Шведская сказка

- Где гарантии семьям офицерским, что в случае гибели кормильца, не пойдут они все по миру. Ведь бустель офицерский казенный, а значит, подлежит возврату в казну, для последующей продажи вместе с должностью офицерской .
Приехали таки к тестю. И дочь и зять, даже крохотульку внучку привезли. Вот радость старику. Девчушка сначала настороженно к деду относилась, язык-то не понятен, а после разошлась, хохотала без умолку. Малыши и так доброту, да ласку чувствуют. Знай, щебечут что-то по-своему. Не расставалась с дедом целыми днями. Все болтали на одном им понятном языке. Хельгой назвали девчушку родители.
- Ольгой по-нашему. – догадался старик. Вспомнил сразу, что отец Василий покойный, учивший его в детстве, рассказывал про Русь древнюю, про княгиню варяжскую. Ту тоже сперва Хельгой звали, а по-православному Ольгой. За смерть мужа своего, Игоря, князя киевского, жестоко отмстила она неразумным древлянам, а после праведницей стала, в святые возведена была.
- Что ж, дочка, по нашему-то говорить внучку не учишь? – спросил Марию. – Не гоже язык предков своих забывать. Сама-то, вон, не забыла, хоть и не совсем чисто говоришь.
Дочь потупилась стыдливо:
- Да не с кем и мне-то разговаривать. Забываю, батюшка.
- Вот со своей дочкой и разговаривай! Тогда и не забудешь! – строго наказал отец. – Олюшкой ее зови по-русски. И помаленьку, потихоньку освоит и привыкнет. Ты же православная у меня?
- Да. – Тихо кивнула Мария. – Только сами знаете в шведской Финляндии храмов-то нет православных. В лютеранские ходим.
- Главное, в душе Бога хранить, дочка. Вона, на войне, и не всегда-то священник рядом окажется, не то что храм православный. А воинство наше завсегда с Богом в сердце, да с молитвой. Оттого и стоит Россия наша, гнется бывало, да стоит. А все почему? На вере держится! Веру свою мы от предков храним и детям передаем, вместе с языком нашим русским. Запомни это, дочка!
- Запомню, батюшка. И Хельгу, то есть Ольгу, учить тому же буду. – Пообещала дочь.
 А зять понравился полковнику отставному. Светловолосый, широкоплечий, лицом чист и пригож. Истинный викинг! И вещи правильные говорил:
- Куда Швеции тягаться с Россией? О чем там думают эти безголовые в Стокгольме? Мечтают о временах Густава-Адольфа, Карла XII. Но не последний ли король завел Швецию в тупик политический, когда ей осталась роль играть по указке или Франции или России?
- А что ж переворот-то поддержали? – поинтересовался Веселовский.
- Так ведь надеялись! Весь народ устал от интриг и продажности парламентской. Думали, поддержим Густава, будет монарх у нас мудрый. Не ввергнет Швецию в новую кровавую бойню. Про него говорили, будто сам Вольтер им восхищался. А он… Балы, маскарады, театры и дворцы строит, армию в мундиры новые переодевает, все теперь в плюмажах, в камзолах, да штанах разноцветных. Швыряет деньги налево и направо. А откуда они берутся-то? Налоги растут, имения нищают. Говорят, по всей Европе в долг берет. И туда ж, на Россию!
- Это ты правильно рассуждаешь, зятек, - кивал головой согласно полковник. – Дважды уж пытались ваши. Сперва мой батюшка уму разуму учил, после и мне довелось. Да видно Бог троицу любит. Только нечто нам супротив друг друга воевать доведется?
- Не знаю… - понурил голову лейтенант.
- То-то!
- Генерал наш, Магнус Спренгпортен, к самому Густаву ездил. Когда тот в Европе, на водах отдыхал. Уговорить пытался. Безуспешно. Только в предательстве заподозрили. Пришлось покинуть ему Финляндию. А ведь это он, нашу бригаду саволакскую создал. Отличная бригада, отличные солдаты. Король сам хвалил. А ныне в России он, где-то подле императрицы вашей.
- Спренгпортен? Не слышал. – Подумав, изрек Веселовский. – А кто сейчас командует вами?
- Бригадир Бернт Юхан фон Гастфер.
- Ну а он-то что?
- Да, ничего! – пожал плечами Вальк. – То же воевать не хочет.
- Ну, дай Бог обойдется, коль головы умные есть.
- А коли приказ получим?
- Тогда и думать будете. – Философски заметил полковник. – Наше с вами дело солдатское. Не знаю, что там с вашим королем деется, а ныне, на границах южных, вновь султан турецкий воду мутит. Миром они, видишь ли, недовольны. Опять лезут. Война новая начнется. Хотел было даже Лександра Васильевича Суворова повидать, он дивизией командовал петербургской давеча, узнать про Петьку-то своего, да немочь старческая одолела, не сподобился. А ныне, сказывали, на юг он отбыл. К Румянцеву Петру Лексеевичу в Екатеринославскую армию. Новую дивизию принимать. Война скоро.
 
- А кто есть, Суворофф? – поинтересовался зять.
- То, дети мои, звезда будет ярчайшая на небосклоне русской славы. Полководец, деяния которого, верю, войдут еще в гисторию нашу. Да и всего человечества. Как Александр Македонский и другие герои эллинские.
Про Петьку-то, сына приемного рассказать забыл. Когда упомянул, про Суворова рассказывая, то внимания никто и не обратил на слова стариковские, а после и сам запамятовал.
Погостили дочь с зятем, да и назад, за рубеж российский подались. Опять Веселовский на завалинке один бока греть остался.
***
Долго добирался Петр до мест родных. Больших дорог сторонился, города тож объезжал, а то начнут на рогатках вопрошать:
- Кто таков? Да откудова? Да покажи-ка подорожную… - А где взять-то её, коли беглый он.
Команды завидев воинские, сворачивал в лес – от греха подальше. Долго пробирался дорожками лесными извилистыми. Ночевал на полях, в стогах свежескошенных, изредка в деревни заходил. Покупал кое-что из провизии. И не задерживался. Внимания особого на него никто и не обращал. Мало ли офицеров по Руси скакало… Служба-с!
Уже пороша первая выпала на землю, листву опавшую прикрыла, потянулись леса сосновые. Карелия начиналась. Недалеко уж оставалось Петру до дома. Дорожка узенькая петляла, слева сопка каменистая, справа низинка болотистая, в лесок густой въехал и… свист разбойничий, да удар по голове сильнейший.
Очнулся на земле, в камзоле одном, босый, руки за спиной связаны, сам на боку лежит скрючившись, глаза кровью залиты. Костер горит неподалеку. Возле огня с десяток людей каких-то греются. Обрывки разговора долетали:
- А славно, атаман, вчера товару взяли!
- Барин добрый попался. С мошной тугой, набитой.
- А баба евоная… верещала, покудова Тимошка Рябой не успокоил. – Захохотал кто-то.
- Почто детей-то убил, нехристь? – еще один голос раздался. Знакомым показался он Веселову.
- А чего жалеть-то семя барское? – визгливо ответили. – Нешто жалеешь? Мало драли тебя?
- Драли достаточно! Токмо не дети меня кнутами потчевали.
- Велика разница. Подросли б, не так еще мазали.
 Крайний оглянулся:
- Эге, гляньте, оклемался ахфицер. – ватага обернулась разом. Посмотрели все на капитана. Чернобородые, в мохнатых тулупах и шапках. Почти на одно лицо. Двое поднялись на ноги, подошли поближе:
- Живой он, слышь Кривой. – Усмехался один, ростом поболе. Взгляд тяжелый буравил.
- На Пугачева похож, - вспомнилось Веселову.
- Кривовато мазанул ты яво. – продолжал первый.
- Дык, стемнело уж, вот и промахнулся. Опять же шляпа напялена была. – Оправдывался второй, помене росточком. Лицо, наискось, тряпицей перевязано.
- Одноглазый! – догадался капитан.
- Чо молчишь-то? – пнул его сапогом первый.
- А что говорить-то? – вопросом на вопрос ответил Веселов.
- Откель едешь, да куды? – продолжался допрос.
- Беглый я! – Веселов попытался подняться, но закоченевшее тело не повиновалось. Один глаз залило сильно кровью, она застыла, не поднять было веко. Так и щурился на них.
- Тю, беглый говорит, а ну, купцы , - крикнул вожак остальной ватаге, - сюды подьте, беглый ахфицерик попался.
Еще несколько теней поднялись и шагнули к капитану. Обступили со всех сторон.
- Рази ахфицеры бегуть? – кто-то спросил.