Когда родилась Луна (ЛП)

Облегчение захлестывает меня, как глоток ледяной воды.
― Повреждения более значительные, чем я ожидала. Мне нужно будет достать еще кое-что из кладовки в конце коридора.
Кивнув королю, Бея выходит из комнаты и закрывает за собой дверь, освобождая пространство комнаты, и все же оно ощущается заполненным.
Я прочищаю горло, теребя пальцами тунику, и тишина между нами становится осязаемой. Как мягкая субстанция, из которой можно вылепить одно из двух: боевой рог или развевающийся белый флаг.
  
― То, ― хриплю я, указывая подбородком на стол с настойками, ― что ты привел руни, чтобы помочь мне, ничего не меняет.
― Я бы удивился, если бы изменило. ― Он отталкивается от стены, двигаясь ко мне. ― Потрать это время на заточку своих клинков. По крайней мере, пока Бея не приступит к лечению.
― Это серьезная просьба.
Он тянется ко мне, теплые мозолистые пальцы скользят по моим костяшкам, а взгляд выражает молчаливую просьбу.
Вздохнув, я ослабляю хватку, позволяя белому флагу подняться между нами. Хрупкое, трепещущее перемирие, которое я намерена уничтожить, как только покину эту комнату.
― Хочешь, я прикрою тебя тканью, прежде чем сниму это?
У меня перехватывает дыхание.
Все три брата Вейгора родом из Пекла, где нагота считается обычным явлением ― гораздо менее сексуальным, чем у нас, ― так что я способна оценить его внимание к моей культуре.
Быть благодарной за этот вопрос.
Я открываю рот, закрываю его. Наконец, я качаю головой.
― Скажи мне, если передумаешь.
После моего кивка, не разрывая зрительного контакта, он спускает мою тунику с плеч до запястий, прохладный воздух пощипывает мое обнаженное тело, пока я изучаю его ресницы ― такие длинные и густые.
Приятное отвлечение.
Он протягивает руку, чтобы аккуратно подоткнуть ткань вокруг моих бедер, чтобы она не касалась моей израненной плоти.
― Ты ведь знаешь, что это бессмысленно?
― Не для меня, ― выдавливает он и берет мои руки в свои большие, крепкие ладони ― его загорелые, как каменные стены, мои ― цвета снега.
Он ведет меня к креслу, поддерживая, чтобы я могла поднять на него ногу и устроиться спиной вперед, а сам обходит его, не пялясь на раны и позволяя сохранить мое достоинство. Милосердие, которое я способна оценить во время нашего короткого перемирия.
Я прижимаюсь грудью к мягкой спинке кресла, руки лежат на коленях, пока он опускается на пол.
Раздается тихий стук в дверь.
― Входи, ― бормочет он, пока я выдерживаю его суровый взгляд, словно смотрю на тлеющие угли костра, в котором погасло пламя.
Дверь распахивается. Закрывается. Я слышу мягкие шаги Беи, затем звуки ее подготовки к процедуре.
Король едва заметно прищуривается, когда она движениями влажной тряпки убирает кровь с моей спины и выжимает ее в стоящее на земле ведро. И еще раз, когда она наносит на мою спину липкую субстанцию ― знакомое жжение проникает сквозь слои разорванной плоти, прежде чем она распределяет ее точными движениями косточки.
― Я все еще намерена убить тебя, если представится такая возможность, ― предупреждаю я сквозь стиснутые зубы.
― Не забудь отрубить мне голову, ― бормочет он. ― Иначе я буду преследовать тебя вечно.
― Я в это не верю.
Ни капельки. Я отрубила очень мало голов по сравнению с довольно большим количеством совершенных убийств, и я еще не видела ни одного духа, который бы набросился на меня из тени.
Он выгибает бровь.
― Тогда во что ты веришь? ― спрашивает он хрипло.
― В месть.
Вся теплота покидает его глаза, словно часть его самого только что исчезла.
― Месть ― самое одинокое божество из всех, Лунный свет. Поверь тому, кто знает.
Я открываю рот, чтобы снова заговорить, но Бея перебивает меня.
― Чтобы сделать все как следует, потребуется много времени. И будет больно. Раны глубокие. Ей придется терпеть боль, пока я буду восстанавливать повреждения.
Я понимаю, что она предупреждает не меня, ее глаза способны видеть то, что не видят другие.
Она предупреждает его.
― Она справится, ― хмыкает он, взглядом бросая мне вызов.
Я киваю, и Бея начинает вычерчивать свои руны, обращая вспять время жизни моих ран ― по одному нанесенному удару за раз. Король не отрывает своего взгляда, пока на меня накладывают более сотни рун, и ощущения нельзя назвать приятными. Кажется, что меня разрывают еще шире ― обнажают внутренности.
Изучают.
Возможно, потому, что я привыкла делать это без зрителей, кроме руни, которая занимается лечением. Без того, чтобы кто-то дышал одновременно со мной, словно напоминая мне о необходимости делать это.
Без того, чтобы кто-то еще крепче сжимал мои руки каждый раз, когда я вздрагиваю, вытирал пот со лба, проводил пальцами по побелевшим костяшкам, словно успокаивая бунтующее сердце.
Это момент смирения и покоя, несмотря на боль, пронизывающую меня. Тихий момент, предназначенный для крика.
Неважно, насколько гладкая теперь у меня кожа или насколько глубоко он преклоняет колени у моих ног. Я все еще убийца, приговоренная к казни на восходе Авроры, а он все еще король-тиран.
ГЛАВА 26
В этот дей я занималась растяжкой крыльев Аллюм, напевая ей тихую, успокаивающую песню и вытягивая тонкие косточки настолько, насколько возможно, ― они выпрямились уже почти полностью. Она вела себя беспокойно, вертела головой и толкала меня в бок, глядя своими огромными блестящими глазами. Как будто она пыталась что-то сказать. Она даже выпустила немного пламени в сторону входа, что было на нее совсем не похоже.
Теперь я понимаю, что она бросала вызов.
Внезапно она начала так быстро махать крыльями, что одно из них, поврежденное, ударило меня по голове и отбросило назад, к креслу Хейдена. Я прокатилась по земле и остановилась среди груды ледяных глыб, которые недавно принесла мунплюм моей махи Натэй, потому что, как мы думаем, у нее может быть приплод.
Я ударилась головой. Сильно.
Когда я снова открыла глаза, Аллюм уже не было, но я увидела ее через вход ― она кружилась в небе, свет отражался от ее блестящей серебристой шкуры. Я видела, как ее длинный шелковистый хвост рассеивает полумрак при каждом неуверенном взмахе крыльев. Видела, как она выбрасывает в небо шлейфы голубого пламени, сопровождаемые пронзительными криками. Это был победный клич, обращенный к лунам.
К своим предкам.
Я приподнялась, чтобы посмотреть на Хейдена…
Он улыбался.
Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал «спасибо» таким хриплым голосом, что я подумала ему, наверное, было больно его произнести, но я никогда не испытывала такого острого счастья.
Впервые с тех пор, как я забралась в сани Хейдена много лет назад, я почувствовала себя замечательно.
ГЛАВА 27
― Хорошо, на этом все, ― говорит Бея, нанося масло на мою спину. Ее руки, мягкие и нежные, стирают все напряжение с моей теперь уже зажившей кожи.
Борясь с желанием застонать от облегчения, я открываю глаза, встречая напряженный взгляд пары черных глаз, между густыми бровями короля залегла морщинка.
― Ты в порядке? ― спрашивает он, крепче сжимая мои липкие руки.
― Я в порядке, ― невнятно произношу я, вырываясь из его хватки.
Лучше не бывает. Я так рада, что последние минуты своей жизни посвятила пыткам. Какой способ уйти. Подходящий, но немного дерьмовый.
Я откидываюсь назад, чтобы поднять руки над спинкой кресла не зацепившись цепью, и беру полотенце, перекинутое через его плечо. То самое, которым он протирал мой лоб, когда пот стекал каплями по ресницам.