Запрещенные друг другу (СИ)

Такой контакт… Когда дыхание к дыханию, а глаза в глаза… О чем говорила? Что хотела сказать? Обо всем забыла.
Пришлось сглотнуть, прочищая не только горло, но и проясняя голову.
Ах, да! Марина…
— Она сказала, что ты её использовал. Что сам настоял на близости и всю ночь признавался в любви. А утром взял и вышвырнул за дверь, пригрозив придушить, ели ещё раз сунется к тебе.
— Что ты сказала? Какая любовь? Ты о чем?!! — у Вала настолько округлились глаза, что Юля не могла не поверить в его удивление. Это ж надо до такого додуматься! — Какая нах** любовь!
— Значит, всё остальное — правда? — Юля дернулась, пытаясь вырваться из цепкого плена, однако Вал ещё сильнее надавил на её скулы, вынуждая замереть на месте.
— Правда в том, — процедил сквозь зубы, мечтая свернуть Военбург шею, — что ту ночь я помню обрывками. Признаю, был выпившим, но не настолько, чтобы тащить Марину в постель и уж тем более клясться ей в любви. Скажи, я по-твоему похож на дебила?
Юля уже не знала, что и думать.
— Я не слышу, Юль! — прорычал, считывая с её лица малейшую реакцию.
— Не похож, — ответила тихо, замирая от его злости.
— Эта дрянь напросилась подвезти её домой, я согласился. Помню, что собрался уходить, Серёга предложил выпить, и что потом мне стало плохо. А дальше… такой ад начался… — о том, что видел её в бреду, Вал решил промолчать. Юле и так была неприятна эта тема, зачем ещё больше нагнетать ситуацию. Всё равно случившегося не изменить. — В общем, я только под утро пришел в себя. Ну а что было дальше, ты и так уже знаешь.
— Вы не предохранялись, — заметила Юля с болью, проклиная себя за неподвластную контролю ревность.
— Она и об этом успела рассказать? — охренел Вал.
— Да уж, представь себе! Пока ты тут возишься со мной, твое будущее уже давно распланировано. Вал, ну вот как так? — простонала обреченно, чувствуя себя виноватой. — А если она забеременеет?
Он выпустил из ладоней её лицо и откинулся на спинку сиденья, устало прикрыв глаза.
— Знаешь, я совершил много ошибок. На одних учился, на другие не обращал внимания. Но я никогда не жалел о чем-то так сильно, как о той проклятой ночи. Я не могу вернуть время вспять и бегать за Мариной по городу, вынуждая сделать аборт, тоже не собираюсь. Это именно тот случай, когда за собственную беспечность придется ответить по всем статьям. И если ребёнок действительно окажется мой — ну что же… значит, так тому и быть. Будем воспитывать вместе. Но жить я с ней не буду ни при каких обстоятельствах. Пускай даже не надеется.
Выговорившись, Вал замолчал.
Юля тоже молчала, задумавшись о превратностях судьбы, и уже сейчас содрогалась от ужаса. Ведь если у них с Валом всё получится, то осуждения со стороны родни не избежать. Не факт, что они вообще не отвернутся от неё, вычеркнув из своих жизней.
Принятое Валом решение признать ребёнка не осуждала, а даже наоборот, отнеслась к нему с неким облегчением. Всё-таки будущий малыш, если так будет угодно Богу, ни в чем не виноват. Хреново только, что поступила подло Марина, а отвечать придется именно Валу. Никогда бы не подумала, что племянница может быть настолько двуличной стервой. А то, как она повернула в свою выгоду проведенную с Валом ночь — вообще в голове не укладывалось. Пока она переживала за Марину, пребывая на грани срыва, та нагло врала ей в глаза, выставив Дударева моральным уродом. Ну не стерва?
— Мне пора, — вздохнула Юля, потянувшись к мужчине через неудобный подлокотник. После всех откровений, что сегодня пришлось узнать, после принятого решения идти дальше вместе — ей уже было всё равно, будет у Марины ребёнок или нет. Да, ревновала. Было неприятно, больно, страшно, в конце концов, но важно то, что они смогли поговорить, что сумели разобраться и выслушать друг друга. Всё остальное не имело значения.
— Осуждаешь? — Вал подался к ней навстречу, высматривая в изумрудных глазах немой упрек. Соглашался, с таким невозможно смириться. Но и тупо закрыть глаза, сделав вид, что ничего не произошло, он тоже не мог.
 
— Нет, конечно. Кто я такая, чтобы осуждать тебя? Из-за меня у тебя проблемы и Глеб… он ведь не остановится. Вал, я реально боюсь его. — Ладно она, изменщица-жена. С ней всё понятно. А вот с Валом было сложно. Его репутация депутата, как и сам бизнес, могли пострадать именно из-за неё.
— Юля-я-я, прекращай, — обнял её за плечи Вал, прижимая к себе неистово, словно боялся, что исчезнет. Прижал так, что она начала задыхаться. Не от боли конечно. Нет. А от любви, которой была наполнена доверху. Которая плескалась в ней через край. И так хотелось поделиться ею со всем миром, что сердце не выдерживало, начинало сбиваться с ритма из-за переполняемых чувств. — Нет у меня никаких проблем, и никогда не будет, — заверили её бодрым тоном, целуя в висок.
Конечно, так она и поверила. Может, сидя за дверью, она ничего не видела, но слышала предостаточно.
— Всё у нас будет хорошо. Вот увидишь. Проще простого упасть на жопу, поджать под себя ноги и признать поражение. Я не такой, Юль. Если вместе, то до конца. И пускай топят, сколько душе угодно, я сука живучая.
Юле пришлось зажмуриться, дабы прогнать непрошеные слёзы. Вал огладил подушечками пальцев её скулы, прошелся по влажным губам, надавил на них, упиваясь манящей припухлостью, и шумно втянул в себя воздух, вспоминая, как эти самые губки скользили вдоль его члена.
Чёрт!
Сердце пропустило удар, затопив диафрагму щемящей нежностью. Это вязкое чувство, поселившееся в его груди с их первой встречи, выворачивало его наизнанку, оголяло нервы и упрямо шептало о своей огромной, неподдающейся никаким уговорам силе.
Каждая минута промедления не сулила ничего хорошего. Юле уже давно следовало пойти к заведующей и договориться насчёт отпуска, а он что? Прижимал к себе со всей силы и ни в какую. Так бы и сожрал её всю, выпил бы до последней капли. А потом наполнил бы собой и снова возродил.
— Юля-я-я… — позвал подозрительно притихшую Осинскую, отстраняясь от манящего тела с большой неохотой. — Лучше иди…
Она спохватилась и виновато улыбнувшись, принялась приводить себя в порядок.
— Не забывай о нашем уговоре, — напомнил Вал, заставив сосредоточить на себе бегающий взгляд. — Глеб не должен ничего заподозрить. Он услышал твои духи и обязательно спросит, была ли ты у меня.
— Вал, я не уверенна, что смогу. Я никогда не лгала и Глеб… он хорошо меня знает. По-любому почувствует ложь.
— Постарайся, Юль. От твоей реакции будет зависеть не только наше будущее. Пускай думает, что ты меня бросила, так будет проще для всех. Я же приступлю к сбору документов. В одиночку ничего не предпринимай, я сам всё сделаю, хорошо?
Юля заторможено кивнула. Пока была в кольце сильных рук — все беды казались нипочем. А как только оказалась без поддержки — так сразу ударилась в панику.
— И обязательно включи телефон. Только поставь на беззвучный. Пока будем переписываться. Как только вернешься с отдыха — сразу напиши. Хочу решить это дело как можно скорее. Ну всё, — улыбнулся натянуто, переключившись с Осинской на проезжающие мимо автомобили, — кажется, всё сказал, ничего не забыл.
— Вал… — позвала его тихо, смахнув с ресниц выступившие слёзы. На что надеялась — и сама не знала. Всё равно бы не осталась. Есть сын — он важнее всего. Но ведь сердцу не прикажешь. Не разорвешь на две части.
— Иди, Юль, иначе клянусь — домой ты сегодня не попадешь.
Так и не посмотрел на неё. Повернул голову только тогда, когда хлопнула дверца, впуская в салон поток знойного воздуха.
 
Юля тоже не обернулась, сколько не смотрел ей в след. Умница. Знала, что нельзя оборачиваться.
Ей тоже было нелегко. Он мог это понять. Но он никак не мог принять тот факт, что она собиралась пожертвовать собой ради счастья сына. Разве мальцу было бы в кайф жить при постоянном негативе? Насколько бы их хватило с Глебом? Нет, он, конечно, не сомневался, что планы у Осинского были грандиозными, но сама Юля? Как она собралась выстоять, не имея за спиной высококвалифицированной помощи?