Когда родилась Луна (ЛП)

Я разворачиваюсь и спешу по другому проходу, волосы у меня на затылке встают дыбом. Оглянувшись через плечо, я вижу как существо склонилось над мужчиной, прислонившимся к краю источника, и высасывает из его приоткрытых губ что-то, похожее на тень.
Дрожь пробирает меня до костей.
Я молча благодарю Творцов за то, что скитальцы встречаются редко, посещая лишь туманные завесы, где они пожирают души в обмен на послания от услужливых мертвецов.
  
Не могу представить ничего хуже. Я уверена, что духи, так отчаянно желающие пообщаться со мной, не могут сказать ничего хорошего.
Не то чтобы я могла их винить.
К счастью, жуткие пожиратели душ легко отвлекаются.
Я взбегаю по лестнице, поднимаясь намного выше тянущихся ко мне пальцев пара. Звуки смеха и звона бокалов доносятся до меня, когда я выхожу на второй уровень, уставленный столами для игры в Скрипи.
Вокруг собралась толпа, они пыхтят сигаретами, пьют игристые напитки, прижимая к груди игровые осколки. Падают игральные кости, кучки драконьего кровавого камня переходят из рук в руки.
Я украдкой рассматриваю их наряды ― одни одеты в красочные, инкрустированные драгоценными камнями платья. Другие ― в искусно расшитые плащи, в их прически вплетены перья, с мочек свисают бусины. Это горделивый знак их способности слышать песни разных стихий:
Красные ― для Игноса.
Синие ― для Рейн.
Коричневые ― для Булдера.
Прозрачные ― для Клод.
Если не брать в расчет бусины, то, как правило, высокопоставленного стихиаля Сумрака можно узнать с другой стороны комнаты ― это именно те, кто могут похвастаться более чем десятью цветами в одном наряде, словно это делает их такими же могущественными, как яркие драконы, которые правят небесами этого королевства.
Великие молтенмау.
Забавно, ведь именно они первыми пустят кровь зверям, если рудник с кровавым камнем иссякнет.
Я уже на полпути вверх по узкой лестнице, вырубленной в задней стене, когда кто-то высокий, широкоплечий и одетый в плащ начинает спускаться.
Я замираю, не в силах разглядеть его лицо, кроме волевой челюсти, заросшей темной, аккуратно-подстриженной бородой, потому что капюшон плаща скрывает все остальное.
Он не замедляется. Просто продолжает спускаться по лестнице, несмотря на то, что я одета в смелое ярко-красное платье, которое невозможно не заметить.
Я едва не стискиваю зубы, вспоминая о металлической пластине, закрепленной на моем заднем моляре, как раз вовремя, чтобы избежать внезапной активации моего секретного оружия.
Он сам едва помещается на лестнице, а значит, протискиваться мимо друг друга придется с трудом.
Прекрасно.
Типичное дерьмо стихиалей, думающих только о себе.
Вздохнув, я опускаю плечи и делаю шаг в сторону, напоминая себе, что я Кемори Дафидон, странствующий бард из Орига. Я испуганная бродяжка. И я здесь совершенно не для того, чтобы случайно подставить подножку этому мужчине и наблюдать, как он кувыркается по лестнице.
Ни в коем случае.
Прижавшись спиной к стене, я опускаю глаза и жду, когда он протиснется мимо, его тяжелые шаги становятся все ближе. Так близко, что на меня обрушивается дымный мускус, сдобренный запахом свежерасколотых камней, смягченный нотками чего-то маслянистого.
Дыхание перехватывает, а потом вырывается, словно не желая расставаться с густым, насыщенным ароматом, который, возможно, является
одним из лучших запахов, которые я когда-либо вдыхала… Он протискивается мимо.
Останавливается.
Я замираю в его тени, как пламя в темноте, мое сердце бьется быстро и сильно. Все сильнее колотится в моем горле с каждой бесконечно долгой секундой.
Почему он не двигается?
Я боком протискиваюсь вверх по лестнице, освобождаясь от его атмосферы.
― Извините.
Нам нужно скорее разойтись и отправиться по своим делам.
Глухой, скрежещущий звук вырывается из него, словно борется за свободу.
Воздух приходит в движение.
Я двигаюсь вместе с ним.
Резко развернувшись, я хватаю его за запястье со скоростью удара молнии. Напряжение сковывает воздух, и мой взгляд падает на его большую, покрытую шрамами руку ― протянутую, застывшую на полпути, как будто он вот-вот схватит мою вуаль и сорвет ее.
Засранец.
Хотя я не вижу его глаз, я чувствую его пронизывающий взгляд так, что мои легкие сковывает, а его внимание переключается к округлой выемке на моем ухе.
И снова возвращается к глазам.
Резкие слова застревают у меня на языке, как шипы, и я испытываю огромное искушение плюнуть в него. Но потом я вспоминаю, что фейри, которые противостоят высокопоставленным стихиалям, в итоге становятся драконьим кормом.
Поэтому я проглатываю свои слова. То, что никогда не приносит удовольствия, независимо от того, как часто я это делаю.
Ослабляя хватку, я наклоняю голову и отступаю на несколько шагов, останавливаясь только тогда, как поднимаюсь достаточно высоко, чтобы смотреть на него сверху. Достаточно далеко, чтобы у меня не было соблазна ударить его по горлу за то, что он решил сорвать с меня вуаль.
― Извините, ― выдавливаю я из себя, пытаясь казаться покорной. С треском проваливаюсь. ― Вуаль ― это часть моего образа.
Наступает тишина, густая и липкая, как сироп.
Двигайся, Рейв.
Окончательно отпустив его руку, я поворачиваюсь и спешу вверх по лестнице.
Не оглядываясь, я протягиваю свиток и жетон второму кордону стражников с каменными лицами, один из которых отделяется, чтобы сопроводить меня к сцене. Я оказываюсь в темной каморке, где меня окутывает аромат торфяного дыма и медовухи, поражая разительной сменой атмосферы.
Каменные выступы, похожие на клыки, спускаются с потолка, рассекая пространство на арочные сегменты, освещенные отблесками огня, льющегося из пылающих канделябров. Вдоль внешних стен расположены тускло освещенные кабинки, задернутые тяжелыми шторами, обеспечивающими уединение для тех, кто его ищет. Официанты скользят по помещению, разнося подносы с кружками медовухи и другими туманными напитками веселящимся стихиалям, собравшимся вокруг каменных столов, расставленных по всему залу.
Прячась в тени охранника, я окидываю разношерстных посетителей внимательным взглядом, и разочарование терзает мои внутренности, когда я не нахожу нужного мне лица.
Пожалуйста, будь в одной из кабинок.
Охранник ведет меня к возвышению в центре, увенчанному многочисленными сталагмитами, напоминающими прутья клетки, и я едва не смеюсь ― только потому, что не могу представить себе ничего более подходящего.
Внутри на табурете сидит худощавая женщина и держит в руках белую скрипку, испещренную светящимися рунами, которые, вероятно, способствуют лучшему звучанию инструмента. На ней простое платье, похожее на мое, только голубое и гораздо более свободное в районе талии из-за беременного живота.
Закрыв глаза, она напевает меланхоличную мелодию, а со сводчатого потолка спускаются пятна белого света, похожие на снежинки. Они касаются ее светлых волос и гаснут.
Поблагодарив стражника, я подхожу и сажусь на табурет рядом с исполнительницей ― ее песня достигает ритмичного крещендо, пока я ищу усиливающую палочку.
― Их руни занимается этим, ― шепчет она, опуская скрипку и глядя на меня пронзительными зелеными глазами, обрамленными ресницами с голубыми перьями. ― В прошлом цикле он то появлялся, то исчезал.
Ах.
― Он скоро подойдет. Кстати, я Левви.
― Кемори Дафидон, странствующий бард из Орига.
Она дружелюбно улыбается мне, но улыбка тускнеет, когда ее взгляд находит кого-то за моей спиной.
Мое сердце подпрыгивает к горлу, когда мимо, лавируя среди толпы, проходит рыжеволосый мужчина, одетый в безупречный плащ цвета сангины, идеально сочетающийся с его красной бусиной, выставленной на всеобщее обозрение.
Облегчение пронзает меня, а предвкушение заставляет сжимать и разжимать руки.