Шлак 5.0 (СИ)

Однако первой нас встретила собака. Ещё на подходе она зашлась тяжёлым тревожным лаем и загремела цепью, пугая рассевшихся на крыше воробьёв. Я ударил кулаком по воротам, заглянул в щель. Возле навеса в дальней стороне двора поднимался на дыбы мощный кавказец, помесь быка с носорогом. Если бы не цепь, встреча была бы неминуемой.
Хлопнула дверь, послышалось бурчание:
— გაჩუმდი, ვოლჩოკ, თავი უკვე გტკივა. ბებიაჩემმა მითხრა, გიორგი, მოუსმინე მოხუცს, დიდ ძაღლს ნუ წაიყვან, პატარა, მშვიდი. არა, მისმინე, მე ავიღე! ახლა არ მახსოვს როგორ დავიძინო… ჰეი, ვინ არის? ძია დავით, შენ ხარ? მისმინე, ხვალ მოდი, დღეს საერთოდ არაფერი მინდა. ეს ძაღლი ყეფს და ყეფს, მალე გამოვაგდებ, მთაში გაუშვი (Замолчи, Волчок, голова от тебя уже болит. Говорила мне бабушка, Гиорги, послушай старую женщину, не бери большую собаку, возьми маленькую, спокойную. Нет, слушай, взял! Теперь как спать не помню… Эй, кто там? Дядя Давид, ты? Слушай, давай завтра, сегодня совсем ничего не хочу. Этот пёс лает и лает, выгоню скоро, пусть в горы идёт).
Я не понял ни слова из всего сказанного, но судя по тону, хозяин был недоволен.
— Уважаемый, — я ещё раз стукнул по воротине, — поговорить бы.
— Чего хочешь, слушай? — перешёл он на русский. — Если ты от Дмитрий Степанович, то я уже говорил, во вторник обязательно сделаю. Сегодня не вторник, зачем так рано приходишь? Человек устал, спать хочет. Долгий дорога был. Ещё пёс этот: гав, гав — совсем совесть нет. Ни у тебя нет, ни у собака этот проклятый нет!
Ни на какое общение, а тем более ехать куда-то, хозяин настроен не был, но к воротам подошёл и чуть приоткрыл, выглядывая. На вид настоящий грузин: характерный нос, усы. Взгляд беспокойный. Посмотрел сначала на Алису, на Киру, снова на Алису и только после этого обратился ко мне:
— Дорогой, говори, что хотел и иди свой дело делай. Я спать должен, а тут собака, тут ты, тут женщина красивый, вы меня совсем сна не даёте.
— Люди сказали, ты извозом занимаешься. Нам в Батуми нужно срочно. Не отвезёшь? По деньгам не обидим. Сколько скажешь, столько заплатим.
— Какой извоз, что ты? Кто тебе такое сказал? Бабушка Кэтэвани? Ты слушай, она много сказать может, я маленький был она целый день сказка говорила, никак не уставала. Дети уставал, она нет. А то, что у меня машина, совсем не значит, что я туда-сюда по горам мотаюсь, людей вожу. Тбилиси, Кутаиси, Батуми — всем куда-то надо, все спешат, торопятся. Дядя Давид хочет, чтоб я его Ереван вёз. Зачем ему Ереван? Он что, армянин? Нет, он грузин, пускай Тбилиси едет. Тут остановка рядом, садись автобус, едь. Нет, все на машине хотят, как большой начальник. Гиорги совсем спать не успевает. Четыреста лари давай, и прям сразу еду, согласен?
— Согласен.
Я обернулся:
— Коптич, заплати человеку.
Меня торкнуло. Колени задрожали, интуиция плеснула в глаза красным. Вараны догнали нас. И не только вараны. С ними один-два проводника. Где они берут их, вроде бы Кира обнулила всех.
Коптич тоже почувствовал, глянул на меня. Я кивнул на таксиста:
— Давай, давай, договаривайся с человеком, с этим я сам разберусь.
— Да, дорогой, договаривайся. За четыреста лари хорошо поедим, ни разу не устанешь, будешь говорить друзьям, вах, как хорошо Гиорги Ашадзе на машине своя людей возит…
Алиса взяла меня за руку, Кирюшка состроила плаксивую мордочку. Ощущения от проводников были не из приятных. В животе бурлило словно в стиральной машинке и рвалось наружу. Я напрягся, дожидаясь, когда первые впечатления схлынут, и сказал:
— Четверо, — и указал направление. — Дом той старушки. Ждите, я посмотрю, что там.
Сунул руку под плащ, нащупал рукоять ножа, единственное оставшееся оружие, хотя на проводников не самое лучшее. Знать бы, какими способностями они обладают. Однозначно не блокировкой. Этим даром, кроме Алисы и Фаины, никто не обладает. Но в любом случае, какие бы фокусы они не умели вытворять, мне от этого проще не станет.
Я вернулся к шоссе. Возле дома старушки стоял джип, трое мужчин нервно осматривали округу. Меня они тоже почувствовали, только не могли определить, в какой стороне я затаился, и уже не определят, ибо время прошло, ощущения растворились, осталось лишь понимание, что я где-то рядом.
 
Четвёртого видно не было, но распахнутая дверь дома указывала, что он внутри. Сомневаюсь, что бабушка Кэтэвани позволила ему войти, слишком уж она строгая и разборчивая, чтоб пускать незнакомцев с улицы.
Я снова просканировал опасность. Кроме этих четверых больше никого. Проводник был только один. Повезло. Определить его получилось легко — высокий парень с заделанными в косичку волосами. Если двое рядом с ним выглядели настороженными, то он держался чересчур уверенно, словно знал нечто такое, что неподвластно никому иному. В Загоне он не был никогда, что такое Территории понятия не имел, эдакий местный полумажор ни разу в жизни не сталкивавшийся с тварями, чего уж говорить о проводнике, и значит похер, какой у него дар.
Я вышел из-за угла и направился прямиком к джипу. Вараны видели меня в череде прохожих, но даже предположить не посмели, что тот, кого они ищут, выйдет на них вот так открыто. Может поэтому мне удалось приблизиться к ним почти вплотную. Лишь когда оставалось пройти шагов десять, они начали дёргаться, почувствовав приближающуюся силу. Особенно этот молодой проводник. Он завертел головой, вглядываясь в лица, разглядел славянскую внешность и ткнул в меня пальцем:
— Он!
Я не стал отрицать.
— Ну а кто ж ещё? Или ты подражателя хотел увидеть?
Молодой потянулся к кобуре на поясе, я не позволил вынуть оружие. Последние два шага слились в один прыжок, и нож по самую рукоять вошёл под рёбра. Выдёргивая, я провернул его и резко дёрнул в сторону. Какая бы доза в молодом не была, такую рану наногранды не залечат.
Двое оставшихся не растерялись, подготовка в рядах варанов сказывалась, и мальчиками для битья они не были. Не знаю точно с какой целью, но оба решили посоревноваться со мной в рукопашной схватке. Что ж, тем лучше. Я шагнул между ними, сжимая нож диагональным хватом, и полоснул первого по животу. Он согнулся, второй ударил меня правой. Я подставил предплечье, перехватил нож обратным хватом и ткнул варана под мышку.
Всё это заняло секунды. Три тела распластались на тротуаре. Прохожие шарахнулись прочь, запричитала женщина. Не слушая никого, я кинулся к дому бабушки Кэтэвани. Неприятная догадка глодала душу, не просто так туда направился четвёртый.
Так и есть. Старушка сидела на полу, прикрывая пальцами разбитые губы, варан склонился над ней, самодовольно усмехаясь, и хлестал по щекам, приговаривая:
— Говори, тварь, говори, где ты их видела? Ну? Тут вокруг силой воняет…
Я оказался неправ, проводников было двое, только этот настолько увлёкся допросом, что не чувствовал, что происходит вокруг. Хреновый, стало быть, проводник.
Я не стал разыгрывать рыцаря, подскочил и вогнал нож ему в спину. Он выгнулся, вытаращил глаза и забулькал:
— Чтоб тебя, чтоб…
Рана была не смертельная. Клинок пропорол мясо на лопатке и оцарапал кость. Не дожидаясь, когда я исправлю положение, проводник метнулся к окну и вместе с рамой вывалился на улицу. Вскочил и побежал. Догонять его необходимости не было, в ближайшие несколько часов он вряд ли будет опасен, а за это время мы успеем добраться до турецкой границы.
Я протянул старушке руку, помог подняться.
— С вами всё в порядке, бабушка? Извините, что намусорил, но очень уж торопился.
— Не печалься, сынок, я уберу. Спасибо тебе.
Кивнув на прощанье, выскочил на улицу и побежал к дому Гиорги Ашадзе. Нивы возле зелёного забора не было. У ворот стояла женщина в чёрном платке и, приложив ладонь ко лбу, смотрела в сторону гор.
Сердце ухнуло в пропасть. Я почувствовал тяжесть в ногах, и до ворот шёл уже на полусогнутых. Протянул руку:
— А-а-а… где все? Где Гиорги?
— Опять в Батуми поехал, — выдохнула женщина. — Совсем себя не жалеет, всех денег заработать хочет. Чужие люди ему дороже. Я говорю, не можно так, а он: что ты понимаешь, жена! Тьфу на него, уйду в горы, пусть сам тут живёт.