Мой сводный чёрт (СИ)

— Давай быстрее, солнышко,— смягчилась мама. — Сегодня приедет портниха, мерки снимать. Для платья свадебного.
Я кивнула, закрыла тетрадь, спрятала под подушку и встала с кровати. В углу комнаты стояли сложенные коробки, которые изрядно потрепались из-за частых переездов.
— Тебе помочь? — мама поцеловала меня в висок.
— Не стоит, мамуль. У меня тут мало вещей. Всё ещё в коробках в коридоре. Хорошо, что распаковать не успела.
— Это точно, — счастливо улыбнулась мама. — Блинчики совсем остыли.
— Соберу вещи, приду, — не смогла сдержать ответной улыбки.
Я давно не видела маму настолько счастливой и окрылённой. Разве смею я своими страхами портить ей настроение? Включив на телефоне музыку, стала собирать свои вещи в коробки. Через двадцать минут, все поверхности и шкафы были пусты, лишь на полу стояли две коробки с вещами.
Вышла из комнаты и застыла, услышав на кухне тихие голоса:
— Светлячок мой, ты так мне и не сказала, почему тогда исчезла. Почему сбежала?
— Олежа, давай не будем эту тему поднимать, — голос мамы стал немного раздражённым.
— Малыш, я, конечно, дурак ещё тот, но считать умею. Скажи, Полина моя дочь? — голос Олега Леонидовича был мягок.
— Олежа… — в голосе мамы зазвенели слёзы.
Я прикрыла рот рукой, не веря тому, что слышу. Не может быть. Нет. Пусть это будет ошибкой. Пусть Олег Леонидович ошибается.
— Скажи, светлячок. Скажи мне… — я зажмурилась, уши закрыла, только бы не слышать ответ.
Но будто в насмешку надо мной голос мамы прозвучал слишком громко. Будто она специально выкрикнула, чтобы я услышала ответ.
— Да.
К горлу тут же подступила тошнота. Я сорвалась с места и едва успела забежать в ванную комнату, как меня стошнило. Нет! Нет! Этого не может быть! Это ошибка какая-то. Не может быть. Прошу, Господи, пусть это будет ошибкой. Заблуждением. Я не выдержу этого. Рома… Боже, Рома мой брат. Парень, который почти меня поцеловал. Парень, в которого я без оглядки влюбилась. Не может это быть правдой. Не может!
Меня снова стошнило желчью. Со всхлипами, трясущимися руками плеснула в лицо водой. Как так получилось? Как? Отец Ромы изменил его матери? Или моей? С кем он был, когда мама забеременела мной?
Опустилась на колени возле раковины, лбом вжившись в кафель и беззвучно сотрясаясь от рыданий. Слышала тихие голоса с кухни. И вдруг испытала острый укол ненависти к маме и Олегу… своему отцу. За то, что так просто лишили меня какой-либо возможности быть рядом с парнем, от которого земля уходит из-под ног. Поднялась с пола, вытерла полотенцем покрасневшее лицо. Специально пальцами давила, чтобы боль душевную притупить. Так больно. Так больно, будто изнутри резали. Нельзя так. Нельзя. Нельзя влюбляться в собственного брата. Но я влюбилась.
Вывалилась из ванной, тут же наткнувшись на Олега Леонидовича. Увидела, как он обрадовался мне. Как пристально стал вглядываться в лицо, ища, по-видимому, схожесть в чертах, но я молча обошла его, не слушая того, что он мне говорил. Не интересно. Не волнует. Только злит до чёртиков. Оделась торопливо, рюкзачок собрала и обуваться стала.
— Куда ты, Полина? — мама выскочила с кухни, встревоженно окидывая меня взглядом.
— Я не знала… Лгала столько… Так больно, мама, — я всё же разрыдалась, невнятно бормоча слова.
— Полечка, — мама двинулась ко мне, намереваясь обнять, но я шарахнулась в сторону, чувствуя, что не желаю сейчас, чтобы она меня трогала.
— Не прикасайся! Не смей!
— Полина! — мама нахмурилась, непонимающе и беспомощно смотря на меня.
— Мерзко!
Я нажала на ручку и вывалилась в подъезд, благо дверь была открыта. Бросилась вниз по лестнице, сломя голову. Подальше от них. Подальше от боли. От правды, что с каждым новым мигом всё глубже в сердце иглы вонзала. Я бежала по едва знакомому району, не разбирая дороги. Всё перед глазами расплывалось от слёз.
Свернула в какой-то парк, где совсем не было людей. Упала на лавочку и, не сдерживаясь больше, расплакалась в голос. Зачем мы только приехали в это город?
   
Глава 8
 
Я не знаю, сколько времени просидела на лавочке. Мне казалось, что я попала в пузырь, где не было ни звуков, ни времени. Только моя боль. Только моё непринятие ситуации. Только тёмные глаза, смотрящие в самую душу.
— Дура, — раздалось надо головой.
— Дура, Рома. Ещё какая, — покорно согласилась, прикрывая глаза. Слёзы снова градом покатились из глаз. — Что мне делать теперь? Как мне жить? Рома…
— Поль, — голос показался слишком испуганным и встревоженным. Глаза открыла. Увидела лицо парня напротив моего. Всего в паре сантиметрах. Руку подняла и по щеке его провела, убеждаясь, что он живой. Тёплый. И испуганный.
— Не мерещишься, — констатировала, глупо улыбаясь.
— Поль, — Рома подался вперёд и рукой провёл по щеке, убирая пряди растрепавшихся от бега волос, — ты безмозглая девчонка. Ты… — осёкся. Глаза прикрыл. Выдохнул со свистом, будто из последних сил сдерживался. — Какого чёрта ты сбежала? — вдруг рявкнул.
— Что? — получилось только глазами хлопнуть.
— Какого чёрта, Полина, ты сбежала? Твоя мать в припадке бьётся. Уже ментов вызывать готова.
— Я не понимаю…
— Ясное дело, понимать и думать не для тебя. Не для твоей пустой головы, — чёрные густые брови сошлись на переносице.
— Рома, — я попыталась встать с лавочки, но руки парня легли мне на плечи, придавливая обратно.
Нельзя! Нельзя так реагировать на брата. Нельзя замирать и задерживать дыхание. Нельзя ждать, что он поцелует. Что рукой вновь на шею скользнёт и сожмёт волосы в собственническом жесте. Это запретно. Это неправильно.
Но только никакие убеждения не работают. Стоит только Роминой руке на моём затылке оказаться, все мысли вылетели из головы напрочь. Только гул остался. Рома качнулся вперёд и губами прижался ко лбу. Прижался и застыл, частым дыханием шевеля волосы. Это была столь неожиданная ласка с его стороны, что я вновь заплакала, пальцами цепляясь за его плечи.
— Всё, — Рома поднялся, уселся на лавочку рядом и притянул меня к себе, уткнув моё лицо в широкое плечо. — Хватит рыдать. Хватит.
Я только горше заплакала, понимая, что не могу остановиться. Ладонь парня поглаживала меня по голове. Пальцы чуть массировали кожу на затылке, путались в прядях.
— Пойдём, Полина.
Рома отстранился, когда я перестала вздрагивать. Встал с лавочки, застыл, не поворачиваясь ко мне лицом. Я видела только напряжённые плечи и сжатые кулаки. Поднялась следом и несмело прикоснулась пальцами к сжатому кулаку. Дёрнулись одновременно. Показалось, что меня ударило током. Так сильно, что в голове зазвенело и перед глазами всё поплыло. Господи! Разве можно так реагировать на собственного брата? Разве можно так сильно, невыносимо сильно хотеть его прикосновений? Желать видеть его взгляды? Чувствовать его дыхание на лице?
Рома схватил меня за запястье и потащил за собой. Семенила следом, смотря в широкую спину. Чувствуя, как бешено колотится пульс под чужими пальцами. Уверена, Рома тоже прекрасно чувствует.
— На вопрос мой ответишь, Чижова? — голос парня снова стал злым и раздражённым. — Почему я должен уходить с середины тренировки и искать тебя по всему городу?
— Что? — поражённо выдохнула. Он меня искал? — Зачем?
— Серьёзно? — кинул на меня злой, испепеляющий взгляд. — Потому что твоя мамаша в истерике бьётся. Куда Полечка убежала? Что если потерялась? Что если Николай её нашёл?
— Николай? — в ужасе запнулась и чуть не упала. Сильные руки не дали свалиться на асфальт.
— Кто это?
— Мой бывший отчим, — безжизненным тоном ответила я. — Он здесь? В городе?
— Не знаю. Боишься его? — Рома взял осторожно меня за подбородок и заглянул в лицо. Отрешённый. И красивый. Промолчала. А он требовательно переспросил: — Боишься?
— Да. Очень.
— Почему? — с каким-то внутренним трепетом наблюдала за тем, как тёмные брови сошлись на переносице.