Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Неслучайно свой личный юбилей Чиж встретил радикальной сменой имиджа — родные, друзья и братья-рокеры испытали шок, когда увидели его бритым налысо. Артист без тени смущения объяснил, что побрился по пьянке: «Старый Новый год с друзьями отмечал, и вот стрельнуло мне. Поутру не узнал себя в зеркале, испугался, шарахнулся. А сейчас привык».
Дальше — больше: когда шевелюра слегка отросла, Чиж зачем-то выкрасил волосы в ярко-желтый цвет (сначала хотел цвет «сочной молодой травы», но в салоне просто не нашлось такой краски), полюбил носить очки со слабыми диоптриями в оправе а-ля Джон Леннон. Не нужно быть психоаналитиком, чтобы дать объяснение этим странным, на первый взгляд, метаморфозам: меняя (вроде бы спонтанно) свой облик, мы подсознательно надеемся на такие же кардинальные перемены в своей жизни.
И эти перемены не заставили себя ждать.
Возвращаясь с очередных гастролей, Чиж зашел в свое купе и увидел девушку-блондинку. Попутчицу звали Валентиной. Странно, но рок-звезду она не узнала. Возможно, потому, что мало интересовалась отечественным роком. «Сначала он мне не понравился, — рассказывала Валя. — Представьте себе: в купе вваливаются два бритых наголо мужика на бровях [123], я прошу одного из них уступить мне нижнюю полку, а они не соглашаются. Я обиделась, послала их и полезла на свою верхнюю полку».
«Зато уже через пять минут, — продолжил Чиж, — Вале пришлось с нами пить водку. Так и познакомились». Оказалось, что Валентина родом из Великого Новгорода, по образованию экономист (специализация — менеджер по туризму), прилично знает английский и собирается поехать на стажировку в Англию. Они договорились переписываться по электронной почте.
Так начался их роман. Пока что виртуальный.
Последствия были мгновенными (хотя Чиж утверждает, что это всего-навсего совпадение). Зимой 2001 года в интервью корреспонденту «МК-бульвара» он признался: «Ты знаешь, я молчал три года. Между нами говоря, я ничего не писал. Вообще. Единственное, что я написал за это время, — цикл стихов под названием “Бл...ские стихи”... Там, по-моему, двенадцать стихотворений. И ничего вообще. Миллион нот музыки и ни одной строчки. А сейчас, знаешь, как окошко открылось, и всё выливается. Я пишу, и мне так кайфово от этого... И оказывается, я три года не улыбался. А сейчас хожу, улыбаюсь, я всем рад. Я пишу какие-то песни — это так здорово! Я не боюсь чистого листа, не боюсь авторучки. Как сумасшедший беру и записываю... Я сейчас могу в день писать по две-три песни. Чем и занимаюсь».
Интересная деталь: многие из этих песен Чиж написал, забравшись в северную глухомань, в санаторий под Вяткой, где его вдохновение подпитывала не только местная лечебно-столовая сульфатно-кальциевая минеральная вода «Нижне-Ивкинская». Сотрудники санатория рассказали журналистам, что не раз становились свидетелями, как Чиж забирался на водонапорную башню и кричал оттуда что-то из своего репертуара. («Враки. Я боюсь высоты. А если б и забрался, декламировал бы не себя любимого, а Есенина, Маяковского, Пушкина...»)
«Песни родились очень быстро и легко, одна за другой, — рассказывал Чиж. — Я вообще обычно легко пишу в состоянии похмелья, которое у меня тогда и было, — самое беззащитное состояние мужика, который не знает, что со всем этим делать. Кто-то на стенку бросается, кто-то картины пишет, а я вот — песни».
Новый материал он решил записать в одиночку. И вовсе не потому, что решил сам заграбастать весь гонорар за пластинку. Сольник, что бы там ни говорили, — всегда «проверка на вшивость», всегда возможность «выскочить» из своей группы и посмотреть, чего ты стоишь сам по себе, голенький. В этом (и только в этом!) смысле рецензент питерской газеты «Смена» был прав, когда написал, что такой шаг Чижа — «личное освобождение автора от Компании».
Где и с кем записывать сольник — так вопрос не стоял. Ясно, что на питерской «Мелодии» и, конечно же, с Морозовым. Уйдя из группы, тот сдал свой пост новому звукооператору Андрею Новожилову, а сам вернулся на привычное место за студийным пультом.
Именно Юрий Васильевич помог Чижу избежать ошибки, которую нередко совершают «человеки-оркестры»: вязнут в собственных музыкальных идеях и не могут взглянуть на свою работу объективно, свежим взглядом, а в итоге выходит скучный альбом, интересный разве что только им самим. Прислушиваясь к оценкам критичного Морозова, весной 2001-го Чиж записал все инструментальные партии: акустической и электрогитары, бас-гитары, аккордеона, рояля, клавишных, ударных, перкуссии, губной гармоники. Он же стал автором всех аранжировок, которые возвращали атмосферу давно забытого кухонного, домашнего исполнения.
Правда, позже Чиж самокритично признал, что было бы гораздо лучше записать партии настоящих ударных вместо электронных. (Такую же промашку, кстати, совершил Гэри Мур, записывая в 1999 году свой альбом «A Different Beat».)
Что касается «месседжа» новой работы, то журналисты были бесспорно правы, когда утверждали, что Чиж «никогда не держал концептуального камня за пазухой». И уж тем более никогда не придерживался взглядов режиссера Хичкока: «Моя концепция состоит в том, чтобы люди покупали билеты на мои фильмы». Какой-то особой идеи альбом действительно не содержал. Просто девять хороших песен. Идейную нагрузку им придавала разве что реплика Чижа: «Посвящаю этот альбом проституткам. Пару таких девиц я беседами за рюмочкой отвратил от их профессии». (Об опыте своего общения с «ночными феями» он рассказал в «Танце дамской разведки». И, видимо, неслучайно обложку сольника украсила фоторабота все того же Валерия Потапова, выполненная в стилистике «журнала для мужчин»).
Еще одну фишку подбросил Морозов, предложив навести мостик между первым и вторым сольниками. Первая песня («Автобус») с виниловой пластинки «Чиж» начиналась словами «Катится автобус...» — ими же заканчивалась последняя песня («Гав-гав») «Гайдном буду!».
Название всему альбому дал «“кухонный” блюз», родившийся из оговорки чижовского приятеля, попутавшего «гада» с великим австрийским композитором Францем Йозефом Гайдном (1732–1809), представителем венской классической школы. Сама же песня, как написал рецензент, была историей «красивого студенческого романа, выродившегося в постылую жизнь “ячейки общества”, в которой все “как полагается”: пьянство, ругань и метафоричный абсурд: “а помнишь, как твой папаша спал с ТТ под подушкой, / угадай, кто у него был на мушке?” Но даже эта гадость жизни — не антитеза прекрасной любви, а просто... так бывает. Мы через это прошли, и не стоит поганить прошлое, которое я Гайдном буду — не забуду!»
Девять песен дополнила фортепианная композиция на шесть с лишним минут с загадочным названием «17.04.2001».
— И все меня спрашивают: «А что за день такой? Что произошло?» Абсолютно ничего. Просто я был на студии, и, пока Женька Баринов ходил нам за пивом, я быстренько сыграл эту тему. Вот и все.
Судя по всему, этот десятый трек был включен в «Гайдном буду!» по примеру Джона Леннона, который честно признался: «Когда я только расстался с “Битлз”, мне казалось, что записать одному целый альбом — это потрясающе! Но вскоре это обернулось тоскливой поденщиной. Я начал подкладывать в свои “сольные” пластинки какие-то ненужные инструментальные куски, дурацкие куплеты — только чтобы заполнить место».
Тем не менее красивая «17.04.2001» оказалась вполне уместна по соседству с хардовым «Днем рождения», хиппанской по настроению «Пасторалью», кантриевой «Не ко мне» с виртуозными гитарными наигрышами, пронзительными «18 березами» и, разумеется, «Романсом».
В финальной песне «Гав-гав» Чиж первым кольнул будущих критиков: «Я как раз тут че-то нацарапал / Значит, будет кому обо...ть». И сделал это совершенно напрасно. Потому что большинству критиков «Гайдном буду!» понравился: «ощущение легкости», «материал прозрачен и внятен», «автор — один из лучших рок-мелодистов страны».
«Здесь нет музыкантов и соавторов, — писал один из рецензентов, — Здесь один Чиж. Такой, каким мы его знали и привыкли видеть, и совершенно непохожий. Сразу вспоминается рекламная фраза: “Измени себя, не изменяя себе”. В сущности, не меняется ничего. И в то же время есть нечто новое, особенное, неизвестное до сих пор о Чиже».