Прирожденный грешник (ЛП)

Я стою перед окном своего дома на втором этаже в черном кружевном лифчике и стрингах, дышу так тяжело, как будто он стоит у меня за спиной, его губы касаются моей шеи.
Медленно я провожу пальцами по складкам кожи на бедре, странная гордость наполняет мою грудь. — Что это значит? — спрашиваю я, прикладывая руку к стеклу. — Я отмечена смертью? Или я отмечена тобой?
Словно в ответ, в туманной темноте вспыхивает ярко-оранжевое свечение, а затем так же быстро исчезает. Пораженная, я делаю несколько шагов назад, здравый смысл пытается пробиться сквозь чары, под которыми я нахожусь.
  
Однако, вместо того, чтобы одеться, как поступил бы любой нормальный человек, я облизываю губы. — Сэм…? — говорю я, проверяя его, медленно спуская бретельку лифчика с плеча. — Тебе нравится то, что ты видишь? Ты об этом думал, когда кончал в моей ванной? Ты хочешь меня или тебе просто нравится смотреть?
Образ в моей голове возвращается, принося с собой ненасытную боль между бедер. Как по команде, я опускаю вторую бретельку, дразня сосок сквозь тонкое кружево лифчика. — Ты видел меня с Алексом сегодня вечером? Что бы ты сделал, если бы я позволила ему прикоснуться ко мне? Я схожу с ума от вожделения, моя киска пульсирует при мысли о том, что враг моего отца наблюдает за мной… Слышит меня… — Ты бы остановил меня? Ты бы убил его за это? Ты хочешь наказать меня, Сэм?
Черт, я больше не могу этого выносить. Я просовываю руку в трусики, задыхаясь, когда мой палец находит мой клитор.
— Что, если бы я позволила ему трахнуть меня? Я стону, бешено вращаясь. Удовольствие настолько сильное, что приподнимает меня на цыпочки, заставляя склонить голову. — Что бы ты сделал?
По-моему, это больше не мой палец, терзающий мой клитор. Это его. Звезды вспыхивают перед моими закрытыми глазами, когда фантазия подталкивает меня ближе к краю.
— Ты знаешь, что я девственница. Это заводит тебя? Черт! Стекло запотевает, когда я погружаю палец во влажный жар, двигаясь точно так, как, я знаю, сделал бы он. — Я ухожу, Сэм. Мое тело сотрясается от желания, слова срываются с моих губ с безрассудной самозабвенностью. — Твою мышку забирают. Ты мог бы быть моим первым. Теперь другой заберет то, что принадлежит тебе. Тебя это бесит?
Издав мучительный крик, я возвращаюсь к своему клитору, гоняясь за оргазмом, запечатленным в его образе.
Притворяюсь, что моя рука — это его рот… его язык…
— Ты возьмешь меня жестко? Снова и снова, пока я не истеку кровью твое имя? Пока во мне не останется ни одной частички, которая не принадлежала бы тебе? Вот и все. Мысль о том, что он претендует на меня и доминирует надо мной, — это слишком. — Сэм! — Прижимаясь к окну, я жестко кончаю, его имя срывается с моих губ хриплым криком.
Когда эйфория моего оргазма, наконец, проходит, я прислоняюсь к окну, прижимаясь лбом и грудью к стеклу, а моя рука все еще засунута в трусики.
Что может быть еще более жалким?
Фантазии никогда не будет достаточно.
Быстро завершив звонок, я в панике блокирую неизвестный номер и отталкиваюсь от окна, тупо уставившись на свое отражение — на свое полуобнаженное тело и грубую букву С, вырезанную на внутренней стороне бедра.
— Ты влипла по уши, Лола. Ты тонешь, даже не подозревая об этом.
Мой брат прав. Я тону. Я избавляю себя от мыслей о заклятом враге моей семьи, ради всего Святого. Человек, который осквернил мое тело во имя войны, а не желания.
— Это металлическая плита в офисе медицинской экспертизы… А это, дорогая сестра, та самая алая буква, вырезанная на ее груди. Предупреждение Санти ревет, как сирена, в моей голове.
— Dios mío, что, черт возьми, со мной не так?
Стыд обжигает мои щеки, когда я задергиваю шторы, поднимаю с пола платье и быстро застегиваю его. Пятясь, я исчезаю в своей спальне и достаю свой чемодан из задней части шкафа, в моей голове бушует ураган ненависти к себе и печали.
Моя семья права. Я всего лишь пешка.
Глупая мышь, заглотившая наживку.
Глава шестнадцатая
Сэм
Мне требуется меньше шестидесяти секунд, чтобы взломать систему обслуживания ее квартиры и вырубить свет. Еще пять мне потребуется, чтобы так отдубасить ее телохранителя, что у него неделю будет двоиться в глазах. Он не похож на ублюдка, который отказался бы от попытки отомстить, но я разберусь с этим позже.
Похоть и ревность — опасное оружие, и после того, как я увидел, как Лола Каррера так сильно кончает в окно, что чертово стекло запотело, никакая армия в мире не сможет помешать мне погрузить свой член в ее киску сегодня вечером.
— Я ухожу, Сэм.
Никогда.
Ее признание, произнесенное шепотом, пронзило последние нити моего здравого смысла. Ее затаенные насмешки превратили мой самоконтроль в настоящий костер. Сегодня вечером Лола пойдет только в одну сторону, и это со мной. Хищники не торгуются со своей добычей. Здесь нет красивых сделок, подлых подвохов или закулисных сделок. Они выслеживают и набрасываются, они крадут и ломают.
Ее входная дверь открыта, и это пахнет приглашением.
Я не издаю ни звука, проскальзывая внутрь, тяжелая тишина сдавливает меня, как бархатный кулак. Я медленно, как кошка, иду по коридору, хотя знаю каждый дюйм этой квартиры наизусть. Я направляюсь прямо в спальню, потому что она ведет меня именно туда. Сладкий аромат ее возбуждения безошибочно угадывается за обычными цветами и цитрусовыми.
Я останавливаюсь в дверях, от предвкушения мой член каменеет. Мы снова нарушаем правила. Мы преодолеваем все больше невидимых барьеров. Делай плохие вещи со мной, Лола… Разделить наше удовольствие будет вдвойне приятнее.
Я открываю дверь, легчайший скрип нарушает тишину. Я слышу ее дыхание в темноте. Быстрые, неглубокие хрипы. Звуки, из которых так легко сделать крик.
Шторы задернуты. Луна скрывается. Я вор в ночи, когда пересекаю комнату, чтобы добраться до кровати, краду сердца и добродетель с гребаной улыбкой на лице. Именно тогда она делает свой ход, бросаясь в коридор вихрем бешеных шагов. Ее тихий крик снова разрушает тишину, когда она врезается прямо в меня.
Я хватаю ее за руку и прижимаю к ближайшей стене, прижимая ладонь к ее нежному рту, в то время как мои бедра удерживают ее тело в плену. — Встань в позу, Лола Каррера, — говорю я хрипло, опьяненный ее яростью и хрупкостью. — Шоу не закончится, пока я не скажу, что это так.
Ее приглушенные крики становятся громче под моей ладонью, и ее острые зубы впиваются в мою кожу.
Расстроенный, я разворачиваю ее и вдавливаю свою пульсирующую эрекцию в ее задницу. Твою мать. Ощущение ее тепла, снова прижавшегося ко мне, уносит прочь все мои ночные фантазии. Этого достаточно, чтобы моя рука соскользнула с ее губ.
— Отвали от меня к чертовой матери! Она упирается ногой в стену, пытаясь опрокинуть меня назад.
— Это действительно то, чего ты хочешь?
— Хочешь? Она играет со словом, как с нежеланным подарком. — Ты не хочешь меня, Сэм Колтон… Сандерс… Как там тебя, черт возьми, зовут. Ты можешь сбросить маску прямо сейчас. Я знаю, кому ты предан. Ты видел, как Трой Дэвис надул меня, поэтому воспользовался случаем. Ты заклеймил меня для него… Ты заклеймил меня для Данте Сантьяго.
— Я заклеймила тебя для себя. — Я прижимаюсь губами к ее плечу, когда она шипит единственный упрек.
— А как насчет той ночи? В переулке? Я улавливаю, как у нее перехватывает дыхание.
— Не отрицай, что ты этого хотела.
— Чушь собачья! Это было отвратительно. Ты больной!
— Тогда будем больными вместе. Взбешенный, я посасываю ее кожу так сильно, как только могу, создавая еще одну отметину, которую будет не так-то легко скрыть. Она визжит и вздрагивает, но, опять же, ее не так-то легко покорить.