Да и вообще ничем, кроме близости к Бостону.
Но больше всего меня угнетало то, что я даже не хотела нюхать кокаин с рок-звездами в общественных туалетах или петь "Like a Virgin" в караоке-баре, пока мои друзья с упоением подхватывали, потому что я была кем угодно, только не этим. Я хотела отстойных, странных вещей. Например, уютно устроиться рядом с Девоном на его чертовом диване за восемь тысяч долларов (конечно, я искала его в Google. Что я, дилетант?).
Я хотела смотреть его скучные четырехчасовые документальные фильмы об экологичных пластиковых пакетах и слизнях-убийцах.
Я свернулась калачиком на кровати в гостевой комнате, когда папа постучал в мою дверь. Мамы не было дома - она теперь входила в комитет Ladies Who Lunch. Ирония, конечно, заключалась в том, что дамы вовсе не обедали. Они ели салаты без заправки и обсуждали серьезные темы, например, диету Дюкана или диету Zone.
Полагаю, он хотел узнать, общаемся ли мы по-прежнему.
Так и есть?
"Белли-Белль", - пел он. "Я ухожу на рыбалку. Как насчет того, чтобы присоединиться к своему старику? Свежий воздух и подслащенный чай со льдом не помешают".
"Пас", - пробормотал я в подушку.
"Да ладно, малыш". Я восхищался его способностью делать вид, что вчерашнего не было, и в то же время подлизываться ко мне из-за вчерашнего.
"Я сегодня занят".
"По-моему, ты не выглядишь занятым".
"Ты ничего не знаешь о моей жизни, папа".
"Я знаю все о твоей жизни, Белли-Белль. Я знаю о твоем клубе, о твоих свиданиях, о твоих друзьях, о твоих страхах. Я знаю, например, что ты сейчас несчастна, и это не может быть связано только со мной. Ты всю жизнь притворялась, что этого не было. Тебя что-то гложет. Позволь мне помочь".
Дело в том, что он не мог помочь.
Никто не мог помочь заблудшей Эммабель Пенроуз.
Эта лисица, которая заботилась не столько о сексе, сколько о близости. Я хотела узнать, каково это - принадлежать кому-то. Но не просто кому-то. Дьявольскому голубоглазому граблю.
"Фу, почему ты так одержим мной", - стонала я, заставляя себя слезть с кровати и волоча ноги по полу. Я влезла в пару daisy dukes, оставив их расстегнутыми из-за Бэби Уайтхолл, и накинула мешковатый белый топ с рюшами. Я не выглядела готовой к рыбалке, если бы не комплименты по поводу моих убойных ног, но вот мы и приехали.
Поездка до озера Вабан прошла в тишине, папа задавал вопросы о Девоне, работе и Перси. Я отвечала с энтузиазмом женщины, которой грозит смертная казнь, и с такой же живостью. Как только мы приехали, он арендовал лодку, погрузил в нее все свои рыболовные снасти и поплыл на середину озера.
В лодке я пожаловалась на свой ранний декретный отпуск от мадам Мейхем. Папа сказал мне, что работа отвлекает от жизни, а жизнь не отвлекает от работы, и что у меня неправильные приоритеты. Это звучало как неудачная вдохновляющая цитата Джона Леннона, но он так старался, что я не стала его за это ругать.