Звездная каторга: Ария Гильденстерна (СИ)
Воплощать комплексы Стэнтона перед лицом чуждого разума — вот к чему готова такая команда. И дело не только в том, что ксенозоолог (вот неожиданность!) компетентен в ксеноистории, а ксеноисторик вовсе ни в чём не компетентен. Само рождение команды — криворукая сборка наскоро из более-менее подходящих деталек.
И этому механическому чучелу предстоит вступить...
Нет, более не предстоит. Оно уже вступило.
10
Первым делом обследовали правую, ближнюю от квершлага слепую оконечность 'штольни'. Лаки, задетый каевым демаршем, взялся теперь командовать, кому какой строй держать. Охранника Смита он пустил первым, за ним в серёдке расположил себя и 'эксперта Эссенхельда', замыкать шествие поставил Оукса и Дэя. И оружие велел держать наготове — Каю тоже пришлось достать из кобуры мало чем заряженную 'менору': самообман, конечно, но пусть хоть 'добрые товарищи' по экспедиции не считают его лёгкой добычей.
А как шли! Прямо космоспецназ. Молчат, слушаются, знают, что надо делать, ответственно исполняют, исчерчивают прицелами пустые стены, нагоняют ужаса на врагов. Хвандехваров, правда, не встретили. Судя по тому, что в идеально расчищенном правом участке 'штольни' спрятаться оказалось негде, их там и не было.
Добрались до расширения и скругления на конце 'штольни', более всего напоминающего погребальную камеру из кой-каких земных захоронений — для полноты впечатления не хватало лишь каменного саркофага. О саркофаге Кай упомянуть остерёгся. Во-первых, он не из ксенозоологической области знаний, во-вторых, наверняка был бы воспринят в качестве саркастической метафоры: мол, засуньте-ка в этот помпезный гроб экспедиционные надежды.
На площадке 'погребальной камеры' постояли несколько минут, поглазели на пышный сидский орнамент — в значительной мере утраченный под кирками горе-реставраторов, да и вернулись в дромос — ну, то есть, в основную часть 'штольни'.
Двигались всё в той же 'космоспецназовской' манере, которая, как показалось Каю, была данью начальника Лаки представлениям охранников Оукса и Дэя о том, как именно должны проходить экспедиции. Как же иначе — с бластерами против тварей! С каким самозабвением они в это играли!
Барри Смит первый вышел из образа — уже на левом от квершлага участке обследуемой 'штольни'. Как только на её 'потолке' появилась первая надпись на экзотерическом языке Сида, немедленно на неё указал.
Кай прочитал надпись, похолодел и крепко задумался. Сообщение важное, но как его передать другим, не вызывая лишних вопросов? Всё-таки не ему, как специалисту по бессловесным тварям, такие надписи читать. Не ему, а признанному 'Каю Гильденстерну'.
— Господин Гильденстерн, вы ведь знаете этот язык? — последовал простодушный с виду вопрос не без скрытой каверзы. — А то мне давно хотелось просечь, что же на этом потолке понаписано...
— Э... на потолке? — Лаки поглядел вверх довольно-таки затравленно, но прикидываться, будто не понял вопроса, было уже поздновато: первый же речь завёл. — Ну, именно эта надпись, к сожалению не переводится.
'Не переводится'?!
Кай унял дрожь и внутренне захохотал. А недурно бы перевести её вслух — вдруг экспедиции чем-то поможет. Скажем, раскроет глаза на некое важное обстоятельство пропажи шахтёров. Например, на её причину.
— Впрочем, её перевод нам всё равно ничего не даст, — Лаки добил тему до полной ясности, — надпись-то очень древняя, а стоит подумать о дне сегодняшнем.
Да уж, потому-то и не переводится, что никто из адекватных коллег 'господина Гильденстерна' покуда не побывал под этим потолком вместе с ним — и не перевёл ему этой конкретной надписи.
А так вообще-то переводится. И без больших сложностей.
'Мая яя Иккаяя' — означает не что иное, как 'сторож выставлен'.
Это предупреждение для своих, причём жизненно важное, затем и помещено на потолок. Предлагает своим быть настороже, так как против чужаков задействована некая хитрость.
Ничего ли данное предупреждение не даст экспедиции — тут уж как сказать... Экспедиции, которая должна сыскать гнездо хвандехваров — точно не даст.
Вопрос в том, не извращает ли поиск рептилий истинных целей экспедиции. Всё-таки пропажа людей может иметь самое прямое отношение к выставленному культурой Сид сторожу, каким бы он ни был из себя.
11
Когда 'штольня' там, вдали, стала ветвиться, Лаки поспешил перестроить вверенное ему воинство. Бабилонские охранники теперь шли впереди, тщательно обшаривая все углы принципиально безуглого сидского дромоса и все его ответвления, на поверку оказывающиеся просто глубокими нишами. Барри Смит, оттёртый на вторые роли, прилежно прикрывал тыл.
Пока они играли в космоспецназ, Кай улетал мыслями далеко-далеко от текущей ситуации. Он думал о множестве ксеноисториков из Башни Учёных, которые в этой, с позволения сказать, 'штольне' ранее побывали. Побывали и не заметили надписи? Не смешно.
Надо полагать, в бабилонской Башне Учёных самозванцы вроде белобрысого 'Кая Гильденстерна' погоды не делают. Есть высококлассные специалисты. Рекомендательное письмо от декана Ульма адресовывалось великому магистру Беку — основателю факультета в Юрбурге, а уж Бек умел сколачивать сильные научные коллективы.
К тому же посланные на Эр-Мангали экспедиции имели цели сугубо ксеноархеологические, а какой же археолог ксенокультур не стремится молчащие культуры 'разговорить'? И что, всё равно не нашлось учёного, способного прочитать простенькую фразу на сидском просторечии?
Прочитали, но не придали значения? Должны бы придать — после того, как стали пропадать люди. Прочитали, да забыли? Тоже не больно-то вероятно.
А что вероятно? Что невежественный белобрысый ксеноисторик в Башне многих достал. Вот и решили ему подложить такую свинью с хвандехварами, чтобы он либо вовсе не вернулся из Ближней шахты, либо вернулся уже навеки пристыженным. Похоже на правду? Вполне. Разве что не больно-то милосердно в отношении экспедиции из пяти человек.
— О! Ещё одна надпись! — сказал Дэй.
— Не берусь судить, но она очень похожа на предыдущую, — взглянул на 'потолок' Оукс.
— Ага, — с осторожностью подтвердил Лаки, — на том же языке.
Зато Кай мог бы утверждать с полной уверенностью: слова идентичны.
Надпись 'Мая яя Иккаяя' на своде расчищенной части 'Особой штольни' повторилась трижды. Причём от первого случая к третьему размер букв ошеломительно возрастал. Предупреждение становится всё настойчивей по мере того, как от слепого конца 'штольни' продвигаешься к завалу.
Но для кого эта надпись? Словно бы для самой экспедиции: неведомая сила предугадала, что пятеро несуразных искателей появятся из квершлага — и шепчет, произносит в голос, кричит — дальше не ходите!!!
Но кричит — лишь для способного прочитать, то есть для Кая.
Для неспособного всё иначе:
— О! Здесь те же буковки, но побольше, — глупо хихикнул Оукс.
— Да, — ещё глупее ответствовал самозваный Кай Гильденстерн, — одна и та же неинформативная ритуальная фраза.
Когда и для кого ритуальные фразы становились неинформативны? Разумеется, в пору упадка традиции. Несомненно, лишь для профанов. Им не пытаются передать всю сложность ситуации, их трижды предостерегают: 'Не влезай, убьёт!', но единственным достигаемым эффектом становится осознание профаном различий в размере буковок.
А главное, изменилось бы что, если бы к этим потолочным выкрикам: 'Сторож выставлен!' — присоединил свой голос и Кай? Нет. Ибо голос его не так уж авторитетен. К тому же суждение о неведомом стороже даже для самого Кая пока чересчур абстрактно, чтобы хоть как-то его учесть.
Тупо не приближаться к завалу — точно не выход. К сожалению, экспедиция обязана его обследовать, на то она и следственная. Именно там работали пропавшие люди.
Но вот и завал. Довольно-таки серьёзный. От расписного покрытия стен 'Особой штольни' не осталось, почитай, ничего. Метров за сорок до сплошной стены из горных пород это покрытие пошло трещинами, далее пообваливалось большими неровными кусками, затем куски измельчились, пока на последних десяти метрах не были обращены в пыль.