Пожарский 4 (СИ)
Малуша замерла, сливаясь с придорожными валунами, не выдавая себя ни движением, ни дыханием, ни даже стуком сердца. Она ждала довольно долго. Объект приближался, оставляя за собой посередине дороги едва заметную снежную канавку, будто кто-то невидимый стремительно вёл по снегу пальцем.
Вот сейчас.
Цап!
Молниеносное движение, и шестилапка повисла в стазис-сфере, в пальцах хозяйки Медной горы, оканчивающихся совсем нечеловечьими когтями.
— Так-та-а-ак, — голос огромной малахитовой ящерицы прозвучал, как пересыпающиеся камушки. Она внимательно вглядывалась в глазницы некромыши. — Кощеюшке от Ярены. Срочное-тревожное? М-хм…
Малуша склонила голову движением, которое наверняка напугало бы любого человека. Но шестилапка не была ни человеком, ни вообще живым существом. Поэтому она просто замерла.
— Этак ты ещё месяц кутыряться будешь.
Малахитовая ящерица хмыкнула и открыла крошечное окошко портала, в которое и вытряхнула стазис-сферу:
— Беги.
Шестилапка упала на лёд, присыпанный выглаженным ветрами пронзительно-белым снегом. Ей было всё равно, ослепляет пейзаж или нет. У некроголемов другие чувства. Единственное, что заставило её замереть — мелькнувшая над головой тень. Ворона прыгнула на лёд, убедилась, что перед ней всего лишь кучка костей и улетела. Шестилапка повела носом, определяя местоположения цели, развернулась и устремилась к темнеющей в нескольких метрах деревянной пристани.
НА ВОСТОК
Салтыкова
Вырвавшись из Тушино, Настя на первом же попавшемся перекрёстке свернула на юг. Почему так? Множество раз, сидя на семейных обедах молчаливой тенью, слушала она, как тот или иной реквизиционный отряд наводил свои порядки на прилежащих к Москве северных территориях. Ещё севернее, вроде как, шли земли, оставшиеся в смуте сами по себе, но ходили слухи, что в некоторых хозяйничают поляки, перешедшие на сторону Маринки и требующие в свою долю Псков и Новгород. С Маринкой они теперь были на ножах, так что в подконтрольные вероломной полячке земли Настя не хотела. А Маринка, говорят, засела аж во Владимире, плюс к тому же целится на Суздаль, значит, туда тоже нельзя. И на всё, что в промежутке — тоже. Да не больно-то и хотелось! Родни там нет, друзей тоже. Впрочем, к родне соваться — не вариант, сразу отцу выдадут.
На самый север Настя вообще не хотела, там ещё и шведские корабли мелькали, а шведы русских совсем ни во что не ставят. Попадёшь им в плен — будешь на положении подзаборной девки.
Москва разорена, в сохранившихся домах засели какие-то холопья.
Тула с прилежащими к ней уездами вела свою независимую политику — выходит, на юг тоже путь закрыт.
В Коломне боярский совет! Выцепят, будут потом отца дразнить, выкупа требовать или уступок, с них станется.
Со всех сторон были враги. Оставалось как-то прорваться в сторону Рязани и уходить на восток. Насчёт востока она тоже не была вполне уверена, но там оставалась хоть какая-то надежда. Что будет делать в этих незнакомых себе местах, когда дотуда доберётся, Настя представляла себе плохо. Пока её гнал безотчётный страх и желание оказаться как можно дальше от источника этого страха.
По мере удаления от Тушино исчезли всякие признаки живого человеческого существования. Ни огонька жилища, ни встречной машины. Басмановская зверюга уверенно ревела мотором, пожирая километр за километром. Время от времени трасса делала повороты, и это вскоре научило Настю быть вдвойне осторожной. После того, как за очередным дорожным изгибом из темноты внезапно вынырнула перевёрнутая телега с задранными кверху оглоблями. Настя вскрикнула и обрулила её по обочине. Показалось, или рядом с колёсами лежали припорошенные снегом тела?..
Она испугалась и начала слегка трястись — то ли от страха, то ли от холода. Хотела включить обогрев машины, но испугалась: не истратит ли это раньше времени драгоценный запас топлива? В устройстве автомобиля Настя была не сильна.
Вдруг на фоне звёздного неба вырос размазанный по склону тёмный силуэт деревни с парой огоньков в окнах, а фары автомобиля выхватили из мрака шлагбаум с приделанным к нему тяжёлым грузом посредине. Автомобилю не протаранить, можно и мотор попортить.
Настя остановила машину. Сбоку из придорожной будки выдвинулся мужик в тулупе, мохнатой шапке и с каким-то длинноствольным оружием. Помаячил варежкой, чтобы она опустила стекло.
Она покрутила опускающую стекло ручку:
— Чего тебе?
— Ох, ты, Петруха! Глянь, какую барышню к нам занесло! — громогласно возопил караульщик, и на этот вопль из будки высунулся ещё один мужиц, очень похожий на первого, но пошире в плечах.
— Да тут натурально королевна! — весело завопил второй, имея в виду Настины наряды. — Что ж вы, барышня, в такую ночь и без охраны?
Настя вдруг почувствовала, что так устала, просто смертельно. Придвинулась поближе к дверце, посмотрела на мужиков поверх тёмных очков:
— Слышь, солдатики, а вас когда-нибудь пытались скормить оборотню?
Почему вдруг она сказала именно «скормить», Настя и сама объяснить бы не могла.
Караульщики переглянулись, слегка отстраняясь, и первый дёрнул за верёвку, поднимая шлагбаум:
— Проезжайте, барышня.
Второй молча кивнул и махнул варежкой.
И Настя поехала. Она ехала и ревела от отчаяния. И только удалившись от этого поста на приличное расстояние, поняла: мужики решили, что оборотень — она.
18. ПЕРВЫЕ ЦЕЛИ
СОЮЗ МОЛОДЁЖИ
Обед я велел накрыть нам отдельно в малой столовой, чтобы не слушать бесконечные ахи-охи и перебивания. За столом, кроме гостей, сидели: я, Кузьма, Горыныч и Болеслав. Матвей, полагать надо, тоже присутствовал, но пока незримо. Для всех остальных было сказано, что мы будем обсуждать в том числе военные и политические темы, чтоб никто излишне любопытный нос в малую столовую не совал.
Впрочем, смело могу утверждать, что женская половина уже успела пропитаться новостями по самую крышечку, и в большой столовой как раз шло активное их обсуждение. Противостоять этому процессу было бесполезно, всё равно как сито пальцами затыкать, чтоб вода не вылилась. Я и не стал.
Ванька по своей вечной привычке лучезарно улыбался, Сергей держался слегка скованно, а вот девочки, прошедшие с дружным женским коллективом в нашей баньке курс восстановительных сплетен, сделались розовыми, распаренными и благостными.
Новостями обменивались последовательно, чтобы и у нас, и у них восстановилась по возможности цельная картина.
Соляная пещера и Ярена были немедленно переведены в ранг срочного дела, которым следовало заняться немедленно по окончании обеда.
Новость о ликвидации Мерлина вместе с лабораторией и выводком новых жаблей привела всех нас в полный восторг. Пересказывать историю с разных точек зрения ребятам пришлось дважды. Да и дальнейшие их похождения звучали весьма занимательно, какую часть ни возьми.
Дальше настала наша часть рассказывать. Скрывать известное о их родах и кланах мы ничего не стали — смысл? Да и многое они уже могли сами узнать, даже расспросив любого из тех, кого видели утром, хоть того же Болеслава.
— Жаль Илюху, — покачала головой Люда. — И что же, ни ответа ни привета?
— Вообще ноль полный. Дядька его попытался было в боярский совет сунуться, так его быстро оттёрли, мол, познатнее есть. Говорят, обиделся, в Тулу со своими машинами ушёл. А об Илье — тишина.
— Как бы не устранили его, как ненужного конкурента, — нахмурилась Звенислава.
— Сразу — вряд ли, — не согласился Сергей, — но запереть понадёжнее могли.
Все четверо переглянулись, и Иван высказал их общий страх:
— Как бы и нас с вами родственнички от греха не заперли. От больших за нас переживаний. Что думаете?
— Я вот очень опасаюсь, — честно сказала Звенислава, — если отец в альвийской тюрьме сидит, кто там дома хозяйничает? И как они воспримут, что почти уже покойная я заявилась?