Грабли (ЛП)

Я отпираю входную дверь в нашу квартиру, счастливая от осознания того, что тренер Локен несчастен, где бы он ни находился сейчас в этом мире. Я снимаю кроссовки, сбрасываю рюкзак с плеч у двери и босиком прохожу через гостиную. С равиоли я разберусь через секунду. Сначала я пойду в туалет. Я все еще ненавижу ходить в ванную, чтобы пописать. Как будто у меня посттравматический стресс и я жду, что у меня снова случится выкидыш, хотя я знаю, что не беременна. Но как бы ни проходило время... как бы ни казалась моя жизнь поворотливой... Я не могу не ненавидеть Локена за то, что он сделал со мной. За то, что он сделал с моим телом. В моем сознании это произошло из-за того, как он взял меня. Это было так жестоко, так неистово... Я уверена, что он причинил какой-то ущерб.
Я прохожу мимо спальни родителей и замечаю, что дверь приоткрыта. Не удивительно, учитывая, что в доме всегда беспорядок, и у нас нет политики закрытых или открытых дверей. Я прохожу мимо нее, когда слышу тихий стон, который заставляет меня остановиться на месте.
Вот дерьмо. Они здесь.
Они здесь и занимаются сексом.
Это хуже, чем я думала. Их любовь не знает границ. Кто-нибудь, убейте меня.
Я поворачиваюсь, намереваясь на цыпочках вернуться на кухню и, возможно, помочиться в раковину, чтобы не слушать это дерьмо и не получать шрамы дальше, когда слышу голос отца.
"О, София".
София? Кто такая София?
Мою маму зовут Кэролайн.
Что за дерьмо?
Я прижимаюсь спиной к приоткрытой двери, заглядываю в щель, моргая, чтобы изображение сфокусировалось.
Мой отец лежит на кровати, а сверху на нем, спиной ко мне, лежит женщина, которая определенно не является моей матерью. Длинные рыжие волосы. Стройная фигура. Веснушки на плечах. Она сидит на нем верхом.
Папа изменяет маме.
Идеальная сказка, в которой я выросла, оказалась ложью.
Все мужчины - обманщики.
Все мужчины не заслуживают доверия.
Все мужчины - отбросы.
Я возвращаюсь к входной двери и выскальзываю из квартиры, поднимаясь по лестнице по трое на крышу здания.
Я не прыгаю, но не потому, что не хочу.
Только потому, что у меня есть незавершенная обида.
А папа? Я никогда его не прощу.
 34
Бель
За мной следили.
Я понял, что за мной следят, когда посмотрел в зеркало заднего вида и заметил тот же самый черный седан инкогнито, молниеносно выехавший из Бостона, скользнувший на шоссе и остававшийся на расстоянии четырех машин от меня, независимо от того, сколько полос я менял.
Не зная, кто это был - Фрэнк? Луиза? Мама Девона? Сам дьявол? Я решил сбежать от него.
Сегодня, похоже, был плохой день для того, чтобы умереть и быть похороненным в лесу.
Я некоторое время скакал по дорогам, чувствуя, как пот покрывает мой лоб, пока я пытался продумать план действий. Как мне избавиться от этой странной машины?
И тут меня осенило.
Я включил мигалку, чтобы повернуть направо в один из маленьких городков, примыкающих к Бостону, и терпеливо ждал в очереди машин. Мой преследователь сделал то же самое. Когда загорелся зеленый, я совершил ужасное (и я имею в виду чертовски ужасное) нарушение правил дорожного движения и продолжил движение прямо, не приняв вправо, и на скорости въехал на оживленный перекресток. Машины затормозили, мне злобно сигналили, но когда я оглянулся, то увидел, что черный седан остался далеко позади, застряв в море машин в адской пробке.
Я ехал, ехал и ехал, не зная, где окажусь.
И почему-то уже знал, куда поеду.
И все это в одно и то же время.
Впервые с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, я снова жила с родителями.
Я больше не могла обманывать себя. Оставаться в Бостоне в этот момент было равносильно смерти. С таким же успехом я мог бы прикрепить на лоб табличку "Я с дураками", указывающую на мой мозг.
Несколько человек хотели моей смерти. А я только что отдал свою душу дьяволу на шпильках.
Пора было залечь на дно, пока я не придумаю план действий.
 
Мои родители жили в месте, где сексуальная привлекательность отправлялась умирать, известном также как Уэлсли, штат Массачусетс.
Несколько лет назад мои родители с радостью объявили, что накопили достаточно денег, чтобы осуществить свою давнюю мечту - стать скучными пенсионерами, переехали из Саути и купили колониальный дом шалфейно-зеленого цвета с подходящей крышей, качающимся креслом на крыльце и красными ставнями.
Мы с Перси называли его пряничным домиком, но только один из нас с удовольствием приходил сюда каждое Рождество и разыгрывал шараду счастливой семьи.
"О, Белли-Белль, я так рада, что ты снова с нами, даже если обстоятельства не идеальны". Мама просунула голову через двойные двери на задний двор и извиняюще улыбнулась мне.
Сидя на краю бассейна, которым они так гордились, я погрузила ноги в воду, шевеля пальцами.
"Я уже говорила тебе, мама, все в порядке".
"Ничего не в порядке, если ты больше не можешь позволить себе свою квартиру".
Она вышла на патио, неся миску с арбузом, посыпанным свежим сыром фета и мятой.
Поставив ее на край бассейна рядом со мной, она провела рукой по желтой лайкре моего купальника, ее пальцы остановились на моем вздувшемся животе.
"Я переехала сюда, потому что мне нужно сменить обстановку, а не потому, что я не могу позволить себе аренду". Я выбрала красиво отрезанный кусок арбуза - квадратный и остроугольный - и сунула его в рот. Он был ледяным. "Все мои знакомые и их матери умоляли меня уйти от мадам Мейхем. Они считают, что если я целый день работаю на ногах, это вредно для ребенка".
Мама не знала, что за мной охотятся.
Она не знала о письмах.
Она не знала, что последние несколько недель я жила с Девоном.
Она ничего не знала.
Я сделал это, чтобы защитить ее.
Заставлять ее волноваться было бесполезно, почти жестоко.
И что-то еще скрывалось за моим решением поделиться с ней минимумом информации об обстоятельствах моей беременности. Я подозревала, что она не поймет.
Честно говоря, я не была уверена, что понимаю все, что произошло со мной в последнее время.
"Ты уверена, что все в порядке?" Она начала распутывать мои золотистые локоны от сережки, как она делала, когда я была ребенком. "Ты здесь уже несколько дней и до сих пор не сказала нам, почему именно".
"Разве девушка не может просто отдохнуть со своими родными?"
"Я не помню случая, чтобы ты не гуляла по ночам с шестнадцати лет".
Ну, мама, в том возрасте я многое делала, чтобы попытаться отвлечься от своей реальности.
Но тогда, шесть месяцев назад, я тоже была клушей. Я отвлекала себя в течение четырнадцати лет, пока Девон не вошла в мою жизнь и не заставила меня остановиться и внимательно посмотреть на то, во что превратилась моя жизнь.
Я затолкала еще один арбузный кусок между губами, наблюдая за черноглазыми сусанами на берегу бассейна, их стебли, как шеи, поворачивались, чтобы посмотреть на солнце, лепестки сверкали под солнечными лучами.
"Пойдем со мной на фермерский рынок. Ты познакомишься со всеми моими новыми друзьями по бриджу", - предложила мама.
"Черт возьми, мам, ты действительно продаешь мне это", - отмахнулась я, спрятав руки под попу.
"Давай, Белли-Белль. Я вижу, что у тебя что-то на уме".
"Видишь?" Я нахмурилась на свои пальцы ног. "Как?"
"Мать всегда может сказать".
Буду ли я знать, когда мой ребенок что-то почувствует, если он родился без каких-либо признаков? Мое нутро кричало бы мне, что что-то не так? Смогу ли я уловить эти предчувствия, как дым от огня, прежде чем земля под ногами опалится?
"Да", - сказала мама, словно прочитав мои мысли. Она положила руку мне на спину. Мне захотелось свернуться калачиком и заплакать у нее на коленях. Последние несколько месяцев настигли меня все разом, и теперь я была измучена.