Три побега из Коринфа (ЛП)
— Хорошо, тогда нужно будет сказать Городскому Совету, он стоит что сто пятьдесят драхм. Разве это не так? Разве ремонт не может стоить сто пятьдесят драхм?
Офицер быстро согласился.
— Если я потерял огромную сумму в сто пятьдесят драхм, как я могу отказаться от пленника, цена которого как раба может принести мне доход, по крайней мере, покрыть часть нанесенного ущерба.
Больше говорить было не о чем. Такой ответ получили городские стражники. Они сообщили об этом Городскому Совету. Но, на этом дело не закончилось.
Власти сообщили Даматриону, что если он захочет кого-нибудь найти для оплаты своих расходов, то семья поджигателя - его мать и брат все еще находятся в тюрьме; эти люди теперь никому не принадлежат, потому что они были выкуплены, поэтому Даматрион может забрать и продать их для погашения своих расходов.
Однако Диосса он должен передать стражникам из-за чувства праведной мести, так как большая часть горожан требует этого. Даматрион был необычайно доволен этим ответом. Он сразу же отдал приказание вывести несчастного карийцев из темницы, и безжалостно присоединил их к группе своих рабов, но... но он все же не передал Диосса стражникам. Он позвал Антениона и посоветовавшись с ним, ответил, что расходы на ремонт корабля все равно намного выше, чем первоначально ожидались, и что они составляют сто восемьдесят драхм и что старая мать и ее маленький сын вместе с ней не составят и половины этой цены, так что Диосса он отдаст только в том случае, если город заплатит ему за него. В противном случае он отказывается, потому что Даматрион пострадавшая сторона, и кроме того он и так много жертвует на благо известного города.
И снова вопрос не был решен. Достойные коринфские аристократы, движимые благородным желанием наказать поджигателя и дешево предоставить народу захватывающее зрелище, не собирались так легко отступать от своих намерений. Их возмутила алчность Даматриона, но внезапно их просьбу поддержал другой торговый магнат, Хореон.
Знаменитый богач, наконец, вернулся из поездки и сразу же же узнал о смерти Терпноса и обо всей история с Полиникосом. Он пришел в ярость. Мысль о том, что ненавистный противник во второй раз выскользнул из его рук, не давала ему покоя. Если он не мог поразить своего недруга, то он захотел, хотя бы наказать его друга, это было понятно. Поэтому без колебаний он встал на сторону Городского Совета и поддержал их просьбу.
Даматрион был поражен. Он боялся Хореона больше, чем всего Городского Совета вместе взятого. Однако он все еще не сдавался. Жадность не позволяла ему этого сделать.
Он не отказывался прямо, а решил затянуть дело. Он знал, что через несколько дней прибудет первые финикийский невольничий корабль. Он решил подождать их прибытия и продать Диосса финикийцам.
Тогда пусть почтенные городские власти ищут своего злостного поджигателя на финикийских рынках, а у него, у Даматриона, останутся деньги, и их у него больше никто не заберет. Он продаст не только Диосса, но и всех крийцев, чтобы на них больше никто не претендовал, и, наконец, все успокоятся. Так решил благородный Даматрион и терпеливо ждал. Диосс даже не догадывался о том, что ему грозила смерть, и что она все время нависала над ним, о спорах, происходивших между вельможами города и интригах, целью которых была его бедная голова.
Даже если бы он и знал об этом, это наверняка никак бы на него не повлияло бы. Ему было все равно. Он проводил дни, сидя или лежа, глядя в одну точку, он почти ничего не ел, даже не смотрел на стражников, которые приносили ему еду, он их вообще не замечал. Офицер, который время от времени приходил к нему, уже подумал, что мальчик так и не пришел в сознание, от нечеловеческих пыток или потерял рассудок из-за несчастий, обрушившихся на него. Но он все равно хотел сломить безразличие ребенка и однажды сказал, что его мать привезли в дом Даматриона. Диосс посмотрел на него, и из его, молчавшего до сего момента, рта вырвался первый вопрос:
— Могу ли я ее увидеть?
Офицер покачал головой.
Тогда мальчик закрыл глаза, отвернулся и снова впал в безучастность. Никакие слова, никакие вопросы не могли вывести его из этого состояния.
Через несколько дней офицер пришел снова. Он понял, что весь план хозяина продать пленника финикийцам провалится, если тот будет болеть и вести себя так, как сейчас. Ни один вменяемый торговец он не купит раба, который не может не только нормально стоять, но и говорить и подумает, что у него со ртом не все в порядке. Пожилой человек, решив стряхнуть мальчика, заставить его принять пищу и вернуть к жизни, рассказал ему все и пригрозил, что если финикийцы его не купят, то он непременно будет передан городу и приговорен к жестокой смерти. Он уговаривал его как мог. Говорил, что ему надо встать, поесть и окрепнуть. Диосс слушал его слова спокойно, ничего не отвечал, даже не дрожал, а просто пристально смотрел стекленевшим взором, как будто все это говорили не с ему . Офицер отказался от дальнейших попыток. Ему это все надоело.
Когда он выходил из темницы, он только сказал Диоссу, что финикийцы непременно купят его мать брата. А могли бы купить и его, Диосса, и тогда они вместе окажутся на корабле, и, может быть, тогда финикийцы согласятся, не разделять всю его семью.
Поначалу Диосс ничего не сказал по этому поводу, а просто долго смотрел на пожилого человека. Внезапно на его глаза накатились две большие слезы и они медленно стали стекать по его изможденному лицу.
— Я постараюсь, господин, — сказал он едва слышным голосом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Два дня спустя в Истмийском порту произошло большое волнение. На якорь у берега встал огромный корабль финикийцев.
Прибытие большого корабля и богатых, хотя и ненавистных всеми иностранцев всегда было интересным событием для жителей перешейка. Но на этот раз этот интерес еще больше усилился благодаря необычным сообщениям, которые принесли финикийцы. Они рассказали, что попали в засаду пиратов и вели с ними кровопролитную битву на берегах острова Наксос. И что только в последний момент им удалось вырваться из ловушки и убежать от преследователей.
Было очевидно, что они говорили правду. Почти все члены экипажа их головы, лица и руки были перевязаны, а борта корабля порублены топорами и повреждены крюками, которыми пираты связывали атакованные корабли.
На палубе были явные признаки пожара. Нападавшие, вероятно, хотели поджечь корабль. Эти новости, а также вид всего экипажа и впечатление от корабля вызвали огромное возмущение..
Купцы и владельцы мелких судов были напуганы дерзостью грабителей, и их ужас усилился потому, что финикийцы не скрывали, что пиратская банда все еще зверствует в том районе. Они рассказали, что только экипаж одной барки был отбит и отброшен, а две другие пиратски галеры настойчиво преследовали их до самого острова Парос.
Матросы заламывали руки.
— Клянемся Зевсом, — кричали они, — если они осмелились напасть на такой корабль, как этот, то что будет с нашими судами!