Учитель. Назад в СССР (СИ)
— Ну что, за работу? — предложил я. День стремительно катился к полднику, а там не за горами и ужин у Степаниды Михайловны, опаздывать на который не хотелось. А ещё домой нужно добраться, но сначала в магазин… Чёрт, магазин отменяется, денег по-прежнему не было. Значит, домой на поиски советских купюр. Если не найду, тогда и буду думать, как дожить до первой зарплаты, не протянув ноги. Не могу же я больше месяца столоваться у Степаниды Михайловны, у неё своих ртов хватает. Да и непривычно как-то мне за чужой счёт жить.
Пока я снимал пиджак, рубашку и размышлял, Гришка поглядывал на меня с сомнением в глазах. В этот момент он походил на своего отца-завхоза, как две капли воды, несмотря на разницу в телосложении и характере. Тот же скептический взгляд. В нём читалось лёгкое пренебрежение и недоверие к словам городского, который уверял, что умеет не только держать в руках инструменты, но и стеклить.
— Я готов. Ты как?
— Всегда готов, — хмыкну Григорий, и мы принялись за дело.
Без руководящих комментариев и энергичной похвалы Степана Григорьевича мы справились в два счета и перешли в следующий класс. Мы почти закончили, когда в кабинете первоклашек раздался возмущённый голос:
— Вот, паразиты, сбежали! Я ж так и знал! Небось в сельпо пошли. Ну, я им сейчас задам жару, мало не покажется… Не понял… — тональность возгласов сменилась с возмущённой на растерянную — Это чего такое, а? — страстный монолог завхоза стих, он обнаружил, что все стёкла стоят на своих законных местах.
— Надо же… ни одного не кокнули… ни одного… от жеж шельмы, а! — с плохо скрываемым восхищением пробурчал Степан Григорьевич.
Благодаря открытым окнам и распахнутым настежь дверям разговор товарища Бороды с самим собой мы с Григорием слышали очень хорошо, переглянулись, подмигнули друг другу и продолжили стеклить последнее.
— Вот вы где, — раздался недовольный голос завхоза, когда он обнаружил нас в кабинете второклассников. — И кто разрешал? А? В соседнем все закончили?
— Так точно, — гаркнули мы. — Работаем на опережение, — добавил я. — Так сказать воплощаем в жизнь задачи пятилетки.
— Хохмишь? — прищурился хозяйственник. — Ну, хохми покуда. Работу приму, тогда посмотрим, кому веселее будет. Почему за собой не убрали? К порядку не приучены? — нашёл к чему придраться Степан Кузьмич.
— Бать, ну не успели, мы же вот… — Григорий махнул молотком в сторону окон. — Доделаем и приберёмся…
— Не успели они… ишь ты… отговорки всё ищешь, Григорий… — как-то без огонька заворчал хозяйственник. — Закончите, гвозди соберите в коробочку, и ко мне притарабаньте. Да смотри мне, Гришка, всё собери.
— И гнутые? — уточнил физрук.
— И гнутые. Неча разбазаривать. Пацаны на трудах выровняют.
— Хорошо, бать. А куда?
— За кудыкину гору… В директорскую, там я буду, — буркнул Степан Григорьевич. — Смотрите у меня! — погрозил пальцем, кинул на меня хмурый взгляд, наблюдая, как я вставляю стекло во фрамугу. Печально вздохнул, не найдя к чему придраться, потоптался на пороге и ушёл, громко топая сапогами.
— Ух… — Гришка утёр пот со лба. — Вот чего он всегда, а? — жалобно пробасил физрук.
— Характер такой, — предположил я.
— Характер — это да… тяжёлый… — вздохнул парень. — Как с войны пришёл и вовсе зверствовал… Сейчас ничего, не лютует… пить бросил… зажили… — поделился парень, потом опомнился, покосился на меня смущённо, но я сделал вид, что ничего такого не услышал. — Ты не думай, он хороший… просто без руки… вот и…
Я молча кивнул, спрыгнул с подоконника и потянулся.
— А хорошо ты бате нос утёр, — улыбнулся Григорий.
— Есть маленько, — добродушно хмыкнул я.
— Он-то рассчитывал городского поучить, а ты вона как… Где научился?
— В армии, — коротко ответил я. Повезло мне, что Егор служил, все навыки, чуждые столичному интеллигенту Звереву, можно спихнуть на родимые войска. Ну а что, при хороших раскладах в рядах советской армии научат не только Родину любить и копать от забора до обеда, но и красить траву в зелёный цвет.
Глядя, как Григорий заразительно улыбается, я, кажется, начал понимать, почему Степан Григорьевич так придирается к родному сыну. Улыбка у парня была светлая, как у ребёнка. При этом лицо у физрука преображалось. Вместо хмурого сурового великана проявлялся добродушный, наивный богатырь Алёша Попович. У такого не то что конфету, жену уведут, он простит. Похоже, именно за добрый неконфликтный характер и гонял сына товарищ Борода. Вырабатывал, так сказать, злость. Да только не в коня корм, агрессии в Григории ноль целых, ноль десятых.
Закончив работу, мы разошлись по классам, чтобы побыстрее закончить уборку. Сначала, правда, пришлось собирать гвозди, даже выбирать их из мусорной кучи, которую намели. Потом надраили полы, вынесли воду и с чистой совестью отправились сдавать работу завхозу.
Степан Григорьевич оказался занят, принял гвозди, махнул рукой, отпуская нас по домам, и остался костерить мужиков, которые привезли какие-то доски. Односельчане вяло отберхивались, но прекрасно понимали: варианта отказаться в разговоре с Бородой не предусмотрено. Если школьный хозяйственник велит перенести пиломатериалы в сарай, то лучше соглашаться сразу. В противном случае Григорич всю душу вымотает, но своего добьётся. В этом я успел убедиться за полдня работы в школе. Мужики препирались скорее по привычке, а может, выторговывали себе бутылку. В любом случае победа останется за одноруким завхозом, в этом я нисколько не сомневался.
Мы покинули школьный двор и разошлись, как в море корабли: я к себе домой, а куда пошёл физрук — не интересовался. Возле моего двора играла ребятня. Я напрягся, очень надеясь, что Митрич вывез домовину, как обещал, и пацаны не успели ничего попортить.
К моей великой радости, эпопея с гробом действительно закончилась. Пацанва, как выяснилось, тёрлась возле моей халупы не просто так, а поджидала меня с важным сообщением. Из толпы чумазых босоногих пиратов навстречу ко мне рванул Борька, быстренько протараторил послание от Степаниды и вернулся к друзьям. Выполнив важную миссию, компания рванула с места, и унеслась в неведомые пацанячьи дали, только пыль столбом осталась на дороге.
До восьми вечера, когда меня ждали на ужин, оставалась ещё пара часов. Я вполне успевал натаскать воды в корыто, ополоснуться, попить пустого чаю и поискать деньги. Купюры, кстати, я обнаружил зашитыми в подкладку второго пиджака. Пару рублей отыскал в военном билете под бумажной самодельной обложкой. Живём, Саныч. Значит, завтра можно будет еды прикупить, да и вообще прогуляться по селу после работы, изучить, так сказать, местные достопримечательности.
За ужином я познакомился с небольшим, но приятным во всех отношениях семейством Степаниды Михайловны. Ужинали по-простому: отварная картошка с зеленью и пахучим маслом, миска салата из крупно нарубленных огурцов и помидоров, хлеб, сало, куски варёного мяса из борща, обжаренные с луком. Вкусно, сытно, всё как я люблю.
Сыграли партейку в домино с хозяином Николаем Васильевичем, дядь Колей, на троих с Андреем Федоровичем, зятем моих соседей, и разошлись, довольные друг другом.
Засыпал я счастливым и умиротворённым сном, заведя будильник на семь утра. Часы мне одолжила Степанида Михайловна. Прокручивая в голове день, прикидывал, что и как скажу завтра ребятам, как буду знакомиться. Встречи я не боялся, общий язык с подростками находить умел, да и опыт учительский какой-никакой у меня за плечами имеется. Короче, уснул без задних ног и без сновидений, предвкушая новый день.
Но всё, как обычно, пошло не по плану.
Глава 12
Примерно без пяти восемь я переступил порог школы. Пустые коридоры хранили запах краски и школьные парты. Кабинет директора был открыт, я постучал, окликнул, но мне никто не ответил. Подумал и решил никого не искать, чтобы не разминуться с учениками. Кто его знает, вдруг в Жеребцово тоже действует школьное правило девяностых: учителя ждут пять минут, преподавателя десять, время ожидания вышло — можно расходиться.