Слишком долго мы были затеряны в безднах (СИ)

– Так что насчет завтрашнего вечера, мистер Ксавьер? Вы не забыли?
– Не забыл о чем? – Чарльз торопливо роется в памяти, но все важное, что у него было запланировано на завтрашний вечер – его очередь драить аудитории на кафедре биологии.
– О том, что завтра мы не встречаемся в театре, Чарльз.
Кажется, Эрик уже привык к тому, что генетик довольно рассеянный в вопросах, которые не касаются его любимой науки. Только этим Ксавьер может объяснить то, что Леншерр постоянно находит его в коридорах университета в перерывы, и напоминает о вечерних встречах.
  
– Совсем забыл, – честно признается Чарльз, и продолжает, – я бы все равно не смог прийти, завтра я дежурю на кафедре, нужно будет все вымыть и привести в порядок.
– Я мог бы помочь, – Ксавьер удивленно вскидывает взгляд на Леншерра, – я завтра все равно не работаю, и раз уж так получается, что поэтический вечер не состоится, то… в любом случае, вдвоем мы управимся быстрее, не так ли?
– Если только вас это не затруднит… – чего греха таить, не очень-то Чарльз и сопротивляется данному предложению.
– Абсолютно нисколько. – Торопится убедить его Эрик и, попрощавшись, выскальзывает за дверь.
Весь следующий вечер молодые люди проводят вместе, перемывая пробирки, полируя парты и рассортировывая по шкафам и секциям многочисленные методические материалы. Чарльз давно заметил, что Эрик очень начитан и разносторонне развит. С ним интересно. Леншерр действительно располагает к себе, он невероятно обаятелен. Ксавьер и заметить не успевает, как неуловимо немцу удается преодолеть выстроенные им барьеры. В один из моментов, когда Леншерр делает какое-то очередное остроумное и верное замечание, и широко улыбается Чарльзу, тот понимает, что улыбается в ответ. Оказывается, им очень легко найти общие темы для разговора. Генетик не совсем понимает как это так, но они абсолютно точно на одной волне с Эриком. И может Чарльз бы и удивился такой быстрое перемене своего восприятия, но на тот момент он всецело поглощен Леншерром, и не хочет, чтобы это прекращалось. С Эриком легко и спокойно, и, пожалуй, это то самое внутреннее состояние, которого так долго не доставало Чарльзу.
Эрик и Чарльз сближаются медленными, неуверенными шажками. Они много говорят о естественных науках (насколько это позволяют знания Эрика), литературе и культуре разных стран (тут Чарльз слегка сдает позиции), но может как раз из-за того, что они дополняют друг друга, им так комфортно вместе. Только вот, будто по негласному договору, ни одни из них не говорит о прошлом. Как-то раз Чарльз рассказал Эрику историю из детства: когда он был совсем маленьким, каждую зиму папа делал ему деревянные лопаточки, чтобы те подходили малышу по росту, и копаться в снегу было удобнее. Это было одно из самых теплых воспоминаний Чарльза, он хранил его в себе, оберегал, но решился рассказать Эрику, потому что тот всегда с очень большим уважением и пониманием относился к вещам, которые посторонним могли показаться пустячными, но для самого человека были очень ценными. Немец тогда мягко улыбнулся, но ненароком перевел тему разговора. От Ксавьера не укрылось то, как потяжелел взгляд Леншерра, но расспрашивать он не решился, потому что в глубине души боялся услышать что-то, что оттолкнет его от немца. На самом деле Чарльз врал себе: больше всего он боялся того, что Эрик каким-то образом причастен к войне, что он был не просто наблюдателем. Чарльз не знал, как бы он справился в таком случае, и как бы изменилось его отношение к человеку, с которым у него только-только начала возникать эмоциональная связь.
Первый звоночек прозвучал в один из «библиотечных» вечеров. Они могли часами корпеть над книгами, изредка перебрасываясь шутливыми репликами. Чарльз знал, что Эрик работает над каким-то проектом по литературе, который был посвящен «Божественной комедии» Данте, но особо в суть исследования не вникал, потому как у самого Ксавьера на носу было промежуточное тестирование по биологии. Он уходил с головой в учебники, забывая на время про Эрика, который сидел по правую руку от него. Иногда они перемещались из университетской библиотеки в личную библиотеку профессора, хотя Чарльзу там особо делать было нечего, поскольку, в основном, отец собирал научные труды и книги по истории и литературе. Но Ксавьеру-младшему нравилось проводить такие мирные, спокойные вечера с Эриком. Поэтому, как-то в конце недели, они, под тихое тиканье часов, сидели в кабинете профессора Ксавьера; Чарльз разложил свои альманахи по биологии и с довольным видом грыз гранит науки. Вдруг Эрик стал энергично шуршать страницами и перерывать отложенные в сторону бумаги.
– Что-то не так, мистер Леншерр? – иногда Чарльз и Эрик в шутливой форме обращались друг к другу на «вы».
– Кажется, конспекты оставил в сумке, – Эрик встал и направился к двери.
Чарльз лишь хмыкнул, заметив вдогонку, что не он один тут растяпа, который все забывает. Он собирался было вернуться к изучению генотипа человека, но его взгляд упал на раскрытую книгу, которую читал Эрик. Чарльз прислушался – не идет ли Леншерр обратно, поднялся и, обогнув стол, заглянул в книги. Бегло пролистав страницы и просмотрев записи, Чарльз понял лишь то, что Эрика Данте если и интересует, то в последнюю очередь. Леншерр изучал философию и историю. Ницше, Кант, Райх и Фромм. Первая Мировая и политика Германии 20х годов. Чарльз не мог понять, что Эрик пытается… исследовать? Когда Эрик вернулся, Чарльз сидел на своем месте и усиленно делал вид, что ничего не произошло, хотя в глубине души он пожалел, что сунул свой нос в чужие дела. На вопрос англичанина, почему он так долго ходил в прихожую за записями, Леншерр ответил, что миссис Ксавьер попросила его достать с верхней полки шкафа посуду. Чарльз задумчиво покивал, но будто не слышал ответа, погрузившись в свои мысли.
– Что-то случилось, Чарльз? Возникли какие-то сложности? – Эрик с беспокойством взглянул на Ксаврьера.
Тот поднял глаза и неожиданно даже для себя выпалил:
– Данте тут ни при чем, Эрик. Почему ты соврал? Все эти книги… выборки, пометки, записи. Для чего они? Что ты пытаешься там найти? Ведь ты же что-то ищешь, так? Эрик?
На мгновение немец замирает, застигнутый врасплох, а потом смотрит на Чарльза. И того коробит от усталого, больного взгляда Леншерра. Чарльз понимает, что зря затеял этот разговор, что он вообще не хочет ничего знать, если молчание поможет Эрику сохранить душевное спокойствие.
– Мне не нужно было начинать этот разговор и лезть в твои записи, прости меня. Давай забудем, если хочешь и…
Ксавьер пытается пойти на попятный, он вообще готов сделать все, что в его силах, лишь бы вернуть то настроение, которое присутствовало каких-то несколько минут назад между ними. Но Эрик лишь отрицательно качает головой и говорит:
– Я не могу сказать тебе, Чарльз. Не могу рассказать, что я ищу там – в прошлом, – и немного помолчав, словно обдумывая заканчивать начатую мысль или нет, добавляет, – потому что сам не знаю, но и забыть не могу.
Ему нелегко даются эти слова. Пусть пока это не полное признание в чем-то, раскрытие каких-то секретов или тайн, но Чарльз чувствует, что он первый, кому Эрик слегка приоткрыл душу. Ксавьер благодарен и за этот небольшой жест. Он чувствует, что сейчас не стоит давить на Эрика, пытаться выудить из него еще какую-то информацию, поэтому только кивает, не отводя взгляд. Леншерр облегченно выдыхает, и нервное напряжение покидает его тело. Он привычным жестом откидывает челку со лба и говорит:
– Я расскажу тебе все, Чарльз, все, что ты захочешь узнать, но мне нужно еще немного времени. Еще немного времени.
– Я буду ждать столько, сколько потребуется, Эрик.
Чарльз чувствует себя как никогда взрослым, потому что впервые кто-то действительно доверяет ему, надеется на него и готов на него положиться. Это огромный груз ответственности, понимает Ксавьер, но он ощущает себя очень твердо, основательно стоящим на земле. Настолько, что готов разделить эту ношу с Эриком. Тогда, когда Леншерр будет к этому готов.