Неблагая

Этот ветер должен был откуда-то появиться. Я вытащила его из ее легких.
Ее зеленые глаза становятся совсем круглыми и блестящими, и я вижу в них всю ее боль и страх. Пусть прочувствует. Пусть знает, что такое беспомощность. Я настойчиво призываю ветер, так, чтобы у нее заболели ребра.
— Сили? — дрожащий голос Исольды прорывается сквозь бушующую во мне и вокруг меня бурю, и я вдруг осознаю, что́ делаю.
Что же я делаю?
Паника смешивается с остатками ярости, и я со всей силы отталкиваю ветер. Поток воздуха бьет Арис прямо в грудь, а я будто бы сбрасываю накопившееся давление. Ее дыхание выравнивается, несмотря на то что ей уже не хватает голоса, чтобы закричать, а ее ноги соскальзывают с обрыва.
Рейз выглядит так, будто его сейчас снова стошнит. Он перехватывает мой взгляд, и на этот раз страх меня не так радует.
— Бежим! — орет он, с усилием встает на ноги и бросается в ту сторону, откуда мы как раз пришли.
Думать некогда. Мешкать некогда. Проверять, действительно ли Арис конец, тоже некогда. Мы просто бежим, бежим со всех ног.
  
Глава 16
 
Постоялый двор постепенно просыпается (видимо, из-за доносившихся снаружи звуков борьбы), но мы ползем мимо, не обращая внимания на удивленные лица нескольких ранних пташек. Рейз едва волочет ноги и вроде как снова собирается блевать, так что Олани практически тащит его на себе.
— А лошади? — стонет Исольда. Капля крови из вновь открывшейся раны медленно ползет по ее лицу.
— Некогда! — говорит Олани, подталкивая Рейза. Рейза. Перевертыша.
Исольда внимательно смотрит на него. В Ревелнокс Лейра Уайлдфол превращалась в огромную прекрасную кобылу. Если бы Рейз тоже так смог, хотя бы ненадолго, он бы помог нам рвануть вперед.
— А он не может?..
— Сейчас — нет, — обрывает ее Олани. — Быстрей!
На этом разговор окончен. Единственный выход — прятаться, быть незаметными и надеяться, что они потеряют наш след.
Мы вползаем в сонный городок. Вокруг витают запахи завтраков, домашнего скота, печного дыма, свежего сена и кофе. Куры бросаются под ноги и возмущенно кудахчут.
Я резко виляю, чтобы не сбить с ног мать с малышом на руках — и вместо этого врезаюсь в тележку продавца кофе. К счастью, он несет одну только жестяную кружку, и напиток выплескивается на его полотняный фартук, а пара капель попадает мне на грудь и рукава.
— Эй!
— Простите! — не останавливаясь, извиняюсь я.
У нас за спиной, в уплотняющейся толпе, то тут, то там мелькает синяя ткань.
— Догоняют! — ахаю я, ловя руку Исольды. Я пытаюсь заставить ноги двигаться быстрее. Олани бы уже давно рванула вперед без нас, если бы у нее на плече не висел полуживой Рейз.
— Сюда! — Исольда, не раздумывая, перепрыгивает какой-то забор и втаскивает меня в тесное пространство между двумя домиками. Олани, ругаясь, притормаживает и тоже перешагивает ограду.
Мы выходим мимо домов на другую улицу и дальше движемся наугад, стараясь затеряться в лабиринте скромных домишек. Может, если завести преследователей подальше, то успеем вернуться за лошадями.
Это не совсем план, но другого у нас нет. Солнце почти взошло, небо чуть тронуто розовым. Люди вокруг, занятые своими делами, либо изо всех сил стараются не глазеть на нас, либо не стараются вовсе.
Вдруг, свернув за угол, мы выходим на главную площадь. Там полно народу, все болтают друг с другом и на что-то глазеют. Сперва непонятно, с чего такой ажиотаж.
И тут…
Я останавливаюсь, споткнувшись о собственные ноги.
— Смотрите! — бездумно кричу я. Я слишком взволнована для трезвых мыслей, я в восторге, я не верю своим глазам.
Исольда тащит меня за руку, но потом поднимает взгляд и тоже замирает.
Мимо собирающихся горожан, мерцая в розоватых лучах утреннего солнца, проплывает знакомый изумрудно-зеленый бок.
Судьба здесь. Наконец-то удача благоволит нам. Посмеяться, что ли?
Рейз тоже останавливается, наклоняется, уперев руки в колени, и пытается отдышаться.
— Надо… идти дальше… — Он слегка зеленеет, причем не из-за отблесков на боках вагончика.
 
Не успеваю я ответить или сломя голову броситься вперед, как дверь Судьбы с грохотом распахивается. От толпы отделяются двое мужчин; они прижимаются к бокам повозки и, лопаясь от смеха, пытаются отковырять позолоту с декора.
Одной похолодевшей рукой Исольда хватает меня, второй — Олани, и мы старательно прячемся в толпе, надеясь, что никто не обратит внимания на то, что мы запыхались и вспотели.
— Проклятый кот!
Из повозки, бубня, высовывается растрепанный мужчина. Он одергивает и поправляет тунику.
— Что там? — спрашивает один из его компаньонов. — Так же славно, как и снаружи?
— Барахло какое-то. Сам посмотри. — Он тычет пальцем внутрь повозки. Исольда сдерживает нервный смешок, рассеянно вытирая кровь со щеки. Теперь от уха до подбородка тянется совершенно жуткая полоса, еще хуже, чем раньше.
— Ладно, ерунда, — вклинивается второй. — Ты на колеса погляди. А остальное распродадим.
Второй мужчина забирается внутрь, оставив дверь открытой. Я слышу, как он двигает наши вещи.
— Почему мы остановились? — спрашивает Олани, слишком увлеченная толпой и нашими преследователями, чтобы заметить Судьбу. Она все еще подпирает Рейза, а тот пристально смотрит на мостовую, борясь с тошнотой.
— Там наш вагончик! — возмущенно шиплю я. Они там цапают вещи, и эти вещи — не их.
Словно в ответ из недр Судьбы доносится грохот. Я вздрагиваю, представляя, как бьется моя посуда. Затем слышится звук, который несведущий человек мог бы принять за кошачий вопль, а за ним — череда живописнейших ругательств.
Потом до нас доносятся обрывочные, полные возмущения крики вперемешку с ударами и грохотом.
— Ах ты мерзкий… кошак! Слышь ты, это теперь наша повозка!.. Ха!
В воздухе разносится злобное мяуканье, и мужчина снова выходит на крыльцо. На этот раз у него в вытянутой руке черный лохматый комок, который острыми когтями старательно рвет в клочья рукав своего мучителя.
— Дай сюда! — говорит третий дядька, хватает Бирча и начинает неистово им размахивать, как флагом.
И тут мне в голову приходит мысль, которая в иных обстоятельствах могла бы показаться даже забавной…
Они же не знают, кто Бирч такой. Если бы знали, то не сунулись бы в повозку без как минимум железа, соли и парочки изгоняющих заклинаний.
— Что он делает с вашим котом? — шепчет Олани. — Может, вмешаться?
Исольда расплывается в злорадной улыбке. Готова поспорить, она не смогла бы ее сдержать, даже если бы постаралась. Она все сильнее приваливается ко мне, ноги ее не держат.
— У нас нет кота.
— Мерзкая тварь, — говорит мужчина и морщится. — Чеши отсюда!
И тут он совершает самую страшную свою ошибку.
Он швыряет Бирча на землю, наверняка ожидая, что тот перевернется в воздухе, приземлится на лапы и угрюмо уползет бродяжничать, будучи выдворенным из своих владений.
Однако едва его пальцы отпускают шерсть Бирча, как котообразное существо вдруг зависает в воздухе. Оно обнажает два ряда мелких белоснежных зубов, а его глаза вспыхивают зеленым огнем.
Это, мягко говоря, нервирует.
— Чего?.. — злобно и растерянно захлебывается метатель кота.
По толпе на площади — люди не спешат расходиться — прокатывается ропот. В нем шок, страх, тревога. К ропоту присоединяется рычание, вырывающееся из горла Бирча; домовой корчится в воздухе и рассматривает своих врагов, жалких дураков, пытающихся выгнать его из дома.
— Ваш кот всегда так делает? — выдавливает из себя Рейз.
— Это не кот, — снова бормочет Исольда, пристально наблюдая за происходящим, а воздух начинает искрить от разливающейся в нем магии.
Сердце у меня бешено колотится, но должного ужаса я не испытываю. Наоборот, я болею за Бирча, как зритель на турнире.
Звуки, которые издает Бирч, не похожи ни на звериные, ни на человеческие. Это треск тающего в ручье льда, гул осиного роя, хруст ломающейся ветки. Я зажимаю уши ладонями, хотя в этом нет смысла. Вся его ярость обращена на троих дядек, пытающихся украсть Судьбу.