Танго с Бабочкой

— Могу я дать тебе совет, мой друг? — спросил он.
Она посмотрела на него. Хосе Мендоза был одним из тех мужчин, чья сексуальность увеличивалась грязными и липкими лохмотьями операционной. Это плюс его живое обаяние выходца из Латинской Америки — и можно было не удивляться тому, что большинство медсестер были влюблены в него.
— Т-ак-т-ак! — растягивая слова, сказал старый доктор Кейн. — Посмотрите-ка на это.
Линда и Хосе повернулись к телевизору.
На экране был Дэнни Маккей, выходящий из резиденции бывшего Президента Соединенных Штатов — человека, который, ко всеобщему удивлению, только что поддержал Дэнни Маккея как кандидата в президенты.
Дэнни улыбался и махал рукой в камеры, обнимая жену за талию, вокруг них собралась толпа репортеров. Это был имидж человека, решившего поселиться в Белом доме.
— Вы только посмотрите на это, — повторил Кейн. — Кто бы подумал, что у Маккея будет такая поддержка? Это наверняка даст пищу для размышления другим участникам гонки!
— Вы думаете, что он выдвинет свою кандидатуру в июне? — спросил Хосе.
Доктор Кейн встал из-за стола и направился к раздевалке.
— Меня это не удивило бы. Этот человек фактически становится национальным идолом.
— Он сообразительный мужчина, — спокойно сказал доктор Мендоза. — Он делает все, кроме того, чтобы выйти и назвать себя следующим Джоном Кеннеди.
В течение нескольких минут все не сводили глаз с экрана телевизора. Наконец два других доктора вышли из комнаты отдыха, и Хосе с Линдой остались наедине. Он поднялся, выключил телевизор и повернулся, чтобы посмотреть на Линду.
— Как твой пациент? Юный гангстер?
— Он в коме, но функции печени и почек восстановлены. Я думаю, с ним будет все в порядке.
В течение некоторого времени Хосе Мендоза задумчиво рассматривал сидящую на диване женщину, затем взял стул и сел напротив нее, поставив локти на колени.
— Могу я поговорить с тобой, мой друг? — спокойно спросил он.
Она улыбнулась и потянулась к бумажному колпаку зеленого цвета, который покрывал ее волосы. Было приятно снять его и позволить прохладному воздуху, вырабатываемому кондиционером, обдувать ее потеющий лоб. Она надела колпак рано утром, отправляясь на операцию, так и не снимала его с тех пор.
— О чем ты хочешь поговорить? — поинтересовалась она, комкая колпак и бросая его в корзину для мусора.
— Почему ты так загружаешь себя работой?
Она посмотрела на него. Серьезные и искренние глаза пристально рассматривали ее.
— Почему это делает каждый из нас? — спросила она спокойно. — В моем случае это работа. Ты загружаешь себя тоже, но по-другому.
Он кивнул серьезно.
— Я не буду спорить на эту тему. Последний раз я был у себя дома в прошлые выходные, когда мне понадобилась теннисная ракетка. Но по крайней мере мое безумие относится к сфере развлечений. Ты, мой друг, заполняешь свое время работой. Это нехорошо для тебя.
Она хотела подняться, но он мягко остановил ее, взяв за руку.
— Позволь мне дать тебе совет, — произнес он. — Я и прежде видел то, что ты делаешь. Некоторые люди до смерти загружают себя работой, чтобы забыть что-то, другие пытаются чем-то заполнить свою жизнь. Еще кто-то бежит от чего-то. Но я говорю тебе, мой друг, это не решение проблемы.
— И что из этого относится к тебе? — спросила она спокойно.
Он отклонился в сторону от нее и посмотрел невидящим взглядом на стену.
— Я был женат когда-то в той другой стране. Но она умерла. И когда она ушла из моей жизни, свет ушел вместе с ней. Поэтому теперь я окружаю себя друзьями и хожу на вечеринки каждый вечер. — Его глаза уставились на Линду. — Но, как я уже сказал, это не решение.
Она тоже посмотрела на него. Сквозь закрытую дверь доносились звуки беспокойного хирургического отделения: мимо провозили каталки, медсестры отдавали распоряжения, голос мягко что-то вещал по громкоговорителю. Линда думала о Барри Грине. Он снова звонил и приглашал ее сходить куда-нибудь. Она колебалась, испытывая желание пойти. Но в конце концов отклонила предложение, зная, что это свидание не может привести к постели. По крайней мере по ка не может. До тех пор, пока она не решит свою проблему с помощью «Бабочки».
 
— Почему бы тебе не позволить мне пригласить тебя на ужин? — спросил Хосе Мендоза. — Мы можем поговорить об этом.
Она посмотрела в его темные искренние глаза и улыбнулась.
— Со мной все будет в порядке, Хосе, — сказала она спокойно. — Спасибо за заботу.
Озадаченный, он наблюдал, как она уходит.
  
21
 
<b>Штат Техас, 1963.</b>
«Мануэль чуть не убил меня в этот раз! Ты должна помочь мне, Рейчел!»
Слова из отчаянного письма Кармелиты снова и снова отдавались в голове Беверли, когда она быстро ехала в своем синем «корвете» по шоссе, ведущему из Нью-Мексико в Техас, в то время как группа «Торнадо» исполняла на радио песню «Телстар».
Прошло уже пять лет, с тех пор как перестали приходить письма от Кармелиты. А потом неожиданно на прошлой неделе в закусочную прибыл конверт, адресованный Рейчел Двайер.
«У нас произошла сильная драка, — писала Кармелита. — Мануэль пытался убить меня. Я больше не могу жить так, Рейчел. Мы с тобой когда-то обещали помогать друг другу, если у нас будут неприятности. Я надеюсь, что это письмо доберется до тебя, потому что сейчас у меня настоящие неприятности».
Беверли оставила закусочную на попечение Энн Хастингс и теперь в очередной раз пересекала необъятные просторы Техаса. Впервые за девять лет.
Перемены витали в воздухе. Она чувствовала их. Мир, казалось, двигался все быстрее и быстрее. Русские отправили человека в космос, все танцевали твист, а бомбоубежища были национальной навязчивой идеей. Беверли казалось, что мир достиг края, как будто образ жизни, в течение столь долгого времени известный Америке, должен был измениться внезапно, бесповоротно, навсегда.
Если бы ее попросили конкретизировать, она не смогла бы этого сделать. Она просто чувствовала это, но не могла видеть или осязать. Повсюду видны были знаки: рост количества бунтов среди угнетенных негров Юга, народные певцы, которые появлялись из среды битников и приобретали широкую известность, даже кинофильмы изменились — все сходили с ума по шпионам и тайным агентам. И, казалось, Беверли видела все это, когда пристально вглядывалась в ровную техасскую пустыню на фоне огромного атомного гриба.
Было ли это тем, что повлекло за собой перемены? Бомба? Постоянно растущая угроза из-за океана?
«Что, — задавалась она вопросом, когда закончилась песня „Телстар“, и „Бич-Бойз“ начали „Surfin U. S.A“», — случилось с невинным, замкнутым образом жизни последнего десятилетия? И если это был только порог, как нашептывала ее интуиция, то что же лежало за ним?
Независимо от того, что это было и какое будущее ждало ее за горизонтом, Беверли знала одну вещь наверняка: она будет богатой.
В начале этого года Эдди вознаградил Беверли десятью процентами от дохода компании. При наличии четырнадцати палаток, дающих прибыль от продажи гамбургеров Беверли начинала получать приличные дивиденды. И когда она решила, что ее сберегательный счет не растет так быстро, как она хотела бы, она воспользовалась советом Эдди и купила один из новых жилых домов, построенных по типовому проекту, за городом, в Энсино. Она не жила в нем, а сдавала в аренду какой-то семье. Стоимость самого дома постоянно росла; Сан-Фернандо Вэлли переживал строительный бум. Поэтому она забрала из банка большую часть своих сбережений и вложила деньги в покупку еще двух небольших домиков, сразу же сдав их в аренду. Три дома в Вэлли приносили ей прибыль, в то время как она стремительно пересекала реку Пекос. Беверли планировала в ближайшем будущем обратить внимание на новые дома в Тарзана Хиллз, которые строились с панорамными окнами и бассейнами. Сейчас они продавались за двадцать тысяч; через десять лет, Эдди гарантировал, они будут стоить в десять раз больше.