Пыль моря (СИ)

Не шевелясь, Мишка обвёл глазами небо, усыпанное звёздами, тёмные силуэты мачты, паруса и прочих корабельных предметов. Сон не припоминался и Мишка в недоумении хотел повернуться на другой бок. И передумал. «Неспроста это я проснулся? – думалось ему, и он стал прислушиваться, осторожно ощупывая оружие под рукой. «Вот бесёнок, заснул, стервец», – пронеслось у него в голове при мысли о стороже, оставленном с вечера.
В это время до его слуха донёсся очень близкий шорох. Это не было сонное движение товарищей, а чуть дальше. Шорох отличался от всех других звуков на судне, Мишка насторожился. Шорох приближался, стало слышно тихое сдерживаемое дыхание.
«Неужто кто-то позарился на наше скудное добро? Сейчас разузнаем».
Очень тихо Мишка высвободил руку для удара. Кто-то осторожно и настойчиво крался к спящим. Сколько их было – не понять. Темень стояла плотная.
Вдруг Мишка весь напрягся. Чья-то рука осторожно шарила по нему и, коснувшись ружья, замерла. Затем тихонько стала тянуть его. Мишка видел только часть головы человека, распластавшегося рядом с ним. Недолго думая, он долбанул кулаком по этой голове и с воплем вскочил, обнажив саблю.
Сразу же поднялась суматоха. Все вскочили, но несколько жилистых и цепких рук хватали сонных путников. Мишке удалось отбить саблей одного и ткнуть другого. Раздались вопли, мелькали тени.
– Все в кучу! – орал Мишка, пытаясь разобраться в сутолоке.
Он услышал хриплые крики и узнал по голосу И-дуна. Бросился па крик и сбил по дороге кого-то. У ног катались два тела, Мишка схватил верхнего за шею и рванул на себя. Рукояткой сабли расквасил морду худощавого корейца и отбросил. Постепенно шум стал стихать. Товарищи опомнились и уже стояли на ногах с обнажёнными саблями. Кругом толпилось с полдюжины теней. Кто-то ползал в ногах и жалобно ныл тонким голосом.
Бледный свет фонаря заметался на корме. Мишка крикнул, надрывая глотку и вкладывая в крик полную меру злобы:
– Давай огня, собаки облезлые! Всех раскидаю за борт!
Он схватил ружьё и, не целясь, выстрелил в тени. Вспышка озарила злобные лица и хищный оскал зубов. Корейцы бросились врассыпную, завывая от страха.
– Так их, чумазых! Пали, ребята, а то осмелеют и навалятся!
Второй выстрел очистил палубу окончательно. Все попрятались и на судне воцарилась тишина. И нытьё валявшегося раненого перестало скрести сердце своим страданием.
Кое-как зажгли кусок каната и он осветил мрачным светом место побоища. Осмотрели раненого. Это Мишкина сабля прошла корейцу между рёбер, и теперь он судорожно прижимал руку к кровоточащей ране. Скулы лица остро проступали сквозь побледневшую кожу. Другой кореец лежал без признаков жизни, но и ран на нём не обнаружили. Видно, удар Мишкиного кулака оглушил матроса, и тот ещё не оклемался.
– Ружья, ружья заряжай. Чего глазеете? Ещё не всё кончилось, – Мишка торопил своих товарищей и не замечал, что кое-кто из них в плачевном состоянии. Зажгли ещё один конец каната. И-дун растирал шею в багровых полосах и не мог говорить. Тин-линь зажимал рукой неглубокую рану на руке. Только Ювэй сидел, вобрав голову в плечи. Глазёнки его затравленно поблёскивали, он боялся глядеть на взрослых.
Мишка заметил его состояние и, не злобясь, отвесил ему подзатыльника. Мальчишка отлетел на палубу в ожидании добавки.
– Вставай, паршивец! Хватит валяться! Тоже, сторож! Поди хозяину перетяни рану. Пошевеливайся!
– Миш, а что с джонкой делать? – голос Тин-линя выдавал тревогу. – Глянь, как крутит её. Видать кормщик убежал.
– Это плохо! Надо вытащить его из норы. Пусть работает. Не ровен час, занесёт, куда не надо.
Джонку разворачивало боком к ветру, и будь он хоть чуток посильнее, не миновать беды. Парус отчаянно шелестел, джонка заметно кренилась на один борт. Берегов не было видно. Луны давно не стало, людей охватило беспокойство.
Тин-линь добрался до рулевого весла. Там никого не было. Фонарь погас, его с трудом удалось зажечь. Стали орудовать веслом, но ничего не получалось.
– Давай парус спустим, – предложил Тин-линь. – До утра далеко не снесёт без паруса, а там при свете легче будет.
 
Стали разбираться в снастях. Очнувшийся кореец помогал. Вскоре парус уложили на палубе. Джонка выровнялась, плавно покачиваясь на пологой волне.
На востоке посветлело. Стало легче на душе. Корейцы не подавали звука. Раненый продолжал стонать, с ним возился другой матрос, с опаской поглядывая на своих врагов. За ним следил И-дун с ружьём в руках.
– Чего это им вздумалось на нас напасть? – в раздумье спросил Мишка.
– Видно, побоялись так просто в селение вернуться. Хотели маньчжур улестить. Иначе им тоже могло от них достаться. А так ещё и награду получили бы, – Тин-линь осторожно трогал затянутую тряпкой руку.
– Что, болит? Ничего. Легко отделались. Могло быть и хуже. Как это меня угораздило проснуться за минуту до нападения. Они хотели вначале стащить у нас оружие. Стало быть, своего не имелось на джонке.
– Да кто ж осмелится иметь оружие. Маньчжуры этого не прощают.
– И то верно. Ну и одолели бы они нас, не сохрани мы своего.
– Утром одарить духов надо. Помогли, и на этот раз.
– Да уж придётся. Воздадим по заслугам.
И-дун всё растирал шею и силился говорить, но это плохо получалось, он затих с печалью в глазах.
– Ничего, друг, пройдёт. Это не такое страшное дело. На худой конец и без голоса можно жить, – Мишка дружелюбно похлопал товарища по плечу и заулыбался, прося прощения за злую шутку.
Рассвело. Далёкий берег стал смутно просматриваться в утренней дымке. Похолодало, палуба покрылась влагой, люди стали проворнее двигаться и махать руками. Чайки огласили тишину тоскливым писком. Бросались с высоты в море и взмывали с добычей в клювах. Частые стычки между ними развлекали Мишку. Полюбовавшись ими, он сказал:
– Пора б и корейцев к нам, а? Пошлём-ка порученца нашего к ним.
Связали корейцу руки за спину и на длинной верёвке отпустили к хозяину на переговоры. Тот подошёл к двери хозяйской каюты и стал быстро говорить условия перемирия. А Мишка требовал пока малого – управлять судном и выдать хозяина.
Долго велись переговоры. Наконец внутри стал слышен шум и крики и вскоре матросы вытолкнули на палубу испуганного хозяина. Вышел и кормщик с помощником. Кучка матросов столпилась у двери, не решаясь двинуться дальше. Хозяин что-то возбуждённо говорил им, но его плохо слушали и слегка подталкивали от себя.
Мишка решительно направился к корейцам и те затихли, втянув головы в плечи. Грубо схватив хозяина за шиворот, поволок к своим. Ноги хозяина не слушались, Мишке пришлось тащить его волоком.
– Тин, ну-ка спроси его, для чего он затеял нас изловить. Да построже. Нечего с такими лясы точить долго.
Тин-линь стал задавать вопросы, но кореец и так всё понимал и, путаясь в словах, стал не столько рассказывать причины ночной схватки, сколько клянчить не обижать его.
Мишка, хищно прищурив глаза, внимательно вслушивался в его лепет и со злостью в голосе прервал:
– Брось его, Тин! И так всё ясно! Что с ним время терять. Лиса хитрая, всё одно выворачиваться будет. Сейчас он у меня заговорит, – он подошёл и с силой пнул корейца ногой в живот.
Дикий вопль пронёсся над утренними волнами, но перейдя в стенания, затих. Тут же Мишка нанёс ещё удар уже по лежащему телу, встряхнул, поставил на ноги. Ноги не держали хозяина, пришлось держать за халат. Он тихо скулил и что-то лепетал.
– Ничего не могу разобрать, Тин. Ты понимаешь? – мощный рывок снова потряс несчастного корейца.
– Он на своём говорит. Ничего не понять.
– А ну говори по-нашему! – рявкнул Мишка и снова тряхнул корейца.
Вскоре тот признался, что из страха перед маньчжурами, он решил захватить своих пассажиров и выдать их, как доказательство своей преданности новым властям.
– Вот теперь всё стало понятно! – молвил Мишка. – С этого и начинать надобно было. Ну что с ним делать? Молчите? А с такими долго не след волыниться. За борт его и делу конец!