Капкан (ЛП)

— Конечно. — вру я.
Подчинившись, он надевает цепь — удавку себе на шею.
— Ты увлекаешься играми с домашними животными? — спрашивает он. — Я могу это сделать. Я умею лаять. Я умею показывать фокусы. Я могу отсосать твой член. Я могу…
Хватаясь за длинный конец цепи, я бью его в грудь, пока не наваливаюсь всем своим весом, придавливая его к земле. Затем натягиваю цепь назад, наблюдая, как он темнеет от крови.
И я его больше не вижу. Ее изумрудные глаза заменяют его, ее тело дергается в ожидании разрядки, пока я вытрахиваю из нее последний вздох.
Он тянет за цепочку, и я отпускаю ее. Его вздохи наполняют воздух. Но он уже так слаб. Это раздражает.
— Я сделаю все, что угодно. — говорит он.
Стоя на коленях, он расстегивает мой пояс и молнию.
— Пожалуйста. Не убивай меня.
Зубцы молнии открываются со щелчком, похожим на тиканье часов. Он прав, я жесток, но не для него. Дело не в том, чтобы развлечься или заработать денег. Речь идет о власти и контроле. Точное знание того, что я могу сделать.
Мой телефон снова звонит. Но на этот раз, когда я проверяю его, на экране мигает сообщение от Ремеди.
Я хватаю цепочку, отталкивая его от себя, и отвечаю на телефонный звонок. Слюна стекает из уголков его рта, как будто он полоскает рот, и я натягиваю цепочку потуже.
— Да? — отвечаю я на телефонный звонок.
— Ты можешь приехать? — спрашивает Ремеди. — Моя дверь все еще сломана. И ты прав. Я должна научиться чинить её. Ещё дверная ручка на холодильнике оторвана. Так что да, здесь все разваливается на части.
Это звучит так, словно я ей нужен.
— Скоро буду. — говорю я и вешаю трубку.
Затем смотрю на темно-красное лицо мужчины.
— Прошу прощения, что прерываюсь, но у меня назначена встреча.
Я тяну за цепь, стоя у него на груди, пока лицо мужчины не становится фиолетовым, как баклажан. Наконец, напряжение на его лице ослабевает, отпуская и уходя в смерть.
Я вытираю лоб. Пот стекает по моим пальцам. Мой член напряжен до предела, и я сжимаю головку через брюки.
Скоро.
Я смотрю на тело. Мне нужно навести порядок. Вынуть гвозди из окон. Выбросить лишние ключи. Покрасить его тело грунтовкой, затем положить его в подвал, заполнив изоляционной пеной до тех пор, пока он не исчезнет.
Но все, о чем я могу думать сейчас — это Ремеди, стоящая на коленях.
Я толкаю мужчину в подвал, затем надеваю свою защитную маску. Быстро наношу на его тело грунтовку, это не устраняет неприятный запах, но помогает его блокировать, особенно в сочетании с изоляционной пеной.
Я беру насос из гостевой спальни и включаю насадку пистолета, позволяя полиуретану волнами обволакивать его тело. В итоге, из пышного белого материала торчат только его пальцы, но даже они сливаются со всем остальным. Мой член дергается, жаждущий моего маленького лекарства. Она и так ждала слишком долго.
Я закрываю крышку подвала, запечатывая его внутри и натягиваю на него плед.
Как только я смываю маску, грунтовку и пенопластовый насос, я мчусь в арендованную Ремеди квартиру.
Мне плевать на замки. Гвозди. Разбитую картину. Меня не волнует, насколько испорчен этот дом для отдыха. Если копы еще не нашли меня, то они не найдут меня и сегодня вечером.
Я просто хочу ее.
Я набираю ее номер с крыльца. Она мгновенно открывает входную дверь, и ее зеленые глаза трепещут. Короткая юбка на бедрах подчеркивает ее толстые бедра, цвета закатного солнца. Ее майка едва прикрывает сиськи. Меня окутывает ее персиковый аромат, и я облизываю губы.
Она готова для меня.
— Я приготовила тебе выпить. — говорит она, указывая на свою спальню.
Стены украшены дешевыми, кружевными украшениями. Я беру чашку с ее стола, протягивая ей другую. Мы чокаемся бокалами, но она колеблется, прежде чем выпить, и это заставляет меня остановиться. Я нюхаю содержимое.
Янтарная жидкость пахнет ликером, но это не значит, что она чистая.
— Ты отравила его? — спрашиваю я.
— Это всего лишь виски. Вот. — она тянется к моему и делает глоток. — Это можно пить. Не волнуйся.
 
Это не объясняет, почему она ждет меня.
Я прищуриваюсь, слегка разочарованный. Хочу чтобы она подралась со мной. Она делает это интересным.
— Что я должен починить? — спрашиваю я.
Она показывает пальцем в сторону кухни.
— Ручка холодильника оторвалась.
Я выхожу из ее комнаты. Уже темно, и когда холодильник появляется в поле зрения, я вижу, что ручка на месте и цела. Она что, издевается надо мной?
Она запрыгивает мне на спину и режет ножом мою щеку. Я рычу и выбиваю нож из её рук, затем поворачиваюсь и она падает с меня, ударяясь об пол.
Она воет, прежде чем попытаться снова напасть на меня, но я прижимаю ее к плитке. Эти запястья в моих руках, маленькие и хрупкие, такие чертовски хрупкие
Я раздвигаю ее ноги коленями, и она дышит сквозь зубы, с хрипом выдыхая воздух. Мой член пульсирует от прилива крови, легкость наполняет мое тело.
Она все еще хочет убить меня. Мне это нравится. Мне это очень нравится.
— Ты меня удивляешь, маленькое лекарство. — ухмыляюсь я.
— Ты заслуживаешь смерти. — кричит она.
Я просовываю ноги между ее бедер, мои брюки прижимаются к ее обнаженной киске. Она хнычет, обнажая зубы, даже когда мочит мои штаны, извиваясь на них.
Неважно, как сильно она хочет убить меня, она ничего не может с собой поделать. Это так чертовски жарко.
— И чем же я заслужил смерть? — спрашиваю я.
— Я отрежу тебе член.
Я смеюсь, затем обхватываю рукой её горло. Мои руки такие большие, что обхватывают всю ее шею. Я надавливаю ровно настолько, чтобы ее рот открылся, а глаза остекленели от вожделения.
Другие люди бегут от такого человека, как я, но Ремеди? Она открывает рот в ожидании моего члена. Я достаю из кармана цепь — удавку, размахиваю ею над ней, позволяя одному прохладному металлическому звену коснуться ее лба.
Свет из ее спальни падает на металл, и она бьется об меня. Я крепче обхватываю ее за шею, ожидая, что она сдастся.
— Какого черта… — выдыхает она. — Ты делаешь?
— Показываю тебе твое место.
Она шипит от ярости, но я удерживаю ее, натягивая цепь ей на голову и затягивая ее вокруг шеи. Ее бедра изгибаются.
Держа конец цепи в руке, я позволяю остальным звеньям упасть ей на грудь, как мешку с грузом. Меня так и подмывает сказать ей, что несколько минут назад я убил человека этой же цепью, но я держу этот секрет запертым внутри себя.
Однажды я ей расскажу. Но сейчас я хочу, чтобы она доверяла мне.
— Мы оба знаем, чего ты хочешь, Ремеди. — говорю я тихим, контролируемым голосом. — И я не собираюсь отпускать тебя, пока тоже не получу то, чего хочу.
Я натягиваю цепочку у нее на шее, пока ее лицо не краснеет. Она дергает за цепь, но в ней нет и половины силы того мускулистого мужчины. Я могу лишить ее жизни за считанные секунды, но пока не хочу этого делать. Я хочу утащить ее за собой. Подтолкнуть ее ближе к краю. Заставить ее захотеть прыгнуть ради меня.
Я отпускаю цепь, и она задыхается, как воздушный шарик, наполняющийся воздухом. Ее зеленые глаза сияют, как изумруды, полные огня, и я вижу в них себя. Я давным-давно избавился от своей ненависти к миру, но эта страсть внутри Ремеди.
Раньше у меня это было. Неважно, сколько людей я убью, этот огонь с каждым днем становится все тусклее. И все же Ремеди пробуждает его во мне. Напоминая мне о том, каково это — желать власти и контроля над кем-то одним.
Я не могу понять, как это исправить. Я так чертовски сильно хочу сломать ее.
Я сжимаю цепь, еще не душу ее, но с достаточным напряжением, чтобы показать ей, что она принадлежит мне. Притягивая ее ближе к себе, как рабыню на поводке, я кусаю ее за шею поверх цепи. Ее мышцы двигаются под моими зубами.
Я приподнимаю ее юбку, и обхватываю ладонями ее киску. Ее половые губки покрыты атласными волосами, они пропитаны ее возбуждением, и этот аромат свежих персиков, витает в воздухе.