Бывшие. Я до сих пор люблю тебя (СИ)

— Мы с тобой спали в последний раз три месяца назад, — закатываю глаза. — Ну какой ребенок, Инесса?
— Я узнала только вчера, потому что у меня нерегулярный цикл!
— Ага. И спали мы с тобой в резинке. Каждый раз, — качаю головой. — Инесса, просто скажи, что не беременна или беременна не от меня, и мы разойдемся нахрен.
— Я беременна от тебя! — лезет в сумку и достает оттуда тесты на беременность, кидает в меня.
Уворачиваюсь, поднимаю парочку с пола — везде две полоски.
— Теперь веришь мне? — спрашивает, гордо задрав подбородок.
— Как это доказывает наличие беременности или то, что ребенок мой?
— А как мне еще доказать?
— Думаю, поход к врачу все расставит по местам.
— Отлично! — резко вскакивает на ноги.
— Выход там. Водитель отвезет тебя.
— Ну и сволочь же ты, Титов! — разворачивается и уходит, а я кричу ей вслед:
— Даже если этот ребенок мой, я все равно не вернусь к тебе!
— Это мы еще посмотрим! — и вот от заплаканной лани не остается и следа.
Едва за Инессой закрывается дверь, я достаю телефон, чтобы позвонить Тамиле и сказать, что вся эта хрень с беременностью — фантастика. Я больше чем уверен в этом. Но вместо длинных гудков меня встречает лишь тишина, а после «Абонент находится вне зоны доступа».
  
Глава 40. Правильно разыгранная партия
 
Тамила
— Вот, держи. Выпей, — Володя протягивает мне открытую бутылку с водой.
Я благодарна ему. И за то, что увел меня с выставки, и за то, что повез на набережную, а не к себе или ко мне домой. И за эту воду — как маленький знак искренней заботы.
— Спасибо.
Выпиваю половину бутылки. В горле пересохло от невысказанных слов. А их накопилось ой как много.
— Брось, Тамил, — Вова лишь отмахивается. — Ну что ты.
Сажусь на лавочку и ставлю локти на колени, роняю голову.
— Если честно, я вообще не понимаю, как ты можешь сейчас сидеть со мной и вот так спокойно общаться.
— А как мне надо с тобой общаться? — спрашивает устало.
— Не знаю. Ты должен ненавидеть меня. А ты помогаешь, продолжаешь заботиться, хотя я, по сути, предала тебя.
Володя вздыхает. Я слышу шорох, и следом мне на плечи ложится его легкая куртка. Я совсем забыла взять свою, когда покидала стены галереи. Как-то не до этого было.
Я придерживаю куртку и выпрямляюсь, сажусь полубоком, так, чтобы можно было взглянуть на мужчину.
— Вот. Я об этом, — показываю рукой на его куртку. — Вместо того чтобы обматерить меня, ты отдаешь мне свою одежду, чтобы я не замерзла.
Вова дергает плечами, но взгляд опускает, не выдерживает моего.
— Я пытался, Тамила. Пытался ненавидеть тебя, но потом понял — не за что.
— Я изменила тебе. Давай называть вещи своими именами.
— Тами… — он поднимает глаза к звездному небу. — Мне не за что ненавидеть тебя, потому что я сам виноват в этом. С женщиной нельзя так. Я забивал на тебя сколько раз? Бесчисленное множество. Между работой и тобой я даже не сомневаясь всегда выбирал первое. Сколько у нас было сорванных свиданий? Сколько важных для тебя мероприятий я пропустил? Черт, я даже не поздравил тебя с Восьмым марта! А ты терпела все, ни разу не вынесла мне мозг и ни в чем не упрекнула. Я ведь даже во время секса однажды чуть не уснул! Чем больше ты относилась с пониманием к моей загруженности, тем больше я садился тебе на шею. Мне не в чем тебя винить, Тамила. И я не держу на тебя зла. Даже наоборот, корю себя за самонадеянность. Все думал, что успею откупиться и восполнить недостаток общения с тобой.
Вова замолкает, а я смотрю на него распахнув рот. Я и правда не ожидала, что он покажет мне ситуацию с этой стороны.
— Оба виноваты, Вов, — в конечном итоге я соглашаюсь с ним.
— Что делать дальше будешь, Тамила? — спрашивает он аккуратно.
— Черт его знает, — трясу головой, пытаясь сбросить напряжение. — Для начала неплохо было бы вообще разобраться, действительно ли беременна Инесса. Мало ли, может, она решилась на обман? Мне показалось, что они с Германом не совсем легко расстались.
  
— Сколько они были вместе? Четыре года? Конечно, она планировала жить с Германом «долго и счастливо», а получила чемодан в руки и билет на вокзал, — подытоживает Вова.
— Если ребенок все-таки есть, то… то… ч-черт, я не знаю.
— Есть и есть, — неожиданно со злостью говорит он, — чем он мешает быть вам с Германом вместе?
— Послушай, ты когда-нибудь воспитывал ребенка в одиночку?
— Ну… нет.
— Это сложно. Очень. Потом дети вырастают, и им далеко не просто принять тот факт, что у всех родители — это семья, а у него одного родители — чужие друг другу люди. Знаешь, сколько всякого разного я прошла с Эмилией? Когда она, например, плакала и просила меня разрешить папе пожить с нами. А папа уже живет с другой тетей. Все это безумно сложная материя. Если ребенок есть, я считаю, что хотя бы ради него стоит попробовать построить семью. Тем более Гера с Инессой прекрасно прожили вместе четыре года.
Я жду комментария от Вовы, но он молчит, буравит меня взглядом, а потом неожиданно выдает:
— Значит, Инесса правильно разыграла эту партию, — слова звучат очень холодно, даже зло.
— Что? — хмурюсь.
— Она пошла к тебе, потому что в отношениях с Германом ты слабое звено, которым можно манипулировать с помощью ребенка, Тамила. С Германом эта манипуляция не прокатит. Не поддавайся на нее.
— Не ожидала от тебя такого… цинизма.
Это правда было очень неожиданно.
— Я просто смотрю на все со стороны. И вижу то, чего не видите вы под влиянием эмоций, хотя я уверен, что Герман знает Инессу и просчитал ее. Готов дать руку на отсечение, что даже если ребенок есть, он никогда не женится на Инессе. Будет поддерживать ребенка, но не более.
— В любом случае, это не твое дело. Прости… Мы сами разберемся, — поднимаюсь с лавочки.
— Ты только горячку не пори, Тамила. Ты женщина рассудительная, но как только дело касается Германа, что-то в твоей голове необъяснимое происходит.
— Любовь — страшная сила, — бормочу, глядя в пустоту. — Отвези меня домой, пожалуйста.
Едем в тишине. В этой же тишине Вова провожает меня до квартиры, мы коротко прощаемся. Я падаю на кровать без сил, нет желания даже раздеться.
Утром, едва рассвет забрезжил на горизонте, просыпаюсь. Сон всю ночь был беспокойный, я чувствую себя разбитой. Встаю с постели и поднимаю с пола сумочку.
Ночью я совсем забыла написать или позвонить Герману, а сейчас понимаю, что мой телефон выключен. Ставлю его на зарядку и тут же получаю несколько сообщений о пропущенных вызовах: Герман, мама, Ирма.
От Германа висит непрочитанное сообщение. Открывать его боюсь, но это глупо, поэтому я нажимаю на значок конверта.
«Это не повлияет ни на что. Я все равно люблю тебя».
К сожалению, это ложь. Ребенок повлияет, уж мне ли не знать.
  
Глава 41. И я тебя
 
Тамила
Сегодня понедельник, начало рабочей недели, а я впервые за очень долгое время чувствую себя разбитой в хлам.
Пока телефон заряжается, я шатаясь иду в ванную комнату. Включаю холодную воду в надежде прийти в себя, но под ледяными каплями становится только хуже.
Мое лицо в зеркальном отражении пугает меня: бледное, как мел, только щеки горят. Глаза сверкают нездоровым блеском.
Класс. Вот заболеть мне не хватало только для полного счастья.
В аптечке нахожу градусник, возвращаюсь в кровать и кутаюсь в теплый халат. Через несколько минут градусник показывает тридцать девять.
Тру точку между бровями, потому что начинает пульсировать в голове, и прикрываю глаза. Сама не замечаю, как снова уплываю в сон, а когда опять открываю глаза, солнце уже вовсю заливает спальню.
Хватаюсь за телефон — уже больше девяти утра. Проспала все. Но в любом случае сегодня мне не стоит показываться на работе.
Снова перевожу взгляд на дисплей: Герман звонил три раза, вижу пропущенные от него. Телефон-то я включила, а вот звук нет.