По ту сторону леса (СИ)

Не сговариваясь, они вскочили. Не замечая оклика удивленной подавальщицы, оборотни выбежали наружу и увидели, как стражник нетвердой походкой идет прямиком к воротам.
— Остановись! — закричал мужчина, стоявший возле лестницы, ведущей на крепостную стену.
В неярком свете факелов Рих различил на его лице какие-то знаки и понял, что это был Ловчий. Он тяжело опирался на каменную кладку стены, держась за плечо. Видящий повернулся к Бояру, чтобы предупредить его, но тот уже бежал к стражнику.
Княжич повалил того, одурманенного музыкой Лорда, на брусчатку, прижал к земле, задергавшегося и закричавшего так отчаянно, будто Бояр резал его наживую. Захлопали ставни, двери. Послышались быстрые шаги. К ним спешили люди.
Бояра отпихнули в сторону, кто-то принес веревку, которой связали руки бьющемуся стражнику. Кто-то принес ведро колодезной воды и вылил прямо на него. Стражник охнул и перестал кричать. Бояр, быстро глянув на него, подошел к Риху, который напряженно смотрел на осевшего на брусчатку Ловчего.
— А ведь это мысль, — выдохнул княжич и повернул голову на свет, зная, что в этот момент его глаза сверкнули звериным отблеском.
Ловчий вскинул здоровую руку, выпуская в небо сноп голубоватых искр — сигнал тревоги.
— Ты что творишь? — зашипел на друга Рих, но Бояр оттолкнул его в сторону.
— Прячься! У меня есть план. Но ты ни в коем случае не должен попасться страже, чтобы, если что, смог вытащить меня отсюда, — быстро заговорил Бояр, видя, как в их сторону направляются люди. — Уходи, живо!
Рих повернул голову, посмотрев на потерявшего сознание Ловчего, и бросился бежать.
— Ловите второго! Не дайте ему уйти! — услышал он за своей спиной и свернул в ближайший переулок.
Видящий долго петлял по узким улочкам, пока, наконец, не затаился за бочками с маслом возле небольшого причала. Голоса были едва слышны, и Рих смог перевести дух. Он искренне надеялся, что Бояр знает, что делает, иначе им придется совсем худо: Лордов в человеческом облике в плену у людей ждала только смерть.
  
Глава 19
 
Белый потолок казался смутно знакомым. В сущности, они мало отличаются — лечебницы везде одинаковы. Кому, как не Кирану об этом знать? С того самого момента, как стал Ловчим, он их столько повидал, что и не счесть. Радости, правда, от этого Ловчий определенно не испытывал. В самом-то деле: что приятного?
Очнувшись в очередной раз в до боли знакомом — и в прямом, и в переносном смысле — месте, Киран сдавленно застонал, прикрывая глаза. Почему все происходит именно так? Из него не вышло нормального сына, преемника отца. И Ловчий такой себе. Киран ненавидел себя за слабость. За невозможность быть полноценно кем-то. Он понимал, что в сущности в этом нет его вины, но осознавать это тем не менее было неприятно.
Когда еще были живы родители, а Кайя только-только появилась на свет, Киран связался не с той компанией и едва не опозорил свой род. Отец тогда осерчал на сына, едва наследства не лишил, и отослал Кирана на службу на западной границе Великого Княжества.
На заставе Ла-Брант он прослужил почти пять лет. Первые годы были очень сложными для сына пусть и мелкого, но все же князя: привыкший к комфорту и удобствам, Киран то и дело попадал в немилость к начальнику заставы. Но после нескольких довольно унизительных для гордости молодого княжича наказаний, Киран, казалось бы, смирился с решением отца и взялся за ум. На самом же деле он решил усыпить бдительность начальника заставы, сделав вид, что успокоился, и тайно готовил побег.
Ему бы мозгами пораскинуть, подумать хорошенько, информацию сопоставить. Но где там. Горячая молодая кровь гнала Кирана вперед, не оставляя времени на размышления. Он даже не задумывался о том, что все опасности, о которых предупреждал их начальник заставы, имеют под собой основание.
Среди новобранцев ходили слухи, что западная застава, граничащая с Черным лесом, уже никому не нужна. Что они, аристократы, тратят деньги свои и время на содержание ненужных крепостей вместо того, чтобы заниматься действительно важными вещами — развивать государство, образование, медицину. Бывалые воины, слышавшие их болтовню, лишь презрительно кривились и за ворота новобранцев не пускали.
 
За два года службы на заставе Ла-Брант можно было по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз Киран вышел в составе дозора, и ни разу им на пути не попалось ничего, что могло бы вызвать подозрение. Только предельно серьезные лица воинов невольно сбивали с молодого княжича напускную ленцу и никому не нужную браваду. В том, что опасность действительно существует, Киран убедился лично, лишь когда решился бежать.
Поначалу все шло хорошо. Он даже диву давался, как легко получилось это провернуть. Киран смог незаметно от товарищей припрятать под койкой сверток с одеялом и сменной одеждой, а накануне побега пробрался на кухню. Там он взял оставшуюся после ужина половинку хлеба, кусок сыра и палку сырокопченой колбасы. Последняя едва не выдала его, когда приятель Кирана почувствовал аромат пряностей и потребовал поделиться с ним едой. Киран пытался отшутиться, говорил, что тому показалось, но Морон ничего не хотел слушать. Скрепя сердце, Киран достал из сумки под кроватью колбасу и хлеб. Морон, довольно потирая руки, вытащил из-за шкафа припрятанную фляжку и протянул ее Кирану.
— Матушкина наливка, — широко улыбнулся молодой человек возрастом всего на год младше Кирана.
Киран смотрел на него и видел в глазах приятеля вопрос, но не хотел на него отвечать и поэтому молчал. Наконец, Морон не выдержал.
— А ты собрался куда? С собой не возьмешь?
Киран насупился, подумав, что один человек привлечет меньше внимания, чем два. Конечно, в глубине души он понимал, что побег — дело непростое, и ему все же не помешает какая-никакая компания, но тревожное чувство, поселившееся в нем несколько часов назад, не давало покоя. Кирану все казалось, что за ним непрестанно кто-то наблюдает, и если бы не Морон, обративший вдруг внимание на злосчастную колбасу, кто знает, может, он и вовсе отказался бы от затеи с побегом. По крайней мере на время.
— Я хочу уйти отсюда, — медленно проговорил Киран и задумчиво побарабанил пальцами по столу, за которым они с Мороном сидели. — Не вижу смысла оставаться здесь дальше. Какой в этом толк? Отец говорил, что это всего на пару лет, но вот прошло два года, три месяца как третий год идет с моего появления тут, а от семьи ни слова о том, что мне позволяется вернуться. Уж не в ссылку ли меня отправили подальше с глаз своих? Хочу домой вернуться, проверить. С отцом поговорить. Сколько можно это терпеть уже?
Киран замолчал, смотря перед собой. Мысленно он находился далеко, перебирая в памяти мгновения: недовольный взгляд отца, узнавшего о его выходке с дочерью друга; расстроенное лицо матушки и то, как укоризненно она качает головой; и маленькая сестренка, которая сейчас, должно быть, уже совсем выросла. Киран перевел взгляд на Морона и продолжил говорить:
— Здесь же ничего не происходит. Я совершенно не понимаю, что мы все делаем здесь. Зачем застава, зачем гарнизон, зачем новобранцев набирают. К чему-то готовятся? Так ведь нет ничего с этой стороны. Степняки на наши земли не заходят, змеиные жрицы далеко. Кругом лишь поля да лес этот. Твари? Так нет их давно, лет двадцать уже. Было бы неспокойно — уже б в курсе все были, включая ближайших князей. А ты слышал хоть раз, чтоб кто-то из братьев Лирушей что-то о тварях Иной крови говорил? — Морон покачал головой в ответ, и Киран согласно кивнул. — Вот и я о том же. Тоже не слышал. Зато что начальник гарнизона, что воины его глаз не спускают с горизонта, с леса. Высматривают там что-то, дозорных отправляют. А я отчеты видел. Там и слов-то всего ничего: «все тихо», «все спокойно». Ежели спокойно, тогда зачем все это?
— Ты прав, — кивнул Морон, когда Киран замолчал, и сжал кулаки, посмотрев на него. — Возьми меня с собой, Кир. Меня дома невеста ждет. Скучаю по ней — сил нет. А по договору с отцом мне еще полтора года здесь торчать. Любушка моя со мной просилась, да ей не позволили. Не могу я больше вдали от нее…