Каникулы строгого режима
Но что такое кулак против щитов и дубинок? Комеди-клаб. Через полминуты защитники общего имущества лежали на полу и превращались в мясо. Точнее, в фарш. И превратились бы, не осади Гагарин своих бойцов.
– Отставить!..
– Сергеич, они, блин, не догоняют!
– Отставить!.. Этого в штаб, к хозяину. Остальных на локалку…
Уже не стоявшего на ногах Сумрака подхватили под руки и поволокли к выходу.
Шамаев с группой преданных делу революции товарищей, как и было оговорено, в своем бараке не ночевал, дабы не попасть под тлетворное и болезненное влияние «Тайфуна». Вся честная компания залегла в локалке первого отряда, за деревянным сортиром. К активистам воспитательных мер не применялось – они и так все воспитанные. Поэтому отсюда, лежа на молодой травке, можно спокойно наблюдать за ходом переворота. Но в планы Казбека это не входило. Необходимо использовать революционную ситуацию в своих благородных целях. Например, загнать под ребро заточку менту поганому. Все спишут на «Тайфун». Оказал сопротивление. Смерть врагам революции! Лютая смерть!
Активисты тоже не спали, разбуженные криками и выстрелами. Все прилипли к окнам, но из барака никто не выходил, опасаясь нечаянно попасть под огонь.
– Шлямбур! – шепнул соратнику Шаман, доставая заточку, сделанную из гигантского, специально прокаленного гвоздя. – Сходи в хату, вызови мента. Только по-тихому.
– А если не пойдет?
– А ты попроси. Вежливо… Типа, базар есть.
Шлямбур выбрался из травы и, по-партизански пригнувшись, побежал к дверям барака. Шаман принялся разминать руку.
Сумрака приволокли не в кабинет Вышкина, который находился на втором этаже штаба, а в оперчасть, на первый. Гладких прикинул, что беседовать привычнее в родных стенах. А то сломаешь ненароком какой-нибудь сувенир или распятие – шеф потом на говно изойдет.
Положенца усадили на табурет, руки сцепили браслетами, правда, не за спиной, а спереди. Два двухметровых воина с дубинками встали по бокам. Впрочем, хватило бы и одного – переломанный положенец самостоятельно даже подняться не мог. Он тяжело дышал, хрипя порванной пастью, словно задыхаясь от нехватки воздуха. Вместо правого глаза – кровавый сгусток. На распухшей губе висел выбитый зуб. Из уха сочилась алая струйка. Очень правильная картина. Прекрасный грим. Вернее, не грим. Все вживую, без фонограммы.
Собаке – собачья… Порция воды из чайника на голову.
– Очухался, пидор?
Сумрак сплюнул под ноги кровь, поднял голову.
– Вижу, очухался… Мужики, посидите в коридоре, у меня с этим чушком интимный разговор. Только далеко не уходите.
«Тайфуновцы» воткнули дубинки в ножны и молча покинули кабинет.
– Ну что, трухлявый, понял, кто здесь главный?.. Жить, сука, хочешь? – задал главный вопрос начальник оперчасти, опустив для экономии приветственное слово.
Сумрак не ответил, лишь еще раз плюнул под ноги куму.
– Я не люблю, когда в моем кабинете плюются, сука… Еще раз харкнешь, харей твоей подотру.
Гладких вплотную подошел к положенцу, схватил за волосы и прошептал:
– Короче, у тебя один шанс выползти отсюда живым. Ни полтора, ни два. А один… Сейчас толкуешь мне, куда общак дел. Иначе сдохнешь при оказании сопротивления органам государственной власти. Я внятно объясняю? Повторять не надо?
Сумароков покачал головой, но потом откинулся на табурете и, застонав от боли, сцепленными в замок руками врезал куму по скуле. Тот хрюкнул и опрокинулся на стол.
На шум мгновенно набежала стража и принялась заступаться за обиженного начальника. Его попранная честь отстаивалась ногами и дубинками. Положенца запросто могли затоптать, но тут вовремя вмешался кум – он еще не закончил дознание, а мертвый Сумрак вряд ли что-нибудь скажет.
– Не надо, мужики, я сам. Покурите.
– Мы не курим. Спортсмены.
– Ну, тогда ступайте потренируйтесь. Только этого… на место посадите. И смотрите, чтоб никого посторонних в коридоре не было!
Стража поклонилась, послушно выполнила просьбу и удалилась. Гладких взял со стола холодный дырокол и прижал его к оскорбленной скуле.
– Ну, что, петух… Продолжим?
Шлямбур, как закаленный в криминальных войнах боец, прекрасно понимал, что мент из барака добровольно не выйдет. Можно, конечно, вырубить и вытащить – никто за него не впишется, но Шаман велел сделать все по-тихому. А значит, надо использовать самое коварное оружие – доброту.
Блатной незаметно, серой мышью скользнул в барак. Народ не обратил на него внимания, все теснились возле окон и обсуждали происходящее, делая ставки, кто возьмет верх – зэки или администрация. Кольцов сидел на своей шконке, прислушиваясь к разговорам. Шлямбур вынырнул из тени, подсел рядом и зашептал:
– Слышь, мент… Наши базар слышали, что тебя кум прессануть собрался. Под шумок. Лыбишься ты ему не очень широко.
Кольцов недоверчиво прищурился:
– И что?..
– Сейчас цириков за тобой пришлет. Там, за сортиром, дырка в локалке есть, ныряй в нее и отсидись, пока все не стихнет.
– А тебе-то какая печаль?
– Никакая… Сумрак велел. Айда, провожу…
Шлямбур снова скрылся в тень и вынырнул возле дверей, откуда призывно помахал рукой. Кольцов до этого не общался со Шлямбуром, но знал, что тот дружбанит с Казбеком. И с чего вдруг такая забота? И как это Сумрак мог похлопотать за мента, если его самого пять минут назад протащили мимо барака в штаб? Что ж он, улучил момент и велел Шлямбуру предупредить? И, главное, дырка в локалке находилась вовсе не за сортиром, а у торца барака – об этой «страшной тайне» знали все активисты. Ну и хитры вы, блатные, с подходцами вашими… Но разобраться с вами все равно придется.
Бывший опер решил задать Шлямбуру пару уточняющих вопросов, предупредив об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Шлямбур же отвечать на них не собирался, помня о своем конституционном праве. И когда мент оказался за порогом барака, подскочил к нему сзади и упер под ребро заточенную алюминиевую расческу.
– Быстро к сортиру… Запорю…
– Тихо, тихо, не гоношись… Понял я, понял.
– А понял – шевели копытами.
Расческа проткнула робу. Остра… Кольцов не сопротивлялся, помня об умении блатных мастерски обращаться с колюще-режущим оружием. Моргнуть не успеешь, как пика окажется в почке, а душа на Страшном суде. Но и покорно идти на заклание он не собирался. Надо просто правильно выбрать момент.
Часовые на воротах локалки любовались процессом подавления бунта, поэтому парочку, вышедшую из барака, не заметили. Удобный момент настал, когда лицо Шлямбура накрыл луч прожектора с вышки. Кольцов не стал бить с разворота – зэк мог почуять движение и среагировать. Поэтому он просто отскочил в сторону и бросился бежать к заветной дырке в заборе. Краем глаза засек, как от сортира отделились две тени.
– Стой, сука!..
«Стрелять буду», – добавил про себя опер.
Бегал он неплохо, особенно кроссы – каждый год отдувался за райотдел на смотрах профессионального мастерства. А сейчас вообще мчался по-олимпийски, словно за золотом… Как забавна и переменчива жизнь! Обычно догонял он, а от него – убегали.
Но быстро сказка сказывается, а дело еще быстрее делается. Особенно когда заточка в спину дышит. Шлямбур подготовился к забегу намного хуже – открытый туберкулез, никотин, карцер, никаких тренировок, да и мотивация не та… И когда Кольцов нырнул в спасительную дырку, соперников отделяло от него целых пять метров. Впрочем, посрамленный преследователь не собирался сдаваться без боя, тоже ловко преодолев полосу препятствий. Уж больно хотелось окропить землицу кровушкой ментовской, насладиться его предсмертными хрипами и агонией. За забором к блатному присоединились еще трое. Кольцов четко расслышал голосок Шамана: «Где он?!»
– К промке, гад, побежал!..
Опер действительно сначала помчался к промышленной зоне, она находилась ближе всего, но потом здраво рассудил, что прятаться в гробах – плохая примета. Поэтому он резко свернул и, укрываясь за кустами, устремился к штабу. Там точно искать не будут, а если и найдут, при «Тайфуне» резать не станут – постесняются.