Complete Maximum (СИ)

— А ты прости, что я таким слабаком оказался.
И вроде бы никого не устроит такой ответ и обязательно нужно будет оспорить это всё, потому что ни один не согласен, с тем, за что другой извиняется, но это потом. У них ещё будет время поговорить обо всём. И о том, что было наговорено, и о том, кто и в чём виноват. Обо всём этом.
— Нам по факту сейчас любой мотель подойдёт, нужно только с Юнги связаться и с братьями. Придётся встречу перенести на пораньше. А по поводу полиции… как ты там говорил? Раньше надо было. Мне нужно было не очковать, что меня достанут сразу же, и идти как только начали угрожать. Но я тогда верил, что он всемогущий и боялся. Окружить себя охраной показалось проще. Либо надо было идти, когда поговорил с Юнги. Но я начал Джуна жалеть неистово и верить, что смогу помочь. Сейчас ни его уже не остановишь, ни противоположную сторону, которая совместно с Юнги уже готовит всё для того, чтобы наши пути разошлись теперь уже точно навсегда. А этим людям огласка и внимание полиции, ой, как не нужны. Вместе у них работать не получится. Удивительно, сколько ни зарабатывай, кем ни становись, а вот от такого дерьма никто не застрахован. И, блять, не всё в этом мире деньги оказывается решают. В моем случае исход решила куча неправильно принятых решений. — на одном дыхании, собрав наконец мысли в кучу.
— Хорошо, хватит это мусолить, поехали поищем, где остановиться. — коротко целует в губы. Отстраняется. И снова целует, но уже глубже.
— Я вообще-то блевал тут десять минут назад.
— Ой, успокойся, ты литр воды выпил. — снова целует.
— А если бы не выпил? Целовал бы?
— Возможно, без языка, я ж не мазохист, но в губы бы точно да, — отвечает с глубокомысленным выражение лица.
Чонгук кривится, представив, и слабо лупит по коленке.
— Фу, блин, придурок!
— Ну, чё ты? — смотрит ехидно, бодает лбом в лоб и атмосфера немного разряжается, — Вставай, — помогает подняться и принимается отряхивать чужие брюки. Чонгук стоит ещё не твёрдо, но вяло пытается сопротивляться.
— Да брось, я сам.
— Помолчи.
Через пару минут Чонгук оказывается усажен в машину и пристёгнут. Тэхён вспоминает, что отъезжая от казино тот даже пристегнуться не успел. Снова ужасается тому, что наделал, и наклоняется к парню, накрыв побелевшие костяшки, которыми тот бездумно вцепился в ремень руками.
— Я поведу осторожно, больше сотки разгоняться не буду. И никогда теперь уже не забуду, что нельзя топить. Я тебе обещаю, прости меня ещё раз. — «И давай молиться, чтобы не было погони, иначе это будет феерическое комбо» — добавляет мысленно, выжидающе смотрит в глаза и, дождавшись кивка и того, что Чонгук под его руками ощутимо расслабился, целует его напоследок ещё раз поглубже, чтоб хотя бы немного ситуацию отпустил, и перемещает руки на руль.
— А, точно, — расстегивает рубашку и жилет, выуживая из-за пояса брюк свой телефон и телефон Чонгука, который чудом удалось не выронить, так как он просто держался прижатым к телу под рубашкой, за счёт того, что давил жилет. Вызов на нём давно сброшен.
А после, подумав пару секунд, отцепляет мешающий бейджик на магните и смотрит, водя пальцем по гравировке имени.
В голове сплошь мысли о том, как счастлив Тэ был, когда ему этот инспекторский бейджик вручали после повышения. В голове слайд-шоу из отпечатавшихся в памяти дней проведённых в стенах любимой работы. И накатывает осознание.
Он никогда не был свободен. Ни от привязанностей. Ни от места. Ни от чего. Он крепко прикипел к казиношной семье, хоть и мало общался. Безумно привык к атмосфере. Полюбил Чимина и Джен, с которыми потерял связь на месяц почти, лишь парой слов обмениваясь на работе, по-настоящему. Он скучал по всем, кого в этой сфере оставил. По тренерам из школы крупье в Китае, по милым дилерам-вьетнамкам и менеджерскому составу с Филиппин, немного, но занимали они все место в голове и в сердце. Он всегда был в зависимости от этого всего.
В чём была его свобода? В том, чтобы не было никогда этих привязанностей. А они появлялись даже тогда, когда он не думал об этом и не замечал. Как раз ради таких моментов он этого всего избегал. Когда всё придётся оставить. Как раз ради таких.
 
Тэхён, не долго думая и не обращая внимания на обращённый на него полный боли взгляд тёмно-карих, открывает окно и зашвыривает бейджик подальше. Заводит машину и выезжает на дорогу.
— Не смотри так на меня, не впервой всё бросать и уходить в закат. Всю жизнь так делаю. — улыбается уголком рта. Почувствовав взгляд буквально затылком.
— Это другое, мне так жаль…
— А мне нет. Я уже говорил? Если и уходить, то только так, — дарит улыбку зубами и взгляд, заставляющий практически верить.
Внутри больно пиздец, но Чонгуку он этого не покажет. Конечно, это другое. Раньше он уходил, потому что «вот-вот и ещё чего получше добьюсь, побольше заработаю, большему научусь, больше мест посещу». А сейчас просто едет на дорогой тачке, с миллионером, которого преследует маньяк, и едет не куда-то, а непосредственно в неизвестность, потеряв всё, что оказывается не догадывался, но любил. Но уже выбрал. Выбрал его. Новую зависимость. А значит, нужно бороться. Остальное наладится обязательно.
— В конце концов, возьмёшь меня на работу, чего уж там.
«Перманентно чувствовать себя мудаком это как, норм вообще?» — лейтмотивом в обеих головах, только каждый из обладателей фальшивую улыбку на лицо натягивает и сплетает с другим пальцы. Раз уже вместе, то вместе. И что толку теперь жалеть?
♣️
Чонгук бросает телефоны, ключи и кошелёк на кровать и
устало опускает голову.
«Сколько часов спокойствия? Пять? Десять? Можно хотя бы два?»
Тэхён заходит следом не менее растерянным. Пока они искали мотель подальше от главной дороги, пыл успел остыть, эйфория от побега рассеяться, эмоции, возведённые адреналином в апогей, улеглись и уступили место подавленности. Они ведь даже не подозревали, насколько морально и физически устали.
За окном догорает день, дело близится к закату, буквально несколько минут назад должна была закончиться смена у Тэхёна. Его бы забрал его прекрасный не то принц, не то личный парикмахер, увёз бы домой, где они обязательно бы вкусно поужинали готовой едой или жареными бутерами, к которым Чонгук изрядно пристрастился, сходили бы вместе в душ и до следующего утра топили бы друг друга в нежности, заставляли стонать и прогибаться, зацеловывали бы губы, искусывая в нетерпении, кусали бы друг друга за плечи в приступах сокрушительных оргазмов, а потом, когда сил уже совсем не осталось бы, просто заснули, стиснув привычно друг друга в объятиях, или поползли бы на кухню полуголые пить кофе посреди ночи, забив на то, что это кофеин, потому что всё равно не работает и, оказавшись в постели, через несколько минут провалились бы в счастливый сон сопряжённый приятной усталостью и привычной, почти доставляющей больше удовольствие, чем дискомфорт, болью в поясницах.
Чонгук отмирает первым.
— Надо… в душ для начала.
Тэхён не отвечает, лишь берёт за руку и тянет за собой в подобие ванной комнаты. Ни сменной одежды, ни привычных шампуней, гелей, пен для ванны и бомбочек, ни большой, удобной для двоих, ванны и душа размером с полкомнаты, ничего. Обычный душ, с обычными стенками, просто кабинка, несколько одноразовых пакетиков с шампунем и гелем для душа, одноразовые щётки и странного вида мыло. Пара жестких, явно перенёсших не одну стирку полотенец на крючках, тут же унитаз и белая раковина с небольшим зеркалом.
И все, казалось бы, нормально, настолько, насколько это может быть в такой ситуации нормально. Явно лучше, чем лицом в пол и в багажник какой-нибудь машины. Но Чонгук ломается. В который раз за этот день ломается. Ненавидит себя за слабость, но ничего с собой поделать не может. Все принятые решения были неверными, нужно было просто идти в полицию, окопаться дома, закрыв с собой всё ещё сопротивляющегося отношениям Тэхёна, сидеть и ждать пока уполномоченные люди разберутся. А сейчас что?