Martyr (СИ)

Это его ботинок. И конкретно с этого момента начинается истерика.
На то, чтобы открыть таки дверь, которую Чонгук собой подпирал, и ввалиться в помещение, полностью утонувшее в дыму и наполовину поглощенное огнём, уходит меньше минуты, Тэхён не замечает, что зовёт Чонгука по имени до тех пор, пока не находит себя рядом с ним, из глаз слёзы льются ну просто ручьём, ему с трудом удаётся разглядеть в дыму, что огонь подобрался совсем близко и давно уже лижет языками пламени валяющийся недалеко от ног Чонгука стул. Температура воздуха может посоревноваться по градусам с адом. Как Чонгук сам ещё не сгорел — удивительно, либо пожар здесь совсем недавно и неизвестно, почему он так сильно и быстро разогрелся, либо… нет, Тэхён не хочет думать сейчас ни о чем.
— Чонгук, малыш, Чонгук, проснись, прошу тебя, — кричит Тэхён, потрясая его за предплечья, перекрикивая ревущее пламя, он стучит ладонями ему по щекам, пугаясь этого действа — он бы никогда в обычных обстоятельствах себе такого не позволил. Чонгук лежит бездвижно, Тэхён не слышит его дыхания. Но он чертовски тёплый для того, чтобы быть мертвым. Ким сам себе не может объяснить свою уверенность в том, что следователь жив. Он просто жив. Тэ видел труп. Самый настоящий. И необъяснимо разнится ощущение рядом с телом человека, уже навсегда покинувшего этот мир, и то, что Тэхён испытывает сейчас, прижимая к себе бездыханное тело следователя. Чонгук просто не может быть мёртвым.
Сбоку что-то трещит и падает, на Тэхёна летят искры, он же, в панике отряхнувшись, кашляет, смагривает слёзы от дыма, пытаясь сообразить хотя бы примерно, что дальше делать. Тэ наощупь находит наручники, которыми Чонгука к трубе приковали до этого. Старается не обращать внимания на подранные запястья, запрещая себе отвлекаться. Труба… Тэхён подскакивает и начинает судорожно исследовать её руками на предмет разломов, пытаясь понять, как Чонгука от неё отодрать, моментально обдирает кожу о ржавчину и облезающую краску, и до него доходит. Несколько минут. Если за несколько минут он не придумает, как разобраться с блядской трубой, они так и останутся тут навсегда. И Чонгук, которого он не успеет вытащить, и он сам, потому что надышится этим дерьмом и просто сдохнет.
Труба как назло оказывается целее всех целых, руки у Тэ начинает трясти безбожно, он снова утирается от застилающих глаза слез рукавом, психует и принимается остервенело трясти и пинать трубу. Других вариантов просто не остаётся. Через несколько минут он уже орёт, вцепившись в металлическое сооружение и раскачивая его, надеясь сломать и чувствуя, как кожа с ладоней слезает из-за жесткой облезлой краски и становящегося совсем горячим металла. Он выть готов от того, как сильно болит горло, разъедаемое дымом и срываемое его криками, но всё равно не может успокоиться и орёт, всхлипывая, дерёт трубу, пытаясь её хоть немного повредить. Это просто ебучая безысходность, искать ключ просто негде, последний островок без огня — это пара метров у двери, где лежит Чонгук. Сил и воздуха на то, чтобы разломать голыми руками трубу… да даже говорить ничего не стоит.
— Сука, пожалуйста, блять, господи, пожалуйста, — Тэхён срывает голос, закашливаясь, ничего не видит из-за слёз, потому что глаза откровенно жжёт уже, и ощущает себя настолько бесполезным, что на мгновение уже чувствует, что готов просто упасть рядом с Чонгуком и, прижав его к себе, уснуть к чертям. Но заставить себя сдаться и убежать подальше от огня тоже не получается. — Где ебаные пожарные?! — он снова орёт, воет от боли, несправедливости и всего сразу, издавая просто какие-то нечеловеческой боли звуки, орёт и раскачивает трубу, теряя надежду с каждой секундой, он снова кашляет, падая на колени, и ощущает, что конкретно в этот момент уже не сможет подняться, потому что готов выплюнуть лёгкие, перед глазами всё плывёт и сил драть ебучую трубу, кажется, окончательно не остаётся.
— Нет, нет…
Он ни разу не герой. Разве герои бывают вот такими бесполезными? На секунду Тэхён допускает позорную совершенно мысль, что Чонгук, может быть, давно мёртв, а Тэ сейчас просто погибнет зря. Но гонит её от себя, нечеловеческими усилиями заставляет себя подняться и снова вцепляется в трубу, что стала ощутимо горячее, за спиной снова что-то трещит и рушится. Нет, он не герой. И шансов выбраться отсюда у него практически не осталось. Но сдаваться он не собирается.
 
— Тэхён, на пол, накрой его! Убери руки!
Тэхён не сразу узнает голос, глаза, яростно разъедаемые дымом, тоже ничего не видят, но он доверчиво следует указаниям и падает на пол к Чонгуку, схватив его голову и прижав к собственному плечу. Как будто бы это поможет. Он если и дышит, то дымом уже успел надышаться сто процентов. Тэ уже хочет крикнуть и спросить, от чего прикрывает, как слышит мерзкий совершенно звук удара металла о металл и вскрик Мейцо от того, что ему, судя по всему, отрикошетило по рукам.
— Держи, держи, сейчас я… — ещё удар, ещё вскрик, ещё удар, труба колышется и не поддаётся, до Тэхёна доходит — нужно придавить её к чему-то, чтобы не было колебаний, тогда получится её проломить, он упирается ногами со всей силы в трубу у пола, прижимая её к стене.
— Давай, давай, сейчас! — ещё удар, Тэхён кричит от боли в ступнях, куда приходится отдача от удара, Мейцо тоже, он снова бьёт по трубе чем-то где-то сверху, снова крики, снова треск на фоне и с потолка срывается горящая балка, Тэ отвлекается и едва успевает утянуть ноги Чонгука подальше от полыхнувшего рядом огня.
— Не отвлекайся, ну! — Тэ собирает все силы и, яростно пнув трубу в стену, орет своё «давай», ещё удар и ликующее «есть» от Мейцо вторит звуку разломившегося металла.
— Давай, давай! — Мейцо снова прикрикивает, подбадривая Тэ к действиям.
Тэ, подавив порыв закашляться, на автомате уже совершенно собирает себя в кучу, подрывается с пола и помогает Мейцо поднять Чонгука, чтобы снять наручники с трубы. Секунда, другая и вот Тэхён уже в коридоре, который после полностью задымлённой комнаты кажется ну просто чистым полем с морем воздуха. Тэ не оглядывается, за спиной продолжает что-то рушиться, а он с пустой абсолютно головой, в которой не осталось никаких совершенно мыслей, остервенело несётся к выходу, волоча Чонгука за собой едва ли не по полу, Мейцо едва поспевает за ним, продолжая что-то выкрикивать. Тэхён его уже не слышит.
«Вытащил, вытащил, вытащил».
Ещё секунда, Тэхён вываливается со своей драгоценной ношей в ночь, и закашливается, жадно хватая ртом прохладный свежий воздух, так сильно, что буквально прощается с легкими.
Рядом материализуются врачи, в затуманенное истерикой сознание Тэхёна бьётся лишь одна мысль. «Не дать забрать». Он слишком много пережил, вытаскивая его оттуда, нет, он его никому теперь не отдаст. Тэ хватает Чонгука и прижимает к себе, сотрясаясь в приступках кашля всем телом, давясь собственной слюной, его внезапно кто-то тащит назад, Чонгука трогают чужие руки, Тэхён почему-то снова кричит истерично и принимается эти руки отбивать.
Он потом не вспомнит, как прижимал к себе тёплое, но бездыханное тело, как ревел белугой и никому не позволял прикасаться, по сути же отнимая у Чонгука драгоценные секунды, как орал, что никому не отдаст, комкая в трясущихся руках чонгуков свитшот теперь уже давно переставший быть белым.
И кто его знает, если бы не схватили Тэхёна снова сзади сильно и не оттащили от следователя, может, тэхёнова истерика стала бы причиной, по которой врачам было бы уже некого спасать.
Но Тэхёна, придушив локтем за шею, наконец отволакивают дальше по асфальту, и Чонгука тут же окружают люди в халатах, кто-то кричит что-то похожее на «ещё жив!», рядом материализуются носилки, мимо бежит Намджун, во двор влетает машина пожарных, позади слышится «пиздец они вовремя» от Мейцо, и Тэхён позволяет ему себя оттащить подальше, словно очухавшись от того, что узнал голос. Силуэт Чонгука теряется где-то вдалеке, прячется за белыми халатами, размывается слезами из глаз. Тэхён снова его теряет.