Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
Не спросила…
Сожитель нынче вернулся поздно, а дозу оставить забыл. Верка мучилась – буквально лезла на стенку и выла… А потом упала на пол, свернулась калачиком…
В такой вот позе литовец ее и нашел. Все сразу поняв, швырнул дозу:
– На! Животное… О боги, как мне это все надоело! Ничего, скоро все кончится, скоро все…
* * *На вершине пильнякалиса – укрепленного холма, насыпанного среди болот и почти непроходимых пущ, – налетевший ветер раскачивал ветки деревьев – буков, грабов, лип, гнал по небу облака, затмевавшие полную золотую луну, сиявшую в черном небе. Внизу, под деревьями, пылали факелы, горели костры. Дюжина нагих юных жриц, девственниц-вайдилутес, славя богов, водили хороводы вокруг вкопанных в землю идолов – Перкунаса, Пикуолиса, Земине… Велиона, Вакарине… Лайма и Лаума… Лаусма и Лайма…
Великие древние боги благосклонно смотрели на землю. Жарко горели костры. Рядом, перед идолами, на плоских жертвенных камнях были распяты приготовленные в жертву девы – стройные красавицы с распущенными волосами… Очень похожие друг на друга… Сестры… Лаума и Лайма…
– Перкунаса, Пикуолис, Дьевас!
– Вакарине, Велиона, Земине!
Пению вайдилутес вторил речитатив жреца – криве кривейте – тощего парня с оттопыренными ушами и поистине дьявольской улыбкой, игравшей на тонких губах. Били бубны и барабаны, пищала лумзделис – пастушеская флейта, в руках помощников-жрецов бились в экстазе деревянные колокольчики с трещотками – скарбалай…
– Перкунас, Пикуолис, Дьевас!
– Вакарине, Велиона, Земине!
Музыка играла все громче, все быстрее крутились нагие жрицы… Еще быстрее… Еще громче… И вдруг – тишина!
По знаку криве кривейте музыка стихла враз. Пали ниц вайделитес, и сам верховный жрец, поправив накидку цвета весенней листвы, воздел руки к небу:
– О, великий Перкунас! И ты, Пикуолис, повелитель подземных пущ! Дьявас, Земина, Велиона, хранительница мертвых душ… Примите же нашу жертву!
В желтом пламени костров хищно блеснуло лезвие жертвенного ножа…
– Блоу, вейяс! – зловеще воскликнул криве. – Спрогимо толи, медзиу! Дьяукитес, медьена! Дуй, ветер! Шумите, деревья! Радуйся, лес!
С этими словами жрец подошел к одной из привязанных дев… Поднял сверкающий нож.
– Райдуйся, лес!
– Блоу, вейяс! Спрогимо толи, медзиу! Дьяукитес, медьена! Радуйся, лес! – хором подхватили юные жрицы.
Вышла из-за туч золотая луна…
– Боги услышали нас! – взглянув на луну, возопил криве. И, вытащив окровавленный нож из груди несчастной, подошел ко второй жертве.
– Блоу, вейяс! Спрогимо толи, медзиу! Дьяукитес, медьена!..
– Н-е-е-е! – дернувшись, в ужасе закричала дева. – Не-е-е-ет!
– Радуйся, лес!
Глава 7
На древней земле Земгале, в той ее части, что ближе к Селии и славному городу Риге, на хуторе, запрятанном среди непроходимых болот и лесов, умирал раненый жрец. Совсем еще молодой, юный, он лежал на лавке, вытянув ноги, и тяжко, надсадно кашлял. Бледное лицо его казалось посмертной маской, тело горело жаром. Еще три дня назад стрела, выпущенная орденским арбалетчиком, пронзила жрецу легкое. Несмотря на все моления богам, рана загноилась, не помогали ни гусиный жир, ни медвежье сало, и ясно было уже – Йормас – так звали парня – совсем скоро отправится в обиталище богов. Не такая уж и плохая доля!
Никто не утешал жреца, на хуторе его не любили, а кое-кто вообще считал, что лучше бы выдать Йормаса крестоносцам. Проявить, так сказать, рвение. Глядишь, и зачлось бы…
Так бы и сделали, коли б не страх! Боялись. И вовсе не рыцарей, нет – своих же соплеменников, язычников, поклонявшихся древним богам. Ливонцы давно считали Земгалию своей землей… И просчитались! Воодушевленные гибелью магистра и семидесяти рыцарей, на свои головы вторгнувшихся в Литву, земгалы подняли восстание, поддерживаемое старым приятелем Довмонта литовским князем Тройнятой, коего немцы называли Трайденом.
Пришла пора рассчитаться за все! Немцев – не только рыцарей – изгоняли, убивали, грабили… Пылали орденские замки и фермы! Земгальский князь Намейс признал власть Тройняты и призвал свой народ идти до конца!
Многочисленные группа восставших земгалов, среди которых был и Йормас, нападали на рыцарские обозы, жгли и грабили села и города, радуясь слухам о том, что войско Трайдена на подходе и что рыцари бегут куда глаза глядят! Великие жрецы – криве кривейте – призывали людей против Ордена, принося жертвы богам… Средь этих людей была и великая жрица Сауле, воительница, близкая богам, женщина, которую боялись и почитали. Крестоносцы же считали ее колдуньей и обещали за ее голову три бочонка золота!
– О, Перкунас! Прими мою душу, – метался в бреду Йормас, оставленный своими соратниками на хуторе… Скорее даже, его бросили, но здесь его обещали подлечить. Рыжебородый Алитас, хозяин, глава большой семьи, обещал лично и даже выделил бочонок медвежьего сала… Но как только восставшие ушли…
– Может, его того? – старший хозяйский сын – хмурый молодец, косая сажень в плечах – красноречиво провел ребром ладони по горлу. – Все равно уже не жилец. Никакое сало не поможет, только переводить…
– Не вздумайте! – резко возразила Аутра, вторая жена хуторянина – первая умерла лет пять назад. Статная, жилистая и сильная, Аутра отличалась недюжинным умом и хитростью – Алитас это знал и жену свою всегда слушал. Все трое собрались сейчас на заднем дворе, под липою – решали…
– Почему? – хуторянин скосил глаза.
– Потому! – тряхнув налитой грудью, усмехнулась женщина. – Совсем недавно Орден потерял магистра и семь десятков рыцарей! У кого сейчас сила? У Трайдена, у Литвы! Наш князь и все кунигасы – с Литвою… А Орден? Сломав зубы о Кернаву, рыцари, словно побитые собаки, поджали хвосты…
– Зато Рига рядом! Епископ!
– Рига – не рыцари!
– Но император Рудольф позволил Ордену вершить свой суд в Риге!
– Да, так… Только епископ не очень-то этим доволен. И… император далеко, а Литва – уже здесь. Вернее, все мы там скоро будем!
– Всегда знал, что ты – мудрая женщина, Аутра, – прищурившись, Алитас покачал головою. – Так что скажешь насчет молодого криве?
– Вмешиваться не будем. Если умрет – умрет. Знать, так решили боги… А коли чего попросит – исполним. Чтоб все кругом видели и знали. У наших слуг и рабов, мой господин, есть и глаза, и уши…
– Хозяин! – к липе подбежала белоголовая девочка-рабыня. – Он пришел в себя… Зовет!
– Кого зовет?
– Кого-нибудь… С кем поговорить… Бабушка Юрате велела послать за вами!
Йормас больше не умирал. Вернее, уже умер. Почти. Чужая душа вселилась в его тело, вытесняя личность самого Йормаса, так что парень уже не мог точно сказать – кто он такой? Йормас из Земгале или… некий Йомантас, литовец… криве кривейте, жрец всех жрецов!
Все произошло как-то уж очень быстро, во сне… Точнее сказать, в бреду… Что-то словно ударило в голову…
Йормас пришел в себя. Йормас ли? Скорей, уже Йомантас… криве кривейте… великий жрец… И этот великий жрец точно знал, как выздороветь, как выжить!
– Ты звал меня? – войдя, хмуро кивнул Алитас. За ним показалась Аутра.
– Звал! – отбросив покрывало, жрец уселся на лавке. – Пусть все уйдут. Хотя… – пылающий взгляд его уперся в женщину. – Она может остаться.
Раненый не говорил – приказывал, ни капли не сомневаясь, что имеет полное право это делать. Странно, но и сам хозяин хутора, и его супруга не возражали, полностью попав под власть магического взгляда криве!
– Великие боги приказали мне быть в этом мире! – прищурясь, заявил жрец. – Однако мое тело слабо… Медвежий жир не лечит криве! Нужен человеческий жир… и кровь, и печень девственницы!
Супруги переглянулись. Со страхом, но без особого удивления. О волшебных свойствах человеческой требухи они хорошо знали, мало того, это признавали даже немецкие поселенцы, да очень многие верили! Именно поэтому в городах выставляли ночную стражу – охранять тела повешенных! Запросто могли украсть, снять прямо с виселицы, вырезать печень, срезать жир – чтобы потом выгодно продать, изготовив снадобье! Так было… Даже среди христиан, что уж говорить о язычника!