Старшая школа Йокай (СИ)

Я уже вкратце рассказал Кощею о том, что я делаю в Сайтаме, и о цепочке событий с валькирией Хильдой. Вкратце упомянул о быстрых свиданиях и о сэмпае с татуировкой под ключицей.
— Да этого не может быть, — констатировал батя. — Просто потому, что этого не может быть. Мы в Японии. Здесь не делают татуировок. Или твоя новая красотка из якудза, или там что-то другое.
— Слушай, а встретить нареченную — это как? Я сразу пойму, что это моя пара? Или она будет вешаться мне на шею? Или мы начнем читать мысли друг друга?
Мысленно я схватился за голову. Костик, что ты мелешь? Заткнись, просто заткнись. Перед тобой Кощей, у которого восемь жен. Что он тебе расскажет о нареченной?
— Чисто технически это будет ощущение родства душ. Не физическое влечение и не какая-то абстрактная отметка на теле, — отец смутился, понимая, что сейчас топчется по моему больному месту. — И, да, у кого-то она одна, как у твоего деда. У кого-то побольше… кхм. Ладно, давай разберем особенности поведения японских девушек. Что там с помощью знающих людей… эээ… знающих?
Я уже сидел в мессенджере.
«Кен-кун, привет. Чем занят?»
«Привет, лич-сан. Не поверишь, ничем. Подскочить к тебе? Я живу в соседнем крыле».
«Уже ставлю чайник».
— О, суровая мужицкая компания. Привет, Константин-сэмпай. Здравствуйте, господин, — Кен протянул руку. — Я Кен Нагано, учусь в первом классе старшей школы.
— Кощей Кощеев, очень приятно, — протянул ему руку отец. Кохай не удивился.
— Так что, — уточнил вечерний гость, принимая чашку с чаем, — сегодня по плану мы подглядываем за бабами в душе?
— Фу, как пошло звучит, — Кощею предложение явно понравилось.
— Если это звучит пошло, то предлагаю заняться вуайеризмом относительно банных процедур прекрасных дам. Но смысл от этого, уверяю, не изменится.
— Тогда приступим. Кен-кун, у тебя есть какое-то предложение, к тому же, ты говорил, тебе известно, когда кто посещает душевую.
Кен достал блокнот и начал рисовать в нем схему женского общежития, отмечая слуховые окна и особо выдающиеся пригодные для засады кусты, По его уверениям, в них спокойно поместилось бы пятеро, и наш рост не был бы препятствием. На том мы и решили. Сверившись с часами, инкуб схватился за голову:
— Так, мужики, быстро собираемся. Ваша северянка будет на месте через четырнадцать минут, а еще заныкаться надо.
Уговаривать нас не было нужды.
Входов в душевую было два: из корпуса и с улицы. Небольшая стайка демониц толпилась недалеко от второго, сосредоточенно пиная что-то лежащее на земле.
Когда поток девушек всосался в двери, мы вышли из тени. На брусчатой дорожке лежал зонтик.
— Зацените, сейчас будет весело, — Кен наклонился к валяющемуся предмету. — Больно тебе, бака-каракаса?
— Ой больно, — прохрипел зонтик.
— А чем же ты занимался?
— Подглядывал, — голос стал плачущим.
— А может, отнести тебя куда-нибудь?
— Хватит над ним издеваться, — урезонил шутника Кощей. — Видишь, ему и так досталось.
— Пф, дилетант, — фыркнул инкуб и аккуратно обошел неудачника по дуге. Мы направлялись в стратегически важные кусты.
Кощей занял самое выгодное место. Рядом с ним расположился Кен. Я уселся по остаточному принципу там, где нашел более-менее свободное пространство. Ветки втыкались в затылок, и я периодически шипел. Отец оглянулся и на всякий случай поставил барьер, глушащий звуки и не дающий заглядывать внутрь. «Хамелеон!», не преминул похвастался он. Мы сделали вид, что оценили.
— В принципе японские девушки отличаются от европеек и уж тем более от русских, — вполголоса Кощей рассказывал нам интересные факты, пока объект наблюдения
не появился. — До конца XI века женщины в Японии находились на весьма высоком социальном уровне: у них были те же права, что и у мужчин, в вопросах брака, труда и даже наследования имущества. Всё потому, что исповедовали только синто. Восемью миллионами божеств правила верховная богиня Аматэрасу. Потом в Японию пришел буддизм и всё испортил, поскольку утверждал превосходство мужчин над женщинами.
 
— Итого роль женщин и в обществе, и в трудовой деятельности сильно просела, — добавил Кен.
— Всё так. Однако же буддизм нравился многим представителям правящего класса. Женщина чиновника должна была стать изящной, заботливой, ответственной, тихой и покорной домохозяйкой. Поскольку право на самоопределение у них отняли, им пришлось принять такой облик, что впоследствии сказалось на всех японских женщинах, особенно высокого происхождения.
Меня несколько удивило, что правящий класс обращался за гаданиями к оммедзи, а исповедовал буддизм. Впрочем, двуличие для власть предержащих — дело обычное.
— Что до женщин более скромного происхождения, вроде выходиц из семей крестьян и ремесленников, там всё куда легче: к примеру, браки гораздо чаще были по согласию самих жениха и невесты. То есть жить было просто, если вы не аристократ. Но общественное давление в семьях, где имелся хоть сколько-нибудь высокородный предок, сохраняется по сей день.
— По крайней мере, общество избавилось от странных представлений об одежде, — прокомментировал Кен. — Традиционное японское кимоно подразумевает, что самая эпическая порнография, которую может показать женщина — это шея, поэтому проститутки спускали воротник кимоно чуть ли не за лопатки.
Стайка девушек, ни одна из которых нас не интересовала, выпорхнула из душевой. Их сменили следующие. Женское общежитие очень отличалось от мужского: мы обычно толпами не ходили.
— Вот ваш клиент, — Кен вытянул руку. Я проследил за направлением, в котором он показывал.
Я спокойно относился к женскому телу. Все-таки я вырос при матриархате: шесть теток и богатая компания сестер. Поэтому рассматривал Хильду как картинку. Пшеничные волосы, расплетенные из прически, без которой валькирия не появлялась, ниспадали до самых колен. Стройные, сильные ноги. Стыдливо сплетенные на груди руки; на пальцах белеют суставы человека, не привыкшего к физической работе. Она перекинулась словом с кем-то, и ее полные губы обнажили крупные, ровные зубы. Оказывается, улыбаться она тоже умела. Плоский и твердый живот с прекрасно прорисованными мышцами, длинная гибкая шея и плавность движений выдавали прирожденную воительницу.
А что я чувствовал?
Необходимость рассмотреть шрам на груди? Не то чтобы я хотел. Мне нравилось разглядывать Хильду, воспринимая ее как античное изваяние амазонки, лихой наездницы. Как Венеру Милосскую. Как несуществующую серебряную статую Таис Афинской.
Но думать о том, что мне судьба обнять эту женщину, взять ее в жены или даже просто украсть — вот этого мне не хотелось.
Кен достал айфон и аккуратно отстроил зум. Сделал пару фотографий.
— Все всё рассмотрели, можно больше не сидеть?
— Да, пора, — Кощей решил прихватить барьер с собой и снял его только за углом мужского общежития. Нас ожидал долгий вечер по уши в обсуждениях.
— Мужики, — не выдержал инкуб по дороге, — а вы оба чего такие спокойные? Мы вообще-то за голыми девушками подглядывали. В душе.
Кощей Кощеевич даже не задумывался над ответом.
— Кен-кун, у меня восемь жен и без счету любовниц.
— А у меня, соответственно, шесть теток, семь сестер, куча двоюродных, — подключился я. — И периодически кто-то из них бегает по дому без лифчика. Ты нас чем удивлять собирался?
Инкуб окончательно потерял самообладание.
— Мужики, отсыпьте, а?
Мы сели за столом. Я лишний раз благословил коллекцию складных стульев, которую оставил мне предыдущий жилец. Кактус на подоконнике изображал четвертого участника собрания. Надеюсь, он мужского пола и от наших разговоров не покраснеет.
— Смотрите на грудную клетку вашей валькирии, — Кен достал айфон и развернул фотографию. — Анатомия мышц в этом месте никак не нарушена, кости ровные, надкостницы не выпирают, мечевидный отросток не деформирован…
Мы смотрели на него, а не на фотографию.
— Что? Я в медицинский готовлюсь!