Неблагая

Но если магия — мое, то почему я не умею ее контролировать?
По крайней мере, уж с тортом я точно справлюсь. Когда шоколадная масса становится гладкой и блестящей, я отставляю ее остыть, чтобы взбитые с сахаром яйца в ней не сварились. С утра осталось немного кофе, и я добавляю его в смесь вместо воды и молока, чтобы придать глубины вкусу. По крайней мере, сейчас я знаю, что делаю. Это логично — я же занималась выпечкой с тех пор, как стала доставать до стола еще стоя на стульчике.
И тут что-то в моей голове как будто щелкает, и я ахаю, бросая ложку какао в смесь. Я на секунду замираю над миской, мысли пускаются в галоп. Я учусь печь всю жизнь. В детстве мне просто хотелось смешивать все подряд, а теперь я знаю, что так ничего не выйдет. Папа помогал мне, подсказывал, позволял даже все испортить — и всегда давал возможность попытаться еще раз. В итоге я разобралась, как сочетаются вкусы и какие алхимические секреты заставляют тесто подниматься или опадать. Узнав правила, я смогла экспериментировать.
Сейчас я именно этим и занимаюсь. Тесто восхитительно пахнет, в основном из-за растопленного шоколада. Я перемешиваю его, уже не задумываясь.
А вдруг магия — это не нечто навязанное мне, а то, что я должна развивать? Что, если магия — как выпечка, и нужно просто пробовать снова и снова, позволяя себе ошибаться, пока не научусь предвидеть и управлять?
Что, если я неправильно смотрю на вещи?
  
Глава 21
 
Спустя еще неделю земля снова начинает идти вверх под уклон. Мягкие луга и леса уступают место острым холодным камням.
Когда я сверяюсь с компасом, он как будто чувствует, что я на него смотрю. Время от времени он вращается, как бы привлекая внимание, а затем снова указывает на цель. Мы приближаемся — и все еще не знаем, к чему именно.
Судьба грохочет по каменистой дороге, и мы внутри тоже трясемся и лязгаем зубами. В горах уже чувствуется осень, и только долетающий сухой теплый ветер изредка напоминает, что́ находится по ту сторону вершин. Солнечный свет пробивается сквозь витражи листвы, расцвечивая дорогу зеленым, желтым и красным. Даже воздух пахнет иначе.
Первый знак, который мы проезжаем, шокирует нас. Деревянный указатель с надписью от руки велит повернуть обратно, потому что мы въезжаем на земли фейри.
Пока мы едем в тени знака, все умолкают.
Вскоре огненная листва сменяется щетинистой хвоей. Вечнозеленые деревья так высоки, что мне приходится задирать голову, чтобы увидеть, как они касаются неба.
Я разминаю руки, массируя левую ладонь. Никак не могу избавиться от этой новой привычки.
— Долго еще? — спрашивает Олани, оторвавшись от карточной игры, в которой Исольда жулит в открытую.
Я не оборачиваюсь и не отрываю рук от руля.
— Не знаю. — Я стараюсь об этом не думать. Впереди столько неизвестного — в том числе возможных опасностей, — что лучше, наверное, и не догадываться. Хотя, может, стоит это обсудить. — Вы правда больше ничего не знаете о том, куда мы направляемся?
Рейз аристократично отмахивается:
— Смотря что ты подразумеваешь под словом «знание».
— Я имею в виду знание.
— Ага. В таком случае — нет. Ничего не знаем. — Он стоит у меня за плечом и разглядывает карту, на которой мы по памяти попытались воспроизвести пометки Лейры, и его тень начинает меня напрягать.
— Восхитительно, — легкомысленно отзываюсь я, бросая на него косой взгляд, и поджимаю губы, едва позволив себе улыбку в полмиллиметра.
Мы достигли хрупкого равновесия во взаимопонимании, и, пусть Рейз все еще вызывает у меня желание рвать на себе волосы, я хотя бы знаю, что он это не нарочно. По крайней мере, зачастую. Мы даже сократили количество ссор примерно до одной приличной стычки в день.
Мы паркуем Судьбу возле одного из рукописных знаков, когда небо еще розово-оранжевое, тронутое синевой лишь по краям. Знак как будто смотрит на меня потеками потускневшей краски на словах «ВНИМАНИЮ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ: ЗОНА ФЕЙРИ, ВЕДЬМИН КРУГ», сопровождаемых указывающей в лес стрелкой.
 
Пока мы разводим костер и разбиваем лагерь, я вдыхаю острый и сладкий сосновый аромат.
У нас не хватает места для хранения больших запасов еды на четверых человек, особенно с учетом того, что пара из них вдвое крупнее меня и Исольды. Мы доедаем остатки сухих продуктов, и это было бы тревожно, если бы мне не хватало других забот. Пока Олани выскребает добавку из риса и фасоли со дна котелка, я отдаю остатки своей порции Исольде. Она голодными глазами следила, как я уныло гоняю по дну миски еду, потому что у меня пропал аппетит.
— Уверена? — спрашивает сестра, уже успев сунуть ложку в мою миску. Мы делаем вид, что все в порядке, хотя отдаленность между нами мешает мне, как камешек в ботинке.
Я не отвечаю. Вместо этого я наблюдаю, как Рейз пытается установить за костром импровизированную мишень.
— Это обязательно? — вздыхаю я, подтягиваю колени к груди.
— Ты обещала тренироваться, — отвечает Исольда с набитым ртом.
Рейз глядит на меня с того места, где пристраивает на неровном камне пустую бутылку. Несмотря на прохладу, он снял куртку и по локоть закатал рукава, обнажив покрытые веснушками руки.
— Мы будем тренироваться до тех пор, пока ты не будешь в состоянии отбить атаку любого чародея Лейры, при этом не размазав нас по склонам гор, Исилия, — говорит он. — Так что вставай, и начнем.
Я уже привыкла к тому, что он зовет меня полным именем. Сперва это раздражало, а теперь кажется шуткой наоборот — прозвище от прозвища. Оно мне не очень нравится, но не настолько, чтобы из-за этого скандалить. Я не так чтобы задумывалась, но, по-моему, Рейз ни разу не назвал меня именем, которым я представилась.
— У меня все под контролем, — ною я, хотя уже стою и смахиваю невидимую пыль с рыжей юбки.
— Ну ты и горазда врать, — говорит Олани с полным ртом риса, самодовольно наблюдая за мной со своего удобного места у костра.
— Ну и ужасный же ты человек, — отвечаю я, ухмыляясь.
Исольда фыркает.
— Но она права, Сили. Из-за тебя у нас постоянные неприятности.
— Неприятности? Из-за тебя? — Рейз подходит ко мне и указывает, где встать, чтобы целиться в бутылку. — С трудом верится. — Он складывает руки. — Жду с нетерпением.
Я становлюсь там, где он велел, в некое подобие боевой стойки, которой меня научила Исольда, вытянув руки ладонями вперед.
— Я уже сказала, — напоминаю я. — Молнии метать не буду. Без острой необходимости. Это слишком опасно. — По моей голой коже пробегает ветерок, холодя ветвистые шрамы и вызывая мурашки, как бы подтверждая мою правоту. — Я вообще не понимаю, зачем мы это делаем. После того как мы найдем Хранилище Смертных, магия мне больше никогда не понадобится.
— Да ты у нас оптимистка, — говорит Олани.
Исольда вздыхает и снова начинает речь, которую я уже наизусть знаю:
— Мы не представляем, что нас там ждет, так что нужно подготовиться. А если нас догонят люди Лейры…
От одной мысли у меня кружится голова.
— Этого не случится. К тому же ты, Рейз, сам всего не умеешь, и тебя устраивает. А мне зачем?
Он хмурится, открывает рот для злобного ответа, но вдруг выражение его лица меняется.
— Отличная попытка сменить тему. Я почти купился. А теперь давай за дело — и вспомни, о чем мы говорили.
О чем мы говорили, повторяю я про себя, с отвращением морщась. Рейз долго рассказывал, как он призывает магию, но моя проблема не в этом. Я предпочла бы, чтоб моя сила была менее податливой.
Проблема в том, что она излишне отзывчива, а я из кожи вон лезу, чтобы это скомпенсировать и подавить ее, и когда магия наконец прорывается в Царство Смертных, то контролировать ее я уже не могу. В бою справиться с избытком силы немного проще, но нужно найти какой-то способ ею управлять, чтобы вступать со мной хоть в какой-то спарринг было более-менее безопасно.
Я делаю медленный глубокий вдох, пытаясь сузить фокус до бутылки в нескольких шагах от меня. Мутное зеленое стекло, отбрасывающее изумрудные тени на камень под ним. Неудивительно, что я ничего не чувствую.