Бывшие. Я до сих пор люблю тебя (СИ)

По факту он и сбежал. Ушел аж на целых пять метров. Дальше не смог. Смотрел на ступеньках в подъезде, но не посмел сделать ни шага.
Я не держу на него зла за это. В конце концов, он вернулся.
— Добрейшего утречка, мамулечка! — мой маленький пони по имени Эмилия забегает в комнату и падает в мою кровать.
— И тебе доброго утра, дочка, — целую ее в нечесаные волосы.
— Мамась, — ластится ко мне, — нажарь блинчиков, а?
— Эми, ты уже в том возрасте, что и сама можешь нажарить себе блинов, ты же в курсе? — щелкаю ее по носу, а сама улыбаюсь.
Все-таки какая же теплая и чуткая девочка получилась у нас с Герой.
Ну ладно, она далеко не всегда такая, может и кусаться, но зачастую попадает чужим.
— У тебя получаются в сто тысяч раз вкуснее! — ага, и глаза делает такие преданные-преданные, сделаешь что угодно ради нее.
— Ты маленькая манипуляторша, — вздыхаю, но улыбка не сходит с лица.
Эми падает на спину и демонически смеется, поднимает ноги и дергает ими в воздухе, взлетает на кровати.
— Ты лучшая, ма!
— Волосы расчеши! — кричу ей вслед.
— Я не знаю, где моя расческа! — бурчит мне в ответ из коридора.
Поднимаюсь с кровати и набрасываю халат.
— У тебя их десять штук! Если не найдешь хоть одну из них и не расчешешься, то я случайно не найду муку и не нажарю блинчиков, — спокойно обещаю ей.
Эми заглядывает ко мне в спальню через секунду:
— Теперь понимаешь, у кого я научилась искусству манипуляции? — играет бровями.
Поднимаю с постели подушку и запуливаю ее в дочь.
— Волосы! Быстро! — что за мода на патлатость у молодежи?
— Слушаюсь и повинуюсь! — прилетает мне.
Блинчики делаем в четыре руки.
Ну как делаем. Я готовлю в две руки, Эми ест двумя руками и подкармливает меня.
— Какие планы на сегодня? — спрашиваю дочь.
— Папа хотел со мной встретиться, что-то обсудить. — Ага. Францию обсудить. — А вечером пойду с подружками в кино.
— Хорошо тебе провести время. Дома быть не позднее девяти, на звонки и сообщения отвечать. Геолокацию не отключать!
— Ну мам! — стонет с набитым ртом. — А ты чем займешься?
— Я хотела прибраться в квартире, а вечером мы с Вовой идем в ресторан.
Эмилия закатывает глаза.
— Не надо так делать, — угрожаю ей лопаткой.
— Мам, он же скучный. Давай лучше со мной и папой день проведешь? Мы хотели на лодке по каналу прокатиться.
— Нет, не могу, — отворачиваюсь от дочери и переворачиваю блинчик.
— А хочешь?
Оборачиваюсь к дочери. Ее взгляд горит нетерпением.
— С чего вдруг такое желание? Вы всегда прекрасно проводили время вдвоем с отцом.
— Все так. Но я подумала, что вдруг и ты хочешь с нами? Помнишь, когда я была совсем маленькая, ты гуляла с нами?
Усмехаюсь ее детским воспоминаниям:
— Я гуляла с вами потому, что твой отец боялся оставаться один на один с маленьким ребенком.
— Так я и сейчас не сильно большая! — возмущается с набитым ртом.
— Тебе тринадцать, а не три! — смеюсь над дочкой.
— А мне кажется, папа был бы рад, — говорит вкрадчиво.
Не смотрю на нее, мотаю головой:
— У меня свидание с Владимиром. А ты прекрасно проведешь время со своим отцом.
— Угу, — сникает. — Вот только я не уверена, что ты прекрасно проведешь время со своим Володенькой.
Резко оборачиваюсь и удивленно смотрю на дочь.
Эми не жалует Вову. Для нее он просто скучный травматолог. Но чтобы злость на него… это что-то новое.
Дочь вскоре уезжает, а я весь день прибираюсь в квартире, потом собираюсь в ресторан. Вова кидает сообщение, что задерживается и не сможет меня забрать, предлагает встретиться уже там. Все привычно, даже, я бы сказала, ожидаемо.
Я вызываю такси и еду в наше любимое заведение. Метрдотель проводит меня к столику, который заказал Володя. Присаживаюсь, заказываю аперитив, бегло осматриваю зал.
И… и встречаю тяжелый взгляд Германа.
  
Глава 3. Как девочка
 
Герман
Четырнадцать лет назад
Я слукавлю, если скажу, что родители были расстроены новостью, что за статусом «бабушка» и «дедушка» не заржавеет.
  
Мои родители и родители Тами были дружны с молодости и наверняка втайне надеялись породниться через нас.
Ну а мы с Тами любили друг друга как могут любить двадцатилетние. Ярко, остро, порывисто. Чуть что не так — скандалы, сверкающие, словно молнии. Если все идеально, то мы плавились как пластилин. Середины не было.
Та любовь была обжигающей вспышкой.
Но у вспышки есть одно качество, самое главное. Ярко отсветив, она затухает, умирает.
Еще вчера ты жизни не мыслил без этого человека. Без ее рук, ее губ и улыбки, а сегодня задумываешься о том, что все-таки можешь жить.
Вполне себе спокойно.
Но это будет позже.
А пока я слушаю регистратора, но не слышу ни слова. Я просто врастаю в землю и ощущаю, как мне на шею надевают петлю. Мягкую, удобную петлю — и начинают ее медленно затягивать.
— Ваш ответ, жених?
Я смотрю на Тами, на ее счастливую улыбку и чувствую ее предвкушение светлого будущего.
Правильно сейчас ответить «да». Этого от меня ждут. Тами, мои родители, ее родители. И еще сорок гостей.
Хочу ли я говорить это гребаное «да»?
Какая разница, чего хочу я? Поэтому я делаю то, что правильно, и то, чего от меня ждут прямо сейчас.
— Да.
Мягкая, уютная петля на шее затягивается и перекрывает доступ кислорода.
«Где ты?»
«С кем ты?»
«Когда будешь дома?»
«Почему тебя так долго нет?»
У Инессы там приступ?
Пишу ответ и напоминаю ей о том, что предупреждал заранее. У меня ужин с партнерами. Говорил, где буду, с кем буду, когда вернусь.
Но, видимо, то ли у Инессы отшибло память, то ли она просто заточена на то, чтобы вывести меня из себя.
В ответ на мое сообщение Инесса шлет эротичную фотку — в красном кружевном белье она раскинулась на нашей кровати.
Спешно убираю телефон, тру переносицу. Она нормальная — присылать такое во время переговоров, пусть и неофициальных?
Злюсь, закипаю.
Почему-то привычный мир и систематизированная, расписанная по минутам жизнь, сбоят.
Я не знаю, может, это он и есть — кризис среднего возраста? Когда оборачиваешься назад на свою жизнь и будто бы остаешься недоволен собой. Не так, не то.
А как правильно — непонятно.
Вырубаю телефон, потому что шквал сообщений выбешивает, и возвращаю внимание партнерам. Общаемся, делаем пометки с юристом. Люди уважаемые, дельные, поэтому решения принимать надо здесь и сейчас.
Когда обсуждение заканчивается, партнеры уходят, а мы с юристом остаемся, и обсуждаем план действий.
Я не упускаю момент, когда Тами заходит в зал ресторана. Как тонко настроенный радар, нахожу ее.
На ней синее платье, облегающее фигуру. Спина открыта, волосы собраны в элегантный пучок. Вся светится. Я не знаю, почему время над ней не властно. Мне кажется, она и сейчас такая же, как четырнадцать лет назад, когда перевезла свои вещи ко мне.
Она улыбается официанту, делает заказ, отдает ему меню и, оборачиваясь, замечает меня. Ее брови дергаются вверх, будто она пугается, увидев меня.
Я улыбаюсь и киваю ей, она отвечает.
Юрист дергает меня за руку, привлекая внимание, а я, как магнитом притянутый, не могу отвести взгляда от нее.
К Тами подходит ухажер, целует ей руку, протягивает букет белых роз.
Галантная сволочь. Эмилия не жалует его. Хотя она и Инессу не особо любит.
Моя бывшая жена переключает все внимание на своего костоправа, улыбается ему, внимательно слушает. Они вместе четыре месяца. Вроде нормальный мужик, врач, как-никак.
Но бесит.
Просто бесит, и все.
А вот Тами плывет, девочка. Костоправ ей что-то втирает, она краснеет. Правда — как девочка. Даже язык не повернется сказать, что ей тридцать три.