Залетела от Братвы (ЛП)

Он опускает руку ниже, его хватка крепкая, но не болезненна, как будто он напоминает мне о своем контроле, в то же время давая мне что-то более мягкое. Его губы снова касаются моих, но этот поцелуй нежнее, почти сладкий, и я обнаруживаю, что таю под ним, позволяя ему войти глубже, чем следовало бы. Его рука обхватывает мою грудь, его большой палец обвивает чувствительную вершину, пока я не стону ему в рот, выгибаясь к нему, напряжение между нами становится невыносимым.
— Я знал, что тебе понравится, — бормочет он, его голос хриплый от желания. — Я собираюсь убедиться, что ты наслаждаешься каждой секундой.
Его слова повисают в воздухе, густые от обещания, и я не уверена, дрожу ли я от страха или предвкушения. Может, и от того, и другого. Его пальцы скользят ниже, дразня, и я не могу остановить тихий вздох, который вырывается у меня, когда он касается меня, жар его руки зажигает что-то глубоко внутри меня. Мое тело предает меня, бедра приподнимаются навстречу его руке, и я ненавижу, что я так жажду его, так отчаянно хочу его прикосновения.
— Хорошая девочка, — рычит он, его голос хриплый от удовлетворения. — Я знал, что ты не сможешь мне противиться.
Когда он входит в меня, мне требуется вся моя выдержка, чтобы не выкрикнуть его имя. Он заполняет меня без усилий, растягивая меня так широко, что я едва могу думать. Он задает мучительный темп, вбиваясь в меня, пока я задыхаюсь и выгибаюсь в его прикосновении.
Давление нарастает, и я на грани, возбуждение скручивается в тугой узел в моем животе. Он отстраняется, как раз когда я собираюсь упасть с края, его рука покидает мое тело, и я скулю от разочарования, глядя на него.
— Пока нет, — говорит он, его голос дразнящий, но твердый. — Ты не сможешь кончить, пока я не скажу.
Интенсивность в его глазах заставляет мое сердце биться быстрее, и я киваю, закусывая губу, чтобы сдержать еще один стон. Он наклоняется, его губы касаются моих, и он шепчет: — Ты делаешь то, что я говорю и когда я говорю. Это включает твое удовольствие. Поняла?
Я снова киваю, чувствуя, как пульс стучит под кожей, жар между нами невыносим. Его рука снова скользит вниз по моему телу, на этот раз медленнее, дразня, и я выгибаюсь к нему, не в силах сдержаться.
Его хватка на моих запястьях крепнет, ровно настолько, чтобы напомнить мне, что я его, и я издаю тихий, задыхающийся стон, когда он движется против меня, его тело плотно прижимается к моему. Грубость в его прикосновении все еще присутствует, но сегодня вечером она пронизана чем-то большим, чем-то, что заставляет мою кожу покалывать от предвкушения.
— Хорошая девочка, — снова шепчет он, и мое сердце колотится.
Его губы обрушиваются на мои, жесткие и собственнические, поцелуй крадет мое дыхание. Теперь нет никакой мягкости, никаких колебаний. Это грубо и первобытно, напоминание о том, что я принадлежу ему во всех отношениях, которые имеют значение. Его хватка крепнет, когда его руки блуждают по мне, притягивая меня ближе, пока я полностью не оказываюсь в его власти, полностью его.
Он хватает меня за бедра, широко разводя под собой, и я задыхаюсь от внезапной грубости, мои пальцы вцепляются в простыни, когда мое тело отвечает ему. Он наклоняется, его рот зависает прямо над моим, его дыхание смешивается с моим, когда он рычит: — Ты больше никогда меня не оставишь, Дженнифер. Я этого не позволю.
Я задыхаюсь, не в силах говорить, жар между нами поглощает каждую мысль. Его руки бродят по моему телу с собственническим настроем, которое вызывает дрожь. Даже сейчас, даже после всего, Я хочу его. Я ненавижу это, но я не могу отрицать, как мое тело горит из-за него, как он заставляет меня чувствовать.
— Ты принадлежишь мне, — говорит он глубоким и властным голосом, и я чувствую истину всем своим существом.
Его руки сжимают мои бедра, прижимая меня к себе, пока все мое тело дрожит, и я чувствую кровоточащую хватку его пальцев, то, как он заявляет свои права на мою кожу. Он груб, но не так, чтобы было больно, так, чтобы я жаждала большего. Его губы следуют за его руками, оставляя след тепла, когда они движутся ниже, его поцелуи становятся грубее, требовательнее.
  
Каким-то образом он везет меня быстрее, пока мои бедра не начинают болеть, а киска не становится сырой, но мне все еще нужно больше. Я стону, мое тело выгибается, давая ему все, что он хочет, все, что он требует. Теперь между нами нет места для колебаний или сомнений.
— Хорошая девочка, — бормочет он, его голос полон удовлетворения. — Я знал, что ты не сможешь мне противиться.
Я сглатываю, мое сердце колотится в груди, не зная, как ответить. В его голосе есть мягкость, которую я никогда раньше не слышала, и это заставляет что-то внутри меня трепетать, даже когда мое тело болит.
Мы кончаем одновременно, все мое тело поет ему хвалу, когда мой оргазм берет верх, я задыхаюсь, когда он опустошает в меня свое семя, и мое зрение белеет.
В конце концов между нами воцаряется тишина. Он вытаскивает свой член, и я скулю, жалуясь на пустоту.
Затем Тимур толкает меня обратно на кровать, его тело накрывает мое, когда он наклоняется, его губы касаются моего уха. — Ты запомнишь это, — говорит он, его голос низкий и опасный, — каждый раз, когда ты будешь смотреть на эти синяки, ты будешь вспоминать, кому ты принадлежишь.
У меня перехватывает дыхание, когда он прижимается ко мне, его хватка на моих бедрах крепче, и я чувствую, как между нами нарастает жар, а напряжение достигает критической точки.
Я теряю себя в нем, в том, как он ко мне прикасается, как он заставляет меня чувствовать. Это подавляет, поглощает.
Когда все заканчивается, он ложится рядом со мной, притягивая меня к себе, его рука собственнически обвивается вокруг моей талии. Я чувствую его дыхание на затылке, ровное и успокаивающее, но тяжесть его присутствия заставляет меня задуматься…
Что теперь?
Глава 22 — Тимур
Олег сидит напротив меня, держа в руке файл, его выражение лица более серьезное, чем обычно. Я могу сказать, что что-то не так, как только он входит. Он не тратит время попусту, что я ценю. Никаких пустых разговоров — сразу к делу.
— Я тут покопался, — начинает он, протягивая мне файл. — Это о матери Дженнифер, Кристи Джуэлс.
Я прищуриваюсь, беру у него папку и открываю ее. Бумаги внутри полны дат, полицейских отчетов и рапортов, все из которых ведут к ее смерти. Я быстро просматриваю их, собирая воедино историю, но я хочу услышать ее от Олега.
— Ее убил член Братвы во время перестрелки, — продолжает Олег, его голос тяжелеет. — Один из наших.
Я замолкаю, мои глаза метнулись вверх, чтобы встретиться с его глазами. — Кто?
Олег колеблется. Я вижу, как он меняет позу, как слегка напрягаются его плечи. Он знает, что лучше не скрывать от меня информацию. Наконец, он говорит: — Это был Анатолий.
Имя задевает меня сильнее, чем я ожидал. Мой двоюродный брат Анатолий. Прошло много лет с тех пор, как я его видел, с тех пор, как мы отправили его в Россию, чтобы избежать обвинений. Он всегда был безрассудным, всегда был чертовой обузой. Молодой, глупый и быстро действовал, не думая. Когда произошла перестрелка, он был еще ребенком — ему едва исполнился двадцать один год. Братва вмешалась и позаботилась об этом, спрятала его в России, и все.
— Анатолий, — бормочу я, откидываясь на спинку стула. — Почему мне об этом не сказали?
— В то время это считалось незначительным, — объясняет Олег. — Происходили более серьезные вещи. Анатолия отослали, и дело было похоронено. Кристи Джуэлс… она была просто сопутствующим ущербом.
Я закрываю папку, мои пальцы сжимают край. Вот настоящая причина, по которой Дженнифер ненавидела меня, почему она сбежала. Это был не просто страх или предательство — смерть ее матери была напрямую связана с Братвой. С моей семьей. Со мной, знал я об этом или нет.
— Для нее правосудие так и не восторжествовало, — добавляет Олег, уже тише. — Анатолий жил в России в комфорте, а ее семья ничего не получила. Дженнифер так и не получила никакого завершения.