Когда родилась Луна (ЛП)

Мне хочется, чтобы он вонзил свои зубы чуть глубже.
― На что я только что согласилась? ― Я тяжело дышу, плавясь под ним.
Его покусывание превращается в поцелуй, который спускает к местечку под ухом. Я и не подозревала, что это место такое чувствительное.
― Ты не сотрешь меня ― как бы больно тебе ни было от нашего предстоящего разговора.
У меня перехватывает дыхание, по венам пробегает холодок.
  
Он оставляет еще один поцелуй на моей шее, как будто хочет успокоить жгучую рану, которую только что нанес. Еще один ― в челюсть.
Уголок моего рта.
― Это намного важнее, чем мы, и тебе нужно смягчить свое сердце, иначе ты сломаешь того, кто не готов получить удар ножом в грудь из-за твоего нежелания налаживать отношения.
Мое тело замирает, каждая клеточка напрягается.
Меня и раньше отчитывали, но никогда так.
Это…
Это больно. Звенящая мелодия правды, которая заставляет мои истертые сердечные струны сжиматься и разжиматься.
Он обхватывает ладонями мое лицо, еще одна вспышка молнии заливает комнату белым светом, его глаза горят, когда он говорит:
― Эта правда причинит боль, и ты возненавидишь меня за это. Но есть кое-кто, кому ты нужна, и ты изменишь его жизнь даже больше, чем изменила мою.
Мое сердце раскалывается, трещина проникает так глубоко, что задевает мягкую сердцевину.
Я представляю, как малышка Ней порхает вокруг в головокружительном вихре, который она исполняла всякий раз, когда я поднимала крышку ее коробки. Представляю, как она прижимается ко мне, утыкается носом в мою шею, вспоминаю все те разы, когда я гладила ей животик. Разворачивала ее нежные складки. Расправляла ее.
Читала.
Нуждалась в ней.
Горло сжимается так сильно, что я вынуждена сглотнуть.
Я всегда думала, что этот маленький пергаментный жаворонок попал ко мне случайно, но, возможно, он вовсе не потерялся. Может, он оказался именно там, где нужно…
― Итак, Рейв. Ты можешь сколько угодно отмахиваться от меня, притворяясь, что не любишь так же сильно, как я люблю тебя. Я могу стерпеть еще больше шрамов, несмотря на то, как сильно они ранят. Но ты не убежишь. ― Он целует кончик моего носа, и это нежное движение так не сочетается с резкостью его слов. ― Это то, на что ты только что согласилась.
ГЛАВА 79
Король Остерн вернулся на своем саберсайте в сопровождении двух младших сыновей ― Кадока и Тирота, которые прибыли на праздник Великого шторма. Я впервые вижу мужчину, с которым мне предстоит связать себя узами брака, с тех пор, как ступила на порог королевства его отца.
Можете считать меня недоверчивой, но я взяла один из клинков из драконьей чешуи, которые Каан научил меня ковать, и держала его под рукой. До того момента, пока Тирот не схватил меня в коридоре и не попытался затолкать в темный угол. Тогда я прижала клинок к его горлу.
Он рассмеялся. Сказал, что его сестра плохо на меня влияет. Я ответила, что считаю, что ее влияние было прямо противоположным. Он сказал, что мне пока нельзя говорить, и я ответила ему, что он может съесть драконье дерьмо и что я надеюсь, что он подавится им.
Выдала желаемое за действительное.
На пиру меня заставили сидеть рядом с ним, облачившись в вуаль, и неловко есть то, что мне подали как животному. Трудно есть с завешенным ртом. Еще труднее, когда все блюда, которые мне приносили, были либо слишком жирными, либо острыми, и мне не разрешалось говорить, чтобы попросить о чем-то другом, разложенном дальше на столе.
Каан не отрывал взгляда от Тирота, а я страдала в молчании, ожидаемом от принцессы, если только она не связана или не отдана Творцам. Как Вейя.
Кстати говоря, Вейя была странно тихой, ― сидела, опустив глаза, ― пока ела рядом с племянником. Я не понимала почему, пока ее Пах не начал оскорблять ее, говоря о том, как она его разочаровала.
С каждым его обжигающим словом она съеживалась все больше, пока он не сказал, что сожалеет о том сне, когда зачал ее в утробе матери.
По ее щеке скатилась слеза ― впервые в жизни я видела, чтобы она плакала.
Я зарычала.
Сорвала с себя вуаль, забралась на стол и бросилась на другой конец. Я вонзила вилку в кусок мяса колка, от которого у меня слюнки текли с самого начала трапезы, затем откинулась на стуле, набила полный рот и одарила короля Остерна фальшивой улыбкой.
Вот черт.
Он пристально смотрел на меня, пока я жевала с открытым лицом, а потом взял с тарелки Тирота несколько бланшированных бобов муджи, заявив, что он не против поделиться со мной, поскольку в данный момент правит моим королевством.
Он тоже впился в меня взглядом, и по его глазам я поняла, что он с трудом подавляет желание ударить меня по лицу за мое плохое поведение.
Жаль, что он этого не сделал. Я отчаянно искала предлог, чтобы вонзить вилку ему в бедро.
Я как раз слизывала мясной сок с пальцев, когда король Остерн объявил, что Каан и Вейя уедут с Кадоком и Тиротом после Великого шторма, чтобы помочь восстановить деревню, уничтоженную взбесившимся саберсайтом.
Все, кроме самого короля, выглядели потрясенными.
Позже Каан присоединился ко мне в нашем доме и овладел мной так медленно и нежно, произнося миллион слов каждым прикосновением, каждым поцелуем, каждым отчаянным объятием. Я наслаждалась его присутствием, пока не взошла Аврора, словно россыпь серебряных лент, сотканных по всему небу, и мы провели Великий шторм, запутавшись под простынями в нашем тихом пузыре иллюзий и отрицания.
Через тридцать циклов мне исполнится двадцать один год. В Аритии уже началась подготовка к церемонии связывания меня и Тирота.
К моей коронации.
Думаю, нам с Кааном кажется, что игнорирование будущего предотвратит его наступление…
Если бы только это было правдой.
ГЛАВА 80
Я смотрю на необъятную, покрытую красивыми татуировками спину
Каана, пока он перемещается по кухне, ополаскивает миску с ягодами, нарезает медную дыню на сочные дольки, которые наполняют воздух острой сладостью.
Каждое уверенное, плавное движение его тела напоминает мне о том, как легко он превратил меня в дрожащую, умоляющую кашу порочных мыслей и сиюминутных решений.
Закусив губу, я барабаню пальцами по столешнице, застряв в странном неопределенном состоянии. Наполовину опьяненная от сладострастного насыщения и, в то же время, наполненная статической энергией, которая пульсирует под ребрами, побуждая броситься через всю комнату и напасть на мужчину, наполняющего две миски яркой какофонией свежесобранных фруктов.
Он сжимает в кулаке орешек и разламывает его, отделяя скорлупу от бледных внутренностей, которые затем крошит поверх обеих порций.
Я качаю головой.
В кухонном шкафу полно всего, чем можно разнообразить наш пост, а мужчина точно знает, что мне приготовить. Не то чтобы я просила о еде или родниковой воде в моей любимой кружке. Или о том, чтобы мою душу убаюкали, пока он будет так глубоко во мне, что негде будет спрятаться.
И все же мы здесь.
Он, полуголый, двигающийся с радостью воина, только что покинувшего поля боя и едва смывшего кровь со своей кожи. После чего перебросивший через плечо полотенце и приготовивший еду, которую сам добыл. И я, гноящаяся после нашего эмоционально насыщенного соития, с растрепанными волосами и затуманенным сознанием. Пытающаяся понять, как я прошла путь от победы в самой важной в моей жизни игре в Скрипи, до сидения за этим столом, лишенной каких-либо желаний, ошеломленной и раздражающе возбужденной.
Склонив голову набок, я наблюдаю за идеальной мускулистой задницей Каана, когда он перемещается по кухне, отщипывает веточку мятной зелени, которую использует для украшения наших мисок. Несомненно, коричневые кожаные штаны, которые на нем надеты, перекрывают доступ крови к тем местам, которые, насколько я понимаю, должны быть всегда снабжены кровью.