Зоя. Том первый (СИ)

Пани отшатнулась от него.
– А знаете, почему не докажу? Потому что за день до своего побега он собрал со всех участков документы на проверку и уничтожил их. Но вы не думайте, что всё сойдёт вам с рук.
Лоран Волков теперь обратился к Янеку:
– Вы, юноша, не под Богом ходите! Есть свидетели, которые дадут против вас показания, и мы докажем не только вашу вину, но и других подельников подтянем. Свидетель сейчас находится под особой охраной, и вы его не устраните. Как можно совершать покушение на невинную девушку, которая всем сердцем болеет за свою страну?
Янек даже не моргнул. Он спокойно слушал следователя, но внутри у него всё бушевало.
«Неужели Таисия? – думал он. – Неужели она решила всех уничтожить ради того, чтобы сбежать с Николаем? Господи, а Зоя? Она же с Таисией дружила. Что же делать? Как защитить всех? Кто совершил покушение? Илья?»
Вопросы метались в голове. Но ни одного ответа на них не было. Между тем следователь вновь обратился к Анне:
– Госпожа Левандовски, подумайте хорошо и скажите, где прячется ваш любовник? За информацию о нём я обещаю свободу вашему сыну. В противном случае, поверьте, я найду способ задержать Янека.
Анна понимала, что если документы уничтожены, то сыну ничего не грозит. Она решила не поддаваться панике, дабы не доставлять удовольствие следователю, как бы он ни пугал её своими речами.
– Я не знаю, где Герман. До этих событий я не видела его две недели. Прошу вас закончить свои запугивания. Есть закон, и если мы в чём-то виновны, ваше дело это доказать. А теперь покиньте мой дом. Я вам всё сказала, господин Лоран.
Но следователь словно взбесился. Он приподнял кухонную скатерть, заглядывал под стулья, вытаскивал свечи из подсвечников. Подошёл к шкафчику, присел на корточки и выставил на пол всю посуду, стащил с полки льняную салфетку и громко прокричал:
– А вот и улики…
Анна вскочила со стула, подбежала к шкафчику и увидела лист бумаги, сложенный вдвое. Удивлённо посмотрела на Янека, тот пожал плечами, давая понять, что это не его записка.
Лоран Волков развернул лист и начал читать:
– Дорогая Анечка, любимая моя, гордая, родная…
Анна покачнулась, на мгновение ей показалось, что теряет сознание, но она крепко вцепилась в стул и устояла на ногах. Следователь продолжал:
– Когда я увидел тебя впервые, я влюбился в одно мгновение. Не торопился понравиться тебе, хотел, чтобы ты сама меня полюбила. Я пел и играл на флейте для тебя. Но наша жизнь получилась не такой сладкой, как хотелось тебе. А меня всё устраивало. В любой ситуации ты была со мной, моя гордая, недоступная и самая любимая. Знаю, что виноват перед тобой, но моя любовь к тебе никогда не покинет моё сердце, даже если ты станешь ненавидеть меня ещё больше.
Следователь вытер испарину со лба, посмотрел удивлённо на Анну, но по-прежнему увидел только каменное выражение лица. Он присвистнул и продолжил:
– Анечка, это моё самое длинное письмо, которое когда-либо писал тебе. Знаю, что ты найдёшь его перед Пасхой, я в это время буду на работе, а когда вернусь, ты посмотришь на меня другими глазами. А ещё я написал тебе песню, и если ты позволишь, я вечером спою её для тебя.
 
 
Я защищу тебя от бед
 
Своим потрёпанным крылом.
 
Прошло немало горьких лет,
 
Но мы же всё равно вдвоём!
 
Ты будешь злиться на меня,
 
Пока однажды не поймёшь,
 
Что навсегда теперь моя,
 
А если не поймёшь, ну что ж…
 
Моей любви для нас двоих
 
Надолго хватит с головой,
 
Я утону в глазах твоих,
 
До встречи Анна…
 
Густав твой.
 
 
Следователь дочитал, покрутил листок в руках.
– Это у вас шифрование такое, госпожа Левандовски?
– Это писал мой покойный муж, отдайте письмо, – попросила Анна спокойно.
  
– Это улика, найденная при обыске, – ответил Лоран. – Я прикреплю её к вашему делу. Всё, что спрятано от чужих глаз, имеет ценность для следствия. Завтра к вам придут с обыском, будьте готовы. И если вдруг Герман Боровски прячется у вас под кроватью, перепрячьте его, ибо обольётесь горькими слезами, когда его задержат.
– Отдайте письмо, – затребовала Анна. – Оно не имеет никакого отношения к Герману. В конце концов, в своём доме я могу прятать что угодно и где угодно.
– Нет, – громко сказал следователь. – Сначала этот почерк сравнят с почерком Германа Боровски, а потом можете затребовать письмо по заявлению. Чёрт-те что творится: Герман, Густав…
Лоран поднялся, забрал со стола бумаги и вышел вон. А Анна продолжала стоять как истукан.
В её голове звучали слова из песни Густава: «Моей любви для нас двоих надолго хватит с головой…»
Анна всё стояла и смотрела в одну точку, а как стемнело, спохватилась и начала судорожно из своих шкатулок ссыпать на стол драгоценности.
– Завтра обыск, Янек, неси сюда крестик, что тебе подарил отец. Я не смогу за всеми уследить. Точно, что-то может пропасть.
Анна села за машинку и быстро сшила мешочек, положила в него все дорогие сердцу украшения, а Янек с наступлением ночи закопал это всё под деревом во дворе.
Перебирая полки шкафов и комодов, Анна нашла ещё несколько записок от Густава, они были короткими, иногда с одной фразой. Но каждая из них болью отзывалась в сердце женщины.
«Моей любимой королеве лоз; целую в щёчку; улыбнись; моя гордая и неприступная Анна…» – всё это звучало в голове пани Анны голосом Густава.
Записки были на польском и русском языках. Зная, что жена предпочитала польский, Густав всё равно писал не только на нём. Объяснения этому Анна не находила. Но иногда ей казалось, что он пишет по-русски назло, чтобы вывести её из себя, а потом попросить прощения.
Янек же решил ничего не предпринимать. Он не боялся обыска совершенно. Его интересовал другой вопрос: «Где сейчас Илья и как с ним встретиться?»
Ночь у Анны и Янека была бессонной. Анна прислушивалась к каждому шороху.
А когда утром кто-то постучался в дверь, Анна запаниковала. Предложила сыну:
– Давай не будем открывать, прошу тебя, Янек! Они уйдут, нас как будто нет дома. Пусть придут в другой раз. Я успокоюсь, привыкну к этой мысли.
Но Янек, не прислушавшись к матери, пошёл открывать дверь.
На пороге стояла Зоя. Она, улыбнувшись, хотела было броситься в объятия Янека, но заметив за его спиной пани Анну, отстранилась немного назад.
Её удивили испуганные лица портнихи и её сына.
– Золо́то, – начал Янек, – тебе лучше уйти сейчас.
Улыбка сошла с лица Зои. Пани Анна отошла от двери, дав возможность сыну поговорить с девушкой.
– Золо́то моё, – Янек подошёл к ней и обнял. – У нас сегодня обыск. Я не хочу, чтобы твоя семья пострадала от этого. Когда всё будет спокойно, матушка пришлёт записку, и мы увидимся с тобой.
– Таисия всех выдала, – выпалила Зоя. – Я видела, как она общалась с полицейскими в порту и называла имя Макара. А Макара больше нет с нами.
Зоя заплакала.
– Я знаю, что Тайга предательница. Как это Макара нет? – удивлённо произнёс Янек.
– Он погиб. Не вернулся с очередного рейса.
– Я не знал, прости, – Янек ещё крепче обнял Зою. – Тебе нужно срочно идти домой, любимая. Вот-вот нагрянет следователь с обыском, я не хочу, чтобы ты пострадала.
– Хорошо, хорошо, – Зоя закивала.
Но Янек не отпускал её из объятий, а потом резко сделал шаг назад, отвернулся и скрылся за дверью.
Зое вдруг стало страшно, она огляделась и быстро пошла домой.
Первым делом она прошла в комнату, где лежала мачеха. Евдокия Степановна была по-прежнему бледна. Увидев, что на Зое лица нет, она спросила:
– Что случилось, доченька?
Зоя всё рассказала. Евдокия разнервничалась. Вспомнила про допрос, на который ходила, когда пропал Макар. Ей стало страшно за семью. Ведь тогда не допросили вернувшегося Григория и вообще забыли о них. А оказывается, это всё ещё может аукнуться.