Грязные новости (ЛП)

— Твои сестры не живут дома, и что значит, твоя мать плачет? С Маделин все в порядке?
Лили вздернула подбородок и поиграла пальцами. Она выглядела виноватой, и это беспокоило меня, потому что у этой девушки был моральный компас сутенера, торгующего людьми.
— Лили?
Моя невеста бросила на водителя злобный взгляд через зеркало заднего вида, мысленно прося его не судить ее, не понимая, что опоздала на добрых десять минут.
— Скар и Грейси переехали две недели назад, потому что бабушка плохо себя чувствует.
Я опустил руку.
— Что ты, бл*дь, имеешь в виду, под «плохо себя чувствует»?
Единственное, что мне всегда нравилось в Лили — это ее семья. Черт возьми, я начал встречаться с ней исключительно из-за того, что ее бабушка всегда была рядом, с домашним пирогом и сумасшедшими историями об эре «Парней и куколок» в Нью-Йорке. Весь мой выпускной год был потрачен на то, чтобы набивать лицо вишневым пирогом Маделин и слушать бродвейские сплетни пятидесятых, а затем набивать лицо киской Лили и слышать, как она стонет мое имя, как молитву.
Еще год назад я каждый месяц водил Маделин на Бродвей. Мы смотрели шоу, ходили в маленькое итальянское заведение и говорили о новостях. Ее покойный муж основал «Newsflash Corporation». Я прервал традицию, когда мы с Лили расстались, и это сделало меня первоклассным мудаком. Даже после того, как мы снова сошлись с нашим новым соглашением, я не мог смотреть в лицо Маделин, зная, что живу во лжи — той, в которой, чтобы продвинуться в игре, я обманывал ее семью ради того, что создал ее муж. Я не предлагал ее внучке любви, а лишь полусносные отношения.
Лили отвернулась к окну, смаргивая слезы.
— Она… то теряет сознание, то приходит в себя. Она очень старая. Ей девяносто с чем-то. У нее была хорошая жизнь. Она жила с нами все время после смерти моего дедушки.
— Есть какая-то особая причина, по которой я узнаю об этом только сейчас?
Я всегда спрашивал Лили о Маделин и ее родителях. Всегда. Полгода назад, когда Маделин попала в больницу с болью в груди, я ворвался туда и остался с ней на всю ночь, потому что родители Лили были за границей, а ее сестры жили на окраине и не могли приехать. Конечно, Лили была слишком занята вечеринками.
— Я думала, если бы ты узнал, что единственное, что удерживает тебя со мной, кроме «Newsflash Corporation», исчезло, ты бы… — Лили быстро вытерла слезы, пока они не испортили тушь. — Она всегда была твоей любимицей. Я не знала, как ты отреагируешь, да и не хотела знать.
— Является. Она еще жива.
— Ненадолго, детка. Мне очень жаль, но она точно не доживет до нашей свадьбы.
Такси остановилось перед домом ее родителей на Парк-Авеню. Я сунул руку в карман, достал бумажник и вытащил оттуда пачку банкнот. Сунув деньги водителю в руку, велел ждать перед зданием. Лили уставилась на меня, медленно расплываясь в улыбке.
— Если бы я знала, что именно это нужно, чтобы заполучить тебя ко мне…
— Заткнись, Лили. Мне нужно попрощаться с Маделин. Дело не в тебе.
Полчаса спустя я снова сидел в такси, и настроение у меня упало до небывалого. Маделин не проснулась. Родители Лили — хоть и были рады меня видеть — гадали, где я пропадал последние несколько месяцев. Все было напряженно и неловко. Они больше не чувствовались семьей, которой у меня никогда не было, да и с чего бы? Я уже несколько месяцев не отвечал на их звонки.
Женившись на Лили из-за своего отца и завершив слияние, я разрушу не только свою жизнь, но и их. И это было то, о чем мне еще предстояло подумать.
Я дал водителю бруклинский адрес, по которому не собирался ехать, и попросил его опустить стекла, чтобы мог дышать свежим воздухом.
Немного погодя, мы остановились перед домом Джудит. Окно ее гостиной было широко распахнуто, как я и предполагал. Вся личность Джуд была притягательной. Ее великодушие и доброта говорили: «входи», и я хотел вторгнуться на ее территорию и завоевать каждый дюйм ее жизни. Я сидел в такси и смотрел в ее окно, понимая, что веду себя как извращенец, и мне было наплевать. Дешевая желтая лампочка в ее прихожей мигала, и, поскольку она жила на первом этаже, я мог видеть, что там стоял маленький стол, накрытый к ужину, с салатницей, макаронами и чесночным хлебом. Простой едой, но я знал, что он будет вкуснее, чем суши с голубым тунцом, которые я собиралась съесть на ужин.
 
— Сэр? — водитель откашлялся.
Я сунул ему в руку еще немного денег, не обращая внимания на их количество.
— Еще несколько минут.
«Я уже миновал извращенца и вступаю на территорию запретительного судебного приказа».
— Конечно.
«Тебе, наверное, стоит взять трубку и доложить об этом, чувак. Я бы так и сделал на твоем месте. В мгновение ока».
Через пять минут Роберт вошел в столовую и медленно опустился в кресло. Он все еще выглядел хрупким и старше своих лет, но на его лице играла улыбка. Меньше чем через минуту появилась Джудит, одетая в бело-голубую толстовку «Янки» и крошечные шорты с высокой талией. Ее ноги были загорелыми, мускулистыми и великолепными. Девушка смеялась и накладывала макароны на тарелку отца. Мужчина закашлялся, и она перестала смеяться, подошла к его креслу и потерла ему спину.
Он поймал ее руку и поднял взгляд. Они обменялись улыбками.
Его губы шевельнулись.
«Я в порядке, Жожо. Правда. Я в порядке».
Джуд открыла два пива и разлила их по высоким стаканам, ее губы двигались, улыбаясь. Она пела.
Я отвернулся, потому что не ожидал, что почувствую то, что чувствовал, — будто хотел ее, завидовал ей и жалел.
Хотел ее, потому что она была создана специально для меня.
Завидовал, потому что у нее была настоящая семья, или то, что от нее осталось.
И жалел, потому что не мог полностью отпустить, но не любил.
Только ненависть, гнев и месть.
Одно можно было сказать наверняка: Джудит Хамфри и Лили Дэвис не были сшиты из одной ткани, и я хотел носить только одну из них.
Одна девушка меня умиротворяла, другая — выводила из себя.
Одна была преданной, другая — мелочной и пустой.
Одна утверждала, что она моя, но я хотел владеть другой.
— Нам нужно поговорить. — Я ворвалась в кабинет Селиана, когда часы пробили девять.
Брианна, которая стояла в невидимой очереди у его двери, чтобы увидеть его, прижала свой айпад к груди и уставилась на меня с явной тревогой, когда увидела, что я приближаюсь к его кабинету и вхожу без стука. Селиан уже сидел за своим столом, потягивая один из трех утренних кофе, жуя мятную жвачку и листая ежедневные газеты, не обращая на меня внимания. Он носил свое безразличие, как доспехи со сколами, белый рыцарь с очень темной душой.
— Не согласен, но ты уже здесь, так что лучше выкладывай.
— Прежде всего, ты знаешь, что Брианна ждет тебя снаружи? — Я закинула большой палец за плечо, приподняв бровь.
— Да, и она может постучать.
— Она боится тебя.
— Ты поступила бы мудро, если бы взяла с неё пример, — выпалил Селиан, все еще не поднимая головы, чтобы встретиться со мной взглядом. — Вы пришли поговорить о Брианне, мисс Хамфри?
Черт бы его побрал! Он говорил на скорости, как Харви Спектер (прим. Харви Спектер — один из центральных персонажей сериала «Форс-мажоры»). Только жестче. И в десять раз красивее. Если Селиан встретит рыцарство в темном переулке, то забьет его до смерти, а потом найдет его сестру, великодушие, и убьет ее тоже.
 
— Я пришла сюда, чтобы сказать, что знаю, что ты сделал, и я зла.
— Объясни и избавь меня от двусмысленности.
— Ты теперь выше зрительного контакта? Оно припасено для моментов, когда я извиваюсь под тобой, а ты хочешь видеть меня уязвимой?
Не могу поверить, что эти слова слетели с моих губ. Дрожащим голосом. Я оглянулась. Брианны в коридоре больше не было. Фух.