Когда родилась Луна (ЛП)

Между нами воцаряется молчание, жертва моего беспощадного гнева. Скрестив руки, он наблюдает за мной. Не мигая.
Непреклонно.
Я смотрю на него с таким же выражением, готовя новые колкости, если он решит еще раз затронуть эту тему. Которая, по сути, не его гребаное дело.
Он прищелкивает языком, а затем обходит разделочный стол.
Замерев, я наблюдаю краем глаза, как он идет к двери, поднимает свои седельные сумки и бросает их на длинное мягкое сиденье. Затем берет меньшую из них и открывает. Покопавшись, он достает кожаный сверток, разворачивает его, и в нем оказывается аккуратно сложенный набор инструментов. Из одной части он достает небольшой молоток, из другой ― конический гвоздь и кивает подбородком на мои руки.
  
Нахмурившись, я протягиваю их к нему, слишком поздно вспомнив, что между запястьями у меня зажата чешуйка.
Мое сердце подпрыгивает так высоко в горло, что я почти задыхаюсь.
Черт.
Я молча надеюсь, что он не обратит внимания, пока укладывает мои руки на сложенный кусок ткани, подносит гвоздь к правой манжете и стучит по ней.
Моя бровь приподнимается, когда штифт выдвигается, позволяя ему ослабить железный наручник и снять его, хотя он не проявляет ни малейшего интереса к наручнику на моем левом запястье.
― А как насчет второго? ― подталкивая к нему свои все еще связанные руки.
Он отталкивает их.
― Как ни странно, я не в настроении, чтобы мне разрывали легкие.
А как же веревки? ― Я снова упираюсь руками в его грудь. ― У меня была прекрасная возможность сбросить тебя с обрыва, но я этого не сделала. ― Только потому, что отвлеклась на историю с клещом, но ему не нужно знать эти мелкие и довольно неловкие детали. Обычно я не отвлекаюсь. ― Ты просто обязан развязать меня. Небольшой знак доброй воли? ― говорю я, подмигивая ему.
― Нога, ― бурчит он, и я хмурюсь.
― За кого, черт возьми, ты меня принимаешь? За какое-то грязное животное, которое кладет свои грязные ноги на милые разделочные столы странной формы?
Он хмурится.
― Ты думаешь, он странной формы?
Я пожимаю плечами.
― Немного.
― Хм, ― говорит он, рассматривая его, глубокая морщина пролегает между его густыми бровями.
― По моему скромному мнению, это только добавляет ему привлекательности. Хотела бы я иметь такой же.
Наверное, это возможно, только я не могу придать камню нужную форму даже ради спасения собственной жизни. Обратная сторона того, что я так часто отгораживаюсь от Булдера, то, что я могу использовать только несколько грубых слов, и то не очень хорошо.
К тому же у меня больше нет дома, где можно было бы его разместить.
Ой.
Каан прочищает горло и хлопает ладонью по столешнице.
― Ноги, Рейв. Пока суп не подгорел. Властный и не умеющий слушать говнюк… Определенно должен умереть.
― Я не собираюсь класть ноги на разделочный стол твоей Махи, король Каан Вейгор. Конец истории.
Он наклоняет голову набок.
― А я не встану перед тобой на колени, потому что опасаюсь, что ты ударишь меня по голове достаточно сильно, чтобы я потерял сознание, и сможешь украсть нож из ящика, перерезать мне горло и сбежать.
Вполне обоснованное беспокойство, честно говоря.
― Нога. Если только ты не хочешь оставить свои красивые браслеты? ― подначивает он, и я пинком отправляю эту чертову штуку на табуретку рядом с собой, запачкав ее поверхность грязью.
Он сердито смотрит на меня.
Я улыбаюсь ему.
― Ты очень упрямая, ― говорит он, обходя вокруг и присаживаясь на корточки рядом со стулом.
― Очень мило, что ты заметил. Я ежедневно затачиваю это оружие.
― Не сомневаюсь, ― бормочет он, снимая манжету с одной натертой лодыжки, затем с другой. Закончив, он укладывает инструменты обратно в кожаный чехол, сворачивает его и засовывает в сумку, а из заполненной пустоты на меня дует порыв холодного воздуха.
Нахмурившись, я замечаю внутри что-то серебристое и мерцающее. Чтото, от чего у меня замирает сердце, а мои следующие слова режут как зазубренное лезвие.
― Что там еще?
― Не твое дело.
― Твой драгоценный лунный осколок?
Он смотрит на меня взглядом, пробирающим до костей, затем накидывает клапан сумки. Повернувшись ко мне спиной, он направляется к печи, поднимает крышку кастрюли и помешивает суп.
Я сдуваю с лица прядь высохших волос, перевожу взгляд с сумки на Каана и обратно. Царапая кожу возле ногтя, я постукиваю ногой по земле и делаю такой большой вдох, который без сомнений должен снять эту тяжесть с моей груди.
Но это не так.
Лунные осколки бывают самых разных оттенков, в зависимости от того, от какого упавшего зверя они откололись. Большинство из них выкапывают те, кто работает в шахтах, ― это следы лунопадов давно забытых времен.
С тех пор как мы начали записывать нашу историю на свитках, было зафиксировано всего три лунопада, и каждый из них произошел сравнительно недавно.
Молодой саберсайт, которому едва исполнилось три фазы, упал на Болтанских равнинах. Молтенмау, достаточно большой, чтобы разрушить кусок стены, поднял в небо облако пыли и песка, которое было видно аж из Гора. И мунплюм… первый упавший более чем за миллион фаз. Возможно, и дольше.
Это чудовище было немаленьким, и падение далось нелегко.
Не обошлось без кровавых последствий.
Серебристый, как ленты Авроры, этот зверь сиял светом тысячи лун, пока гравитация не ослабила свою власть над ним. Затем он упал, разлетевшись на множество осколков и создав в Тени кратер такой величины, что в его глубине мог бы разместиться целый город.
По крайней мере, мне так говорили.
Я видела его осколки раньше, в месте, где меня переделывали больше раз, чем я могу сосчитать, ― эти великолепные осколки были единственной формой блеска, которая не причиняла мне боли.
Не знаю, зачем Каан собирает осколки упавшего мунплюма, сорвавшегося с небес более двадцати фаз назад, но чутье подсказывает мне, что этот секрет лучше оставить в его кожаной сумке.
Только по этой причине я позволяю тишине одержать верх.
ГЛАВА 34
Стоя по другую сторону разделочного стола, Каан сосредоточенно помешивает суп и превращает одну из чешуек Райгана в клинок, срезая с него полумесяцы с помощью инструмента с круглым наконечником.
Наверное, удобно иметь под рукой чешую саберсайта, ведь большинство клинков из драконьей чешуи сохраняют свою режущую кромку вечно. К тому же они легче и прочнее любого металла, если им придать правильную форму ― именно поэтому у меня их так много, несмотря на их высокую цену в Сумраке. Было.
Было много.
У Рекка, наверное, теперь большая их часть, черт возьми. Жду не дождусь, когда смогу запихнуть один из них ему в глотку так глубоко, что он подавится.
Каан осматривает свой самодельный клинок со всех сторон, распущенные волосы падают ему на лицо. Его черная туника закатана до локтей, обнажая шрамы на мускулистых, покрытых венами, предплечьях, половина пуговиц расстегнута, открывая взгляду мощные грудные мышцы, напрягающиеся при каждом нажатии на его инструмент. Еще один полумесяц размером с ноготь большого пальца откалывается от чешуи и падает в большую глиняную миску, над которой он работает.
Я перевожу взгляд на кастрюлю с булькающим супом, из-под подрагивающей крышки которого вырывается пар…
Убить его с каждым часом становится все труднее.
Мне показалось странным, что с ним не было ни одного воина с бусинами стихий. Никакой свиты. По крайней мере, в той части его путешествия, которую он разделил со мной. Хотя я начинаю думать, что ему просто не нужна защита. Возможно, он настолько уверен в своих силах, что лишние тела для него ― ненужный багаж, который он не хочет таскать с собой.
Мой взгляд падает на его сумку…
А может, он просто решил путешествовать инкогнито, потому что не хочет, чтобы другие знали, что он собирает лунные осколки.