Прирожденный грешник (ЛП)

Я улыбаюсь в его ладонь, вспоминая его одержимость телефоном прошлой ночью и зная, кто, скорее всего, был на другой линии. Та самая женщина, с которой он уже несколько недель встречается в темных углах.
— Кто она? — Бормочу я в его ладонь.
— Никто.
Я приподнимаю бровь, мои слова все еще звучат приглушенно, когда я возражаю: — Для меня это не был никто.
Он прижимается сильнее, расплющивая мои губы. — Ты ничего не знаешь, Лола. Ты поняла меня?
  
В ответ я смотрю на руку, все еще прижимающуюся к моему лицу, и жду.
Издав грубое рычание, он отстраняется и засовывает в карман.
— Да, — отвечаю я ему, радуясь, что не у одного в этой семье есть секреты. — Я держу тебя. То, чего Санти не знает, не причинит ему вреда. Ты понял меня?
ЭрДжей неохотно подтверждает это.
— Хорошо. Я киваю. — Теперь, когда это решено, как насчет того, чтобы вернуться в Ньюарк?
— И что делать?
— Скажи моему брату, что я рано ушла со свидания и теперь нахожусь в целости и сохранности и одна в своей квартире.
Теперь его очередь приподнимать бровь. — И ты думаешь, он купится на это дерьмо?
— Если это ты будешь разгребать? Да.
Я почти слышу, как чаши весов качаются взад-вперед в его голове. Это азартная игра, требующая большого доверия. Два незнакомых слова, когда речь заходит о мужчинах Каррера.
Наконец, ЭрДжей резко выдыхает. — После этого ты отправишься прямо домой?
Верно. Несмотря на то, что он хочет, чтобы я думала, что он соглашается, мы оба знаем, что он все равно поедет за мной домой. Этот человек скрытен, но не склонен к самоубийству.
Как и несколько дней назад в клубе, я отдаю ему шутливое приветствие. — Честь скаута.
Он качает головой. — От тебя одни неприятности, Каррера.
— Нужно знать человека, Харкорт.
Проводя одной рукой по своим коротко подстриженным темным волосам, он взъерошивает мои другой. — В один прекрасный день ты пойдешь искать это не в том месте, и вместо того, чтобы создавать проблемы, ты окажешься по уши в них.
— Должным образом принято к сведению, — говорю я, слегка улыбаясь ему. У меня нет желания испытывать судьбу, поэтому, быстро похлопав его по груди, я быстро возвращаюсь к столу.
Алекс поднимает взгляд, его лоб морщится, когда я проскальзываю обратно в кабинку. — Все в порядке?
— В порядке, — говорю я, отмахиваясь рукой, как будто и не отсутствовала больше пятнадцати минут. — Длинная очередь. Ты же знаешь, как это бывает.
Судя по выражению его лица, он так не считает, но, впрочем, как и я. Я просто пытаюсь удержать его от вопросов, ответы на которые ему не нужны.
— Итак, Мария, что ты скажешь, если мы…?
— Я действительно устала, — выпаливаю я, дополняя заявление преувеличенным зевком. — Ты не против отвезти меня домой?
— Мы здесь меньше получаса.
Я слабо улыбаюсь. Да, и мои шансы поймать бабочку на данный момент ничтожны. Похоже, мудрый совет моей матери неприменим к некоему бунтарю без совести.
Я бы зря потратила наше время, если бы притворялась, что это не так.
— Прости. У меня внезапно очень сильно разболелась голова. Я наклоняю голову, пытаясь выглядеть виноватой. — Приглашаю в другой раз?
Он недовольно вытаскивает из бумажника двадцатидолларовую купюру и швыряет ее на стол лицевой стороной вниз.
Значит, нас двое.
Что-то действительно болит, но это определенно не моя голова.
Это было огромной ошибкой.
Я едва успеваю заметить, как Алекс заезжает на своем синем Prius на парковку возле моего дома. Мне не следовало соглашаться на это свидание.
Я должна была усвоить урок о том, как выходить за рамки, неделю назад.
— Спасибо. Я действительно ценю— Мои слова прерывает пара требовательных губ.
Мои ладони устремляются вперед, к его груди, но как раз перед тем, как я отталкиваю его, насмешливый голос шепчет в моей голове…
Не гоняйся за бабочками — провоцируй их.
Итак, танцуя на очень тонком канате, я совершаю немыслимое.
Я позволила этому случиться.
Поцелуй Алекса-или-как-там-его-зовут — влажный и не вдохновляющий, жалкая замена запретному, которого я не могу перестать жаждать. Жестокое прикосновение мужчины и его пистолета — и то, и другое мне приснилось прошлой ночью в таких ярких подробностях, что я проснулась, покраснев от явной порочности происходящего.
Ничто не сравнится с неуклюжей, торопливой рукой, пытающейся расстегнуть мое платье.
Нет. Это все неправильно.
— Стой! — крикнула я. Отталкивая его, я плюхаюсь на пассажирское сиденье, стирая остатки его небрежного поцелуя тыльной стороной ладони.
— Ну же, детка, — настаивает он, запуская руку в мои длинные волосы и накручивая пряди на пальцы. — Не прикидывайся недотрогой.
Черт, как больно.
— Я и не пытаюсь. — Морщась, я отстраняюсь, но меня дергают через консоль. — Но я также не обольщаюсь на первом свидании.
Или вообще…
— Это не то, что я слышал.
Я смотрю на него снизу вверх, его самодовольное обвинение такое же холодное, как душа моего брата. — Что, черт возьми, ты слышал?
Мой парень наклоняется, его горячее дыхание касается моей щеки. — Все говорят, что ты трахалась с Троем Дэвисом на вечеринке Сэма Колтона.
Эмоции затуманивают рассудок, и я не думаю; я замахиваюсь, и чертовски впечатляющий правый хук попадает ему в подбородок.
— Сукин сын! — орет он, отпуская мои волосы, чтобы прикрыть свое лицо. — Что за черт?
Срань господня, я понятия не имею, что, черт возьми, только что произошло. Как будто клеймо на моем бедре заразило мою кровь ядом. Я опьянена властью и питаюсь ядом, текущим по моим венам.
Может быть, я не так невинна, как все думают.
— Я сейчас выхожу. Я мило улыбаюсь, стеклянное замешательство в его глазах подпитывает мое садистское наслаждение. — И если я услышу хоть слово в кампусе, что между тобой и мной что-то произошло, кроме поцелуя на ночь, твоя футбольная карьера закончится быстрее, чем у Троя. А если учесть, что Трой попал на склад, то и его жизнь тоже. — Между нами все ясно?
Лицо Алекс бледнеет. — Убирайся из моей машины, сумасшедшая сука.
Открывая дверцу со стороны пассажира, я посылаю ему воздушный поцелуй и направляюсь к своей квартире со странной улыбкой на лице.
Может быть, сегодня вечером я и не поймала бабочку, но я уловила запах чего-то гораздо более сильного.
Моя собственная тьма.
Глава тринадцатая
Сэм
Эдьер снова пристально смотрит на меня.
Он держал меня взаперти с тех пор, как я вернулся в Нью-Йорк. Он знает, что я отвлекся, но выбирает момент, чтобы расспросить меня об этом.
В этом отношении он так похож на своего отца. Терпение — добродетель в семье Грейсонов. Сенатор однажды рассказал мне, как он пять дней пытал человека, прежде чем, наконец, сломал его. Медленно и упорно… Удаленный зуб здесь. Вырванное признание там.
Эдиер делал заметки.
— Прикончи его, — приказывает он, отворачиваясь от избитого и окровавленного мужчины, подвешенного за запястья к мясному крюку, граничащий между жизнью и смертью.
Я достаю пистолет и нажимаю на спусковой крючок, совершая четвертое убийство русского за столько же дней. Убиваю последнее из своего детства вместе со стукачом Савио.
Люди пытаются извлечь выгоду во время смены власти. Они как будто думают, что у нового короля в короне есть трещины от глупости. В тот момент, когда Эдьер ступил на порог Нью-Йорка, русские начали напрягать мускулы. Пара доверенных дилеров из Сантьяго закончили тем, что им перерезали горло, так что потребовалось возмездие.
После этой недели никто больше не будет подвергать сомнению авторитет Эдьера в этом городе.