Когда родилась Луна (ЛП)

Да ладно.
Перекинув ногу, он спускается по веревкам Райгана, мой капюшон так низко закрывает голову, что я ничего не вижу, кроме коричневой туники Каана, натянутой его напряженными мышцами спины. Он спрыгивает на землю и удаляется от глубокого, гулкого дыхания Райгана, его шаги смягчаются чем-то, чего я не могу разглядеть из-за этого проклятого Творцами плаща.
  
Он спускается по ступенькам, бросает сумку и стягивает меня со своего плеча. Мои ноги касаются земли, но у меня есть лишь мгновение, чтобы собраться с мыслями, прежде чем он расстегивает мой плащ и швыряет его в сторону.
― Что ты…
Он обхватывает меня за талию, поднимает и подбрасывает в воздух.
Два долгих мгновения я представляю, как падаю в расщелину и оказываюсь прямо в логове бархатного трогга, и меня вот-вот опутают слизистые щупальца выделений, вырывающиеся из зияющих ран на его ладонях. Два напряженных мгновения, пока я не окунаюсь в прохладную, бодрящую воду.
Я брыкаюсь, лягаюсь и молочу руками, уверенная, что меня вот-вот сожрет какая-нибудь водная тварь, которой, несомненно, нравится вкус плоти фейри, пока не опускаю ноги вниз и не встаю… на галечное дно.
Ох.
Оттолкнувшись, я выныриваю из воды и хватаю ртом воздух ― как раз вовремя, чтобы увидеть, как в мою голову летит кусок мыла. Я уворачиваюсь, затем вытаскиваю его из воды и швыряю обратно туда, откуда он прилетел, ― кусок попадает в грудь Каана, оставляя мыльный след на его тунике.
― От тебя плохо пахнет. Мыло это исправит, ― говорит он, подхватывает брусок и швыряет его обратно в меня.
Брызги попадают мне в лицо.
Я выхватываю его и бросаю ему в промежность.
― Тебе это нужно больше, чем мне!
― У меня есть свое гребаное мыло, ― рычит он, ловя его за мгновение до того, как оно успевает соприкоснуться с его членом.
Ой.
Не в силах подобрать больше слов, я показываю ему язык. Он отвечает мне тем же жестом, и уголок моего рта почти приподнимается.
Король только что показал мне язык.
Бормоча что-то себе под нос, он снова швыряет мыло и отворачивается, сбрасывает ботинки, затем протягивает одну руку вниз и стягивает тунику через голову.
Мое сердце замирает, рот приоткрывается.
Шрамы, начинающиеся на его руках, тянутся через каждый видимый дюйм широкой мускулистой спины, покрытой таким количеством маленьких чернильных точек, что кажется, будто она почти полностью забита. А над сумрачным простором… созвездие белых звезд и прекрасных каменных лун.
Их почти две дюжины ― как ближних, так и дальних. Большинство размером с глаз, хотя несколько ― с мой кулак.
Но это не просто луны.
У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на маленькую луну, которую я так люблю, нарисованную так искусно, что я могу различить неправильную форму ее крыла.
Что-то внутри меня замирает, а глаза слезятся, и мне кажется, что я смотрю в окно своего дома, любуясь великолепным небом.
Я никогда не думала, что увижу его снова.
Я почти протягиваю руку и касаюсь его. Почти прослеживаю изгибы его крыльев, изящный наклон длинной шеи и шелковистые завитки, свисающие с его подбородка и вокруг затылка.
Я настолько погружаюсь в транс, что не сразу замечаю другие луны на темном фоне ― те, которые я тоже узнаю. Те, что окружают мою любимую маленькую луну в реальной жизни, словно Каан сидел под этим участком неба, а кто-то повторял его с помощью палочки для татуировок.
Почти идеально.
Но есть одна луна, которая не на своем месте. Самая большая ― серебристая луна, которую я никогда раньше не видела, ― расположилась прямо под его правой лопаткой рядом с моей маленькой причудливой луной.
Я хмурюсь.
Такой луны не существует. Больше нет.
Это та, что упала.
― Не хочу шокировать до такой степени, что ты задушишь меня своими волосами, ― сухо говорит он, вкладывая в мою голову вполне жизнеспособную идею, ― но, как ты любезно заметила, мне нужно помыться. ― Он наклоняет голову. ― Не стесняйся покинуть западную часть бассейна, чтобы я мог воспользоваться водопадом и ополоснуться, чтобы соответствовать твоим стандартам.
― Тебе придется повозиться, ― говорю я, хватаю мыло и отступаю вправо, бросив еще один взгляд на маленькую луну на его спине. ― Надеюсь, у тебя есть закуски в седельных сумках. Они тебе понадобятся.
― Ты действительно говоришь такие милые вещи, Лунный свет.
― Спасибо. Я стараюсь изо всех сил.
― Просто бесит, что ты не стараешься, ― бормочет он, дергая за то, что, как я понимаю, является застежками на брюках, когда они сползают с его мускулистой задницы, обнажая темное нижнее белье. ― Не думаю, что мое бедное сердце сможет выдержать это. А теперь, если ты не хочешь зрелищ, предлагаю обратить свое внимание на что-то другое.
― Я не повернусь к тебе спиной, ― рычу я, и мои слова сопровождаются его легким вздохом.
― Поступай как знаешь. Но если бы я хотел как-то навредить тебе, у меня было достаточно возможностей в камере, из которой я тебя вызволил.
Он поворачивается.
Мои глаза расширяются, а сердце в груди замирает.
Он сложен, как каменная глыба, его пресс настолько рельефный, что едва похож на настоящий. И хотя все это впечатляет, мои легкие внезапно перестали работать отнюдь не из-за этого.
Почти каждый дюйм его кожи спереди также испещрен бледными шрамами — как большими, так и маленькими.
Длинными и короткими.
Некоторые из них представляют собой тонкие линии, идеально ровные, как будто их провели лезвием. Некоторые ― толстые и бугристые, нанесенные так яростно, что я почти чувствую, что именно разорвало его плоть. Есть отчетливые колотые раны и другие отметины, которые выглядят так, будто что-то зубастое набросилось на него и отрывало куски плоти.
Мой взгляд натыкается на круглый, плоский, черно-серебристый резной кулон, который свисает с плетеного кожаного ремешка на его шее, и я рассматриваю замысловатый рисунок ― саберсайт и мунплюм, сплетенные в объятиях.
Я хмурюсь, подавляя странное желание спросить, можно ли взглянуть поближе.
Он сбрасывает штаны, берет из седельной сумки небольшой сверток и направляется к западному краю бассейна. Мой взгляд опускается на его нижнее белье ― материал которого никак не скрывает очертания его мужского достоинства, тяжело свисающего между мускулистыми бедрами, покрытыми рубцами, оставшимися от старых… Мое дыхание сбивается.
Я отворачиваюсь, мои щеки заливает жаркий румянец.
Ожоги.
У него ожоги.
Я слышу, как он бросает что-то на берег, и вода покрывается рябью. Оглянувшись через плечо, я вижу, как Каан пробирается к журчащему водопаду, впадающему в этот небольшой бассейн, со всех сторон окруженный пушистой листвой цвета меди.
Замысловатые линии обожженной плоти выглядят так, словно вокруг его бедра обвилась огненная змея. И не один раз.
Ледяная глыба в груди кажется тяжелее, чем обычно.
Интересно, откуда они у него? Они выглядят… натянутыми. Как будто они появились, когда он был маленьким, и рубцовая ткань растягивалась по мере того, как он рос…
Я трясу головой, отгоняя эту мысль.
Король-тиран.
Опасный.
У него очень голодный дракон.
Я снова рассматриваю его многочисленные шрамы, пока он намыливается собственным куском мыла, вспенивая густые черные волосы под мышками…
Он воин, и самый крупный мужчина, которого я когда-либо видела, во всех смыслах, формах и проявлениях. Наверное, он смотрел в глаза смерти больше раз, чем я.
Проклятье.
Выбраться отсюда может оказаться сложнее, чем я предполагала изначально. Я не против испытаний, но предпочитаю, чтобы они были не тогда, когда я уже на спине ― связанная и с железным гвоздем, застрявшим в моем гребаном плече.
Он проводит пеной по бороде и волосам, шагает под струю воды, чтобы смыть ее, а я не могу самостоятельно засунуть кусок мыла под свою плотную тунику, чтобы помыться. Тяжело, со связанными руками, в таком неудобном положении.