Когда родилась Луна (ЛП)

Кратер покрыт песком, но когда я смотрю на песчинки под ногами пока меня ведут по периметру, я замечаю серые частички.
Железо. Несомненно, чтобы свести на нет способности тех, кто слышит песни стихий.
Я хмурюсь, а затем бросаю взгляд на небо, пронизанное серебристыми нитями Авроры, и россыпь чернильных лун cаберсайтов, виднеющихся вдали.
На краю кратера натянута истертая веревка с черепами ― большинство их них выбелены солнцем. На одном, с клочьями разлагающегося мяса и пучками волос, все еще свисающими с кости, сидит маленькая коричневая птичка.
  
И клюет ее.
Мое сердце начинает биться учащенно.
В отличие от черепов в палатке, из которой мы только что вышли, эти черепа не принадлежат павшим животным. У них округлые головы и заостренные клыки, причем у самого свежего сохранились гнилые остатки заостренного уха.
Это фейри.
Творцы… Это арена для сражений.
Это и есть мое испытание? Мне предстоит сражаться?
Кончики пальцев покалывает, беспокойство скользит по мне, как змея.
Гонг продолжает звучать, пока мы идем дальше по окружности кратера, мимо палатки за палаткой, фейри перед нами собираются в большой куполообразный зал, похожий на тот, что я видела в грудной клетке павшего дракона. Правда, этот намного больше, и в нем много входов, каждый из которых обрамлен искусно выполненными арками.
Саиза останавливается перед одним из входов, и, достав тканевый цветок из ближайшей корзины, протягивает его мне.
― Не хочешь ли почтить память Орвы?
Мое сердце подпрыгивает так высоко, что следующие слова застревают в горле.
― Падшего саберсайта?
Саиза кивает, мягко улыбаясь.
― Он не распался на части от удара. Потребовалось много воинов, чтобы перекатить его на край кратера. Теперь мы выражаем ему глубокое уважение в надежде, что ни одна луна не упадет на наше место жительства.
Сердце бьется сильно и быстро, я беру цветок, бросая взгляд на своего мерцающего судьбоносца, который снова зевает, подходит к одной из дверей и сворачивается в клубок.
Полагаю, это разрешение.
Сглотнув, я просовываю руку между пологами палатки, успокаиваюсь и делаю шаг внутрь, вдыхая горячий, влажный воздух, запертый под шкурами.
Сердце замирает.
На песке передо мной лежит самая впечатляющая пятнистая луна. Словно Саберсайта прокатили по лужам черных и бронзовых чернил, которые впитались в его маленькие, накладывающиеся друг на друга чешуйки.
У меня выступают слезы, когда я рассматриваю его. Маленький размер и отсутствие шипов ― дань его юности. Левое крыло дракона обхватывает его тело, а голова с редкими клыками лишь частично скрыта под ним, но все же достаточно видна, чтобы я могла разглядеть почти половину его морды с закрытыми веками. Кажется, что он только что погрузился в тихий, спокойный сон, от которого никогда не проснется.
Одна из моих истертых сердечных струн трепещет при этой мысли, потому что этот дракон… он такой маленький. Всего вдвое выше меня. Достаточно большой, чтобы выдержать всадника, о чем свидетельствуют остатки поврежденного седла, прикрепленного к его покрытой чешуей спине.
Ощущение такое, будто рука обхватывает мою шею и крепко сжимает.
Туго.
Хотя некоторые драконы решают взмыть в небо, когда чувствуют, что их время подошло к концу, ― чтобы свернуться в клубок и застыть, ― многие принимают такое решение не по своей воле.
Многие становятся жертвами разрушительных войн, развязанных нами.
А есть и те, кто вообще не поднимается в небо. Они умирают в грязи, снегу или песке и гниют там, где лежат, а их кровь окаменевает. Позже она становится кровавым камнем.
Который мы используем.
Я протягиваю руку, но не успеваю провести пальцами по каменным чешуйкам, как глубоко внутри меня возникает скорбное чувство, побуждающее меня отвернуться. Перестать смотреть.
Нет, не приказ.
Мягкая просьба.
Мольба.
Прочистив горло, я опускаюсь на колени и кладу свой цветок на землю у ног дракона, как это делают другие, добавляя его к растущим кучам подношений ― старых и новых. Затем я прислушиваюсь к этой мольбе. Уважаю ее отчаянную, скорбную просьбу.
Я поворачиваюсь и ухожу, не оглядываясь.
***
Меня ведут на возвышение в тени ― спасение для моей и без того потрескавшейся кожи.
Я смотрю на своего кошачьего недруга, который сворачивается рядом со мной, издавая удовлетворенное урчание. Он прячет морду под длинным пушистым хвостом и, кажется, засыпает.
Очевидно, от меня не ожидают участия в бое. В противном случае он бы загнал меня прямо на арену.
Конечно.
Фейри заканчивают выражать свое почтение Орве, затем собираются в тени. Двое вымазанных кровью мужчин опускаются передо мной на колени, и тот, что покрупнее, поднимает над головой ожерелье. Он кланяется, протягивая руку, и мой взгляд прищуривается на черной подвеске с выгравированной змеей. Такой же, как на его спине.
Кулон свисает с его сжатого кулака, покачиваясь на пыльном ветру, и напоминает мне тот, что носит Каан, ― только менее замысловатый.
Менее манящий.
Саиза наклоняется к моему уху.
― Ты должна принять мальмер Хока.
― Почему?
― Это важная часть испытания, ― говорит она, и я, нахмурившись, протягиваю руку. Он опускает его в мою раскрытую ладонь, бечевка шершаво касается моей кожи.
Темноволосый мужчина тоже протягивает мне свой кулон с рельефным изображением горгульи. Не такой полированный и искусно сделанный, как первый.
― Теперь прими у Зарана и положи оба мальмера на ковер перед собой.
Я делаю, как она сказала, и хмурюсь еще сильнее, когда оба мужчины трижды ударяют кулаками в грудь, а затем встают и расходятся к разным стойкам с оружием.
― Значит… мы будем смотреть, как они дерутся? ― спрашиваю я, и Саиза кивает.
― Конечно.
― А какое отношение это имеет к моему испытанию?
― Это твое испытание, ― говорит она, и мои брови взлетают вверх.
― Я должна просто сидеть здесь и смотреть, как они бьют друг друга?
Она кивает.
Я хмурюсь, и малая толика беспокойства исчезает из моей груди.
Заран выбирает немного изогнутый меч, который напоминает мне змею на спине его противника, а Хок ― дубинку с металлическими шипами, торчащими из подвешенного шара. Оружие, которое, кажется, очень подходит этому чудовищному мужчине.
Мой взгляд устремляется к другому большому шатру, где на тронах из кровавого камня восседают Оа и Оа-и, причем последняя обмахивается массивным плоским листом, продолжая кормить своего извивающегося младенца. Сол тоже там ― она сидит на троне поменьше справа от Оа.
Их общее внимание приковано к мужчинам, которые направляются в центр арены.
Ветер треплет мои волосы, превращая их в черные щупальца, но не облегчает жару. Не уменьшает напряжение, повисшее в кратере, когда Хок и Заран начинают кружить вокруг друг друга, их взгляды сосредоточены, зубы оскалены. Такое чувство, что они совершают те же самые стремительные шаги у меня в животе, в то время как гонг продолжает бить в такт ударам в груди, его звуки отдаются в моих ребрах.
Заран низко пригибается и с рычанием бросается на Хока, изогнутый клинок устремляется к его животу с такой скоростью, что у меня все сжимается.
Это не просто поединок. Они сражаются на смерть.
Черт.
Зарана отбрасывает назад. Он падает на задницу и едва успевает откатиться в сторону, как Хок мощным, сокрушающим ударом опускает свою булаву на землю, а не прямо в грудь противника, и в небо взметаются тучи песка.
Я вздрагиваю, глядя, как мужчины режут, рубят, уклоняются и поворачиваются, оставляя глубокие раны на кожаных штанах и коже друг друга, забрызгивая песок красным.
Беспокойство снова охватывает мою грудь, стягивая ее все сильнее.
Все туже.
Что-то не так.
― Я не понимаю. Какое отношение это имеет ко мне?