За решеткой (ЛП)

Как только Сонни ушел, я повернулся и наткнулся на знакомый ониксовый взгляд из окошка Б21.
— Я сомневался, вернешься ли ты когда-нибудь в этот ряд.
Я приблизился и заговорил тихо, зная, что все бодрствуют и могут подслушивать.
— Расписание составляется рандомно, и мои частые визиты не остались незамеченными.
— У тебя были проблемы?
— Не, все нормально, — я глянул вдоль ряда камер в обе стороны. — Ты получил мою посылку?
Улыбка Бишопа сделалась шире.
— Получил. Ты меня балуешь, босс.
Если бы я только мог показать Бишопу, что на самом деле значило баловать кого-либо. Несколько подержанных книг едва ли считались за такое.
— Я хочу поговорить с тобой, но не уверен, как все вместить, чтобы не навлечь на себя проблемы. Я говорил с адвокатами, пытаясь найти кого-нибудь, кто готов взяться за дело при условии платы за результат. У тебя хорошие шансы. Ты никак не должен был просидеть здесь пятнадцать лет. Те апелляции, что подавала твой адвокат в прошлом, были дерьмовыми. Неудивительно, что они ни к чему не привели.
Бишоп покачал головой и облизнул губы, его глаза метались по моему лицу. Я знал, что вываливаю на него гору информации, но у меня не было времени деликатно подходить к вопросу. Мне надо было прыгнуть в омут с головой и надеяться, что он не разозлится из-за того, что я лезу куда не просят.
— Ты говорил с адвокатами? С чего бы тебе... я не могу позволить себе...
— Знаю. Пожалуйста, не обижайся. Я не могу сидеть в стороне и ничего не делать. Эта женщина, представляющая тебя в данный момент — кусок дерьма.
— Нэнси. Я знаю. У нее еще 101 дело на рассмотрении. Я меньшая из ее забот. Мои апелляции ни к чему не приводят, и она не видит смысла в том, чтобы тратить время и ресурсы на безнадежный случай.
— Надеюсь, что это твои слова, а не ее, потому что в противном случае мне есть, что ей сказать.
— Успокойся, босс. Это мои мысли.
— Ты недоволен, что я разговариваю с адвокатами.
Он взял долгую паузу на раздумья.
— Нет. Но мне ненавистно думать, что ты тратишь свое время на борьбу, которая ни к чему не приведет. У тебя есть своя жизнь. Не позволяй моей жизни утянуть тебя на дно. Я того не стою.
— Я с этим не согласен.
Лязг тележки с ужином разнесся по коридору. Чтобы прикрыть свою задницу, я хлопнул ладонью по двери камеры Бишопа и крикнул «Время ужина», когда Сонни показался из-за угла с тележкой, на которой стопкой стояли подносы с едой.
— Потом еще поговорим, — сказал я, стоя спиной к Сонни. — Я говорил с твоим братом несколько недель назад, пока твоя бабушка навещала тебя. Я хотел спросить у тебя кое-что о нем.
Бишоп нахмурился, но не стал расспрашивать, зная, что наше время вышло. Когда Сонни подвез тележку ближе, Бишоп отошел от двери, притворяясь обычным заключенным, ожидающим ужин.
Сонни взял поднос и протянул его, пока я проделывал рутинную процедуру выдачи ужина — отпирал люк и передавал поднос через отверстие. Бишоп взял его, кивнул в знак благодарности и вернулся к кровати, чтобы поужинать.
Позднее вечером мне удалось улучить минутку наедине с ним. Сонни ушел на обед, а парень, заменявший его на протяжении часа, болтал о всякой ерунде с заключенными на нижнем уровне. Я воспользовался этим шансом.
Бишоп отдыхал и читал одну из новых книг, которые я ему прислал. Я прищурился, пытаясь прочесть заголовок на обложке, и улыбнулся.
— Поверить не могу, что в здешней библиотеке нет «Повелителя мух». Я читал это в старших классах.
Внимание Бишопа метнулось к окну, и его щеки растянулись в улыбке.
— Я тоже. Помню, как меня поразило, что нам задали читать книгу с такими яркими описаниями насилия, — он закрыл книгу и посмотрел на обложку. — Конечно, это было до того, как я читал вещи намного хуже. Приятно перечитать эту. Столько времени прошло.
— Бишоп, почему ты не позволяешь Джалену навестить тебя? — нет смысла топтаться вокруг да около. У меня было мало времени. Как только вернется Сонни, наши шансы поговорить будут скудными.
Улыбка Бишопа исчезла, когда он отложил книгу и посмотрел на свои руки. Он не ответил.
  
— Его вызвали по повестке, ты это знаешь. Он не мог контролировать то, какие вопросы ему задали. Он был напуганным пацаном и сказал им чистую правду, даже зная, что это обличит тебя. Он знает, что ты невиновен. Почему ты не впускаешь его в свою жизнь, когда у тебя и так почти не осталось семьи?
Крупные плечи Бишопа поднялись и опустились с его вздохом. Глубокие складки на нахмуренном лбу никуда не делись.
— Я не могу это забыть, — он покачал головой. — Хочу, но не могу. Меня преследует то, как он рассказывал присяжным и суду, что я угрожал оборвать чью-то жизнь. Слыша то, как он бросает мои же слова мне в лицо, зная, как они искажались и заставляли меня выглядеть еще более виновным, я просто... — он умолк.
— Бишоп, ты же знаешь, что он не наврал. Да, все обставили иначе, и да, это использовали против тебя, но он же был еще ребенком.
— В том-то и дело. Он не врал. Я произнес те слова, и что если... Иногда я задаюсь вопросом... Может, я убил бы Исайю, если бы он никуда не делся? Я знаю, что в последующие месяцы мне этого хотелось. Может, я не лучше его или всех остальных в отсеке смертников. Если бы мне представился шанс, заставил бы я его заплатить за то, что он сделал с Аянной и Кеоном?
— Нет, ты бы этого не сделал, потому что ты лучше его. Ты не монстр. Ты не такой, как они.
— Как ты можешь быть так уверен? — он поднял взгляд ко мне, словно умоляя, упрашивая.
Я положил ладонь на грудь, поверх сердца, и похлопал по этому месту.
— Я чувствую это здесь. Я знаю.
Долгое время мы просто смотрели друг на друга. Бишоп с горой чувства вины, видной любому, у кого есть глаза, и я с постоянной ноющей болью в груди из-за мужчины по другую сторону запертой двери.
Бишоп встал с кровати и встретился со мной у окна. Он прислонился к стеклу, как много раз сделал раньше. Я хотел скопировать его позу, но риски были слишком высоки, так что вместо этого я оставил на стекле ладонь — устремляясь к нему, желая контакта.
— Мне хочется выйти из этой камеры хоть на день. Всего на один день, — прошептал он.
— И что бы ты сделал с этим днем?
Его пальцы задержались поверх моих, скользя по укрепленному стеклу и сгибаясь, словно пытаясь сжать мои.
— Я бы познал то, что между нами.
Мне тоже этого хотелось. Больше всего на свете. Откуда бы ни происходили эти чувства, их было невозможно игнорировать. Тяга к Бишопу была такой интенсивной, что я готов был снова и снова рисковать работой, чтобы быть рядом с ним.
— Я хочу прикоснуться к тебе, — признался он, и эти слова едва не затерялись из-за барьера между нами.
— Я тоже. Позволь мне бороться за тебя. Позволь мне попробовать найти кого-то, кто возьмется за твое дело. Кого-то получше. Я понятия не имею, что делаю, но я сделаю все возможное. Все, что потребуется.
Он усмехнулся и покачал головой, и при этом движении его лоб скользил по стеклу.
— Это безнадежная затея, босс. Мои дни сочтены. Нам нужно это принять. Нет такого судьи, который готов посмотреть в кривое зеркало и увидеть в нем правду.
— Есть. Я отказываюсь лечь и сдаться. Ты — не безнадежное дело. Я найду кого-нибудь. Пожалуйста, держись ради меня. Не надо пока что отказываться от борьбы.
Он не ответил, и моя кровь вскипела, потому что я знал — он уже покоряется судьбе. Покорился какое-то время назад. Я шарахнул ладонью по стеклу и заговорил сквозь стиснутые зубы.
— Борись вместе со мной, черт возьми. Ты получишь адвоката, который найдет что-то, что можно предоставить апелляционному суду. Дай мне время. Пожалуйста. Ты не хуже меня знаешь, что если не начнется рассмотрение дела, то они назначат дату. Бишоп...
Забив на приличия, я прислонился лбом к его лбу, и наши глаза встретились через несколько дюймов стекла.
— Пожалуйста, — произнес я одними губами. — Пожалуйста, не сдавайся.