Хорошее стало плохим (ЛП)

— Господи, — пробормотал я себе под нос, когда она отскочила, помахав своему отцу через плечо классным способом, которому, как я знал, она должна была научиться у своих собратьев-байкеров, так что это был всего лишь щелчок пальцами.
Я повесил трубку, не слушая, что говорит отец, и ухмыльнулся ей, когда охранник пропустил ее со мной в зону ожидания.
— Итак? — спросил я.
Ее улыбка стала шире, губы ярко-розовые и полные над прямыми белыми зубами. — Лучший. День рождения. Когда-либо!
— Ты заслужила это, так что я рад, — сказал я ей, и когда ее улыбка погасла, ее рот сжался, а глаза расширились от усилия не моргнуть и позволить слезам выйти наружу.
Боже, эта гребаная сучка Фарра так хорошо ее измучила, что было удивительно, как Харли-Роуз верила, что она вообще заслуживает добра.
— Папа хочет поговорить с тобой, — сказала она мне, глубоко вдохнув через нос.
— Что?
Она закатила глаза. — Он не такой страшный, знаешь ли. Конечно, он в два раза больше тебя, но, честно говоря, он вдвое больше любого человека, так что тебе не о чем беспокоиться.
— Я не беспокоюсь о своем росте, Рози, — сказал я после ошеломленного смеха, — Просто интересно, почему он хочет поговорить со мной.
— Он так сказал, — она откашлялась, имитируя голос Гарро, — Мужчина заботится о моей принцессе, лучше смотреть ему в глаза, пока я угрожаю ему, если что-нибудь случится с моей девочкой. Хочу убедиться, что это закрепится в его голове.
Я снова усмехнулся, несмотря ни на что. — Думаю, мне тогда лучше пойти поговорить с ним. Ты будешь ждать здесь и не сдвинешься с места?
Она закатила глаза. — Мне нужно двигаться, чтобы дышать, и, например, подойти к той скамейке вон там. Это допустимо?
— Малявка, — ласково сказал я ей, взъерошив ей волосы, и направился к двери, ожидая, пока охранник позволит мне войти.
Прогулка к Зевсу Гарро, который сидел, раздвинув свои могучие бедра, огромные руки, лежавшие на столе, и вздернутый подбородок, как будто он все еще возглавлял байкерский клуб из тюрьмы, была одной из самых долгих прогулок в моей жизни.
Подойдя к столу, я указал на стул перед ним и спросил. — Можно?
— Чистокровный, новичок-полицейский с непритязательными манерами, — пробормотал он вместо ответа, — Заботится о моих детях.
Я все равно сел. — Да, Гарро, мы с родителями присматриваем за твоими детьми, потому что штат предоставил нам временную опеку, пока ты в тюрьме. Не то чтобы мое решение имело какое-то отношение к тебе, но ты должен быть благодарен, что я не позволил органам заполучить их, иначе они были бы разделены и размещены где-то между этим местом и Ньюфаундлендом.
— Вот почему ты это делаешь, чтобы я поблагодарил тебя? Значит, я буду считать, что я должен тебе? — спросил он низким рычанием.
— Я делаю это, потому что я был там в тот день, когда тебя застрелили, пока ты спасал Луизу Лафайет, и, несмотря на то, как меня учили думать, я не думаю, что ты совсем плохой. Более того, я встретил Харли-Роуз в тот день, видел, как она потеряла сознание от силы своего крика, когда она смотрела, как ты падаешь, и люди связываются с чем-то подобным. Мы связываемся. Я поддерживал с ней редкую связь на протяжении многих лет, а три месяца назад увидел, как она крадет шоколадные батончики, чтобы поесть. Я накормил детей ужином и отвез их домой, чтобы еще раз поболтать с твоей сучкой бывшей жены, и Кинг и Харли-Роуз нашли ее умирающей на полу. Что делать мужчине, когда он сталкивается с такой ситуацией, кроме как не забрать их?
Гарро долгую минуту смотрел на меня глазами того же цвета и острыми, как лезвие. У него были татуировки, которые бежали от его запястий вверх под закатанные рукава его оранжевого комбинезона и огромный рваный шрам на стыке его горла и плеча, как будто кто-то ударил его топором.
Вероятно, кто-то и ударил.
Я не знаю, как мы вдвоем должны были сидеть здесь и делиться мыслями. У нас не было ничего общего, ни общей истории, ни сходства в прошлом, ни планов на будущее.
Тем не менее, было что-то в том, как он вел себя со своей дочерью, так явно вне себя от радости, увидев ее, так беззаботно влюбленный, больше похожий на типичного папу из пригорода, чем на байкера-преступника. Что-то было и в том, как он сидел, расслабленный, но согнутый, небрежный, но хитрый, что заставило меня выразить ему свое уважение, даже после того, как многие годы мне говорили, что байкеры и Зевс Гарро — это грязь.
 
— Хороший мужчина, может быть, вызвал бы полицию, проследил за тем, чтобы детей поместили в хороший дом, или подтолкнул дальнего родственника приютить их. Хороший мужчина делал бы свою добрую работу самаритянина в течение дня, месяца или гребаного года. Плохой мужчина даже не замечает, как Харли-Роуз выбегает из здания на звуки выстрелов и не гонится за ней, чтобы потом не сидеть вот так со мной сейчас.
Он сделал паузу, его глаза сверлили меня, пока он, казалось, не нашел золото, которое искал. — Нет, у меня такое чувство, что, несмотря на то, что ты сукин сын, сын Гарольда Дэннера, ты совершенно не такой, как все подобные мужчины. У тебя есть сердце и мораль, каких я никогда не видел, делая то, что ты делаешь с моими детьми. Хочешь ты моей благодарности или нет, но ты ее получил.
— Мне она не нужна, — согласился я, — Но я счастлив принять ее.
— Все изменится, когда я выйду, — сказал он сквозь грохот цепей, сплетая кончики пальцев.
Я пожал плечами. — Конечно, они будут жить с тобой, но я не понимаю, почему я не могу быть в их жизни.
— Это новобранец говорит в тебе. Где-то глубоко ты знаешь, что это не их жизнь и не твоя. Ты не ходишь в тюрьмы, чтобы навещать заключенных, ты ставишь их там на первое место. Если они захотят увидеть тебя потом, эй, я не останавливаю их, потому что, черт возьми, этим детям нужно немного добра и немного любви в их жизни. Я планирую дать это им. Я также планирую воспитать их, как Гарро, как байкеров, а у твоих людей с этим большие проблемы.
Он подвинулся вперед, чтобы посмотреть на меня, его бледно-серебристые глаза напряглись. — Прямо сейчас ты из тех парней, которые спасают детей с другой стороны пути только потому, что они нуждаются в этом, хотя это не твое дело. Это не значит, что через несколько лет, выполняя больше работы для отца, ты не станешь другим. Не хочу, чтобы вокруг моих детей был такой фанатик, понимаешь?
— Понимаю, — процедил я сквозь зубы, ненавидя то, что он подумал, что это даже возможно, и ненавидя еще больше то, что это было вероятно.
— У Гарольда была большая, чертовски толстая красная мишень на моей спине в течение многих лет, на клубе еще дольше. Есть шанс, что ты останешься с ними друзьями после того, как поставишь их в неудобное положение, может быть, даже в криминальное. Ты хотел бы этого?
— Черт, нет, — выругался я, — Как ты думаешь, почему я вообще забрал их у Фарры?
Гарро поднял руки в жесте капитуляции. — Я говорю это не как твой будущий враг, Дэннер. Я говорю это как человек, который любит своих детей больше жизни, и я все еще подвергаю их опасности, давая им дерьмовую мать. Ты понимаешь, к чему я веду?
К черту меня, но я понимал.
Мой моральный компас не мог найти истинный север вокруг Гарро, сначала Харли-Роуз и Кинг, а теперь даже с Зевсом. Парень был умен, явно любил своих детей и был из тех, кто спасает жизнь неизвестного ребенка, рискуя своей собственной.
Странным, неудобным образом я заметил некую параллель между нами двумя.
Я проигнорировал это.
— Послушай, у Рози день рождения, и мы должны забрать ее подарок, прежде чем забрать Кинга из школы и вернуться на ужин, так что мы закончили? — спросил я, уже вставая, чтобы уйти.
Гарро откинул голову назад, чтобы поддерживать зрительный контакт со мной, и кивнул. — Рози? Не могу поверить, что моя байкерская принцесса позволяет тебе так ее называть.
— Говорю тебе, вещи, через которые мы прошли, создают с нами связь, которая никогда не увянет.