"Короли без короны"
-- Что за непоседливость, граф, -- шутливо произнес Жорж-Мишель, изо всех сил стараясь скрыть смятение. -- Вечно вы куда-то торопитесь. Я только хотел сказать, что ради такой безделицы вам не стоило утруждать себя, вы могли отправить с прошением любого слугу. Но в одном вы правы -- спасти душу грешника долг каждого христианина, так что пусть этот несчастный исповедуется и причащается. Я даже согласен, чтобы его похоронили, вот -- смотрите...
Его высочество торопливо подписал прошение и позвал слугу. Ничего не понимающий Жерар выронил перчатки.
-- И, кстати, граф, вас хотела видеть ее высочество, -- уже почти обычным тоном сообщил принц Релинген. -- А завтра, когда вы отдохнете, мы поговорим.
Совершенно сбитый с толку, Жерар последовал за слугой. Но когда ее высочества заговорила, сколько неподобающе было поведение Соланж, и стала просить простить провинившуюся, полковник в потрясении опустился на ближайший табурет. Аньес Релинген с волнением смотрела на молодого родственника.
-- Это все монастырское воспитание, -- попыталась объяснить она. -- Да и я тоже виновата. Вы простите нас -- меня и ее?
Жерар де Саше со смятением понял, что продолжает сидеть перед стоящей принцессой, осознал, что ее высочество просит у него прощения и поспешил встать.
-- Я... понимаю, ваше высочество... -- бессвязно проговорил он.
-- Так вы простите Соланж? -- просительно повторила Аньес Релинген.
-- От всего сердца, -- вырвалось у Жерара, и его слова прозвучали так живо и непосредственно, что принцесса с облегчением вздохнула.
От ее высочества граф де Саше вышел одновременно радостный и растерянный. Соланж простила его, принцесса проявила неожиданное снисхождение. Мир встал на ноги, перевернулся, а потом встал на ноги опять. Молодой человек не знал, какого святого благодарить за свою удачу, но через пару мгновений понял, что с миром все же что-то не так.
Стоило графу выйти от ее высочества, как его окружили не менее десятка слуг принца, и Жерар сам не понял, каким образом оказался за столом, а потом в одной из лучших спален лошского замка. Слуги суетились, старались предугадать его желания, услужить так, словно он был любимым младшим братом господина. Когда же один из лакеев спросил, какую воду предпочитает его сиятельство по утрам, Жерар заподозрил, что сошел с ума. В том, что безумен принц Релинген, он не сомневался.
ГЛАВА 13
Nomen est omen*
* Имя это знамение (лат.)
При желании принц Релинген мог быть самим обаянием, и граф де Саше очень быстро это ощутил. Под напором доброжелательности его высочества понятная осторожность и недоверчивость полковника не смогли продержаться сколько-нибудь долго, и молодой человек с удивлением осознал, что его давняя мечта стать другом принца Релинген сбылась. Исчезло пренебрежительное равнодушие, отличавшее его высочество до сих пор, и столь же пренебрежительная снисходительность. Принц Релинген держался с ним так, как и должен держаться друг -- как с равным. Ну, возможно, и не совсем с равным, признавал молодой человек. Шевалье Жорж общался с ним, как любящий старший брат общается с обожаемым младшим братом. Граф де Саше полагал, что десятилетняя разница в возрасте дает принцу Релинген это право. И, конечно, как и всякий старший брат, его высочество не скупился на добрые советы.
Правда, один из советов, который уже давно собирался дать другу принц Релинген, был не совсем бескорыстным. Каждый раз, когда лакей докладывал о появлении Жерара де Саше, Жорж-Мишель вздрагивал, вспоминая о собственной глупости, а также о тех последствиях, к которым эта глупость привела. Шесть лет назад он обязан был проверить всех владельцев лейтенантских патентов, как бы они себя не именовали, а по возвращении из Италии задуматься, как его кузина и воспитанница его жены могла выйти замуж за совершенно случайного человека. В общем, имя "Жерар де Саше" вызывало у его высочества сильнейшую неприязнь. Об этом принц Релинген и хотел говорить с другом и родственником. В конце концов, уверял себя Жорж-Мишель, молодой человек прислушивался к его советам и даже согласился завести подходящую для охоты лошадь.
И вот, в очередной раз завершив партию в шахматы и даже сведя ее к ничьей, принц Релинген решился на серьезный разговор.
-- Скажите, друг мой, чем вам не угодило имя Александр?
Молодой человек вздрогнул.
-- Нет-нет, не обижайтесь, я прекрасно понимаю, что для пехотного лейтенанта имя Жерар де Саше подходит, как перчатка к руке, но сейчас оставьте это имя там же, где и патент лейтенанта -- в прошлом. Имя Жерар вам не идет... Скромность приличествует юным девицам, но никак не герою Турени. Да и кто из ваших близких называет вас Жераром? Даже вы сами -- разве вам не приятнее именовать себя тем именем, каким называли вас родители и именуют друзья?
Его высочество заметил задумчивость на лице друга и поспешил перевести разговор на более безобидную тему, опасаясь, как бы молодой человек не счел его совет излишне назойливым.
-- Но, впрочем, об этом вы подумаете позже, а сейчас не хотите ли взглянуть на новые книги? Их доставили только сегодня, -- сообщил Жорж-Мишель, хорошо зная, что от этого удовольствия юный друг не отказывался еще никогда.
В библиотеке полковника действительно ожидали новенькие тома, приятно пахнущие кожей и типографской краской. Граф де Саше поспешил открыть первый том трактата Жана Бодена "О государстве", но, просмотрев пять страниц, с удивлением обнаружил, что слог автора оказался гораздо тяжелее, чем он предполагал. Молодой человек отложил книгу и решил почитать что-нибудь более приятное, но любимый трактат о военном деле вдруг показался ему вопиюще неуместным. Следующей жертвой графа стал новый испанский роман. С изумлением Жерар осознал, что вообще не хочет читать. Подобного с ним не случалось уже очень давно.
Конечно, в военном лагере, когда единственной мечтой было опустить голову... нет, не на подушку, а на любую ровную поверхность и уснуть, читать тоже не хотелось, но здесь, в покое и роскоши, среди лучших книг, собранных чуть ли не по всей Европе, подобное нежелание казалось странным и почти кощунственным. Граф де Саше рассеянно обвел взглядом зал. Книги, античные статуи и их копии, картины, карандашные наброски принца, среди которых было несколько его портретов, чучела птиц, засушенные морские звезды и огромное чучело крокодила на потолке -- привычное и успокаивающее зрелище. Тогда что не дает ему покоя?
Молодой человек встал и подошел к окну. Вечер стремительно превращал небольшие стекла в свинцовых переплетах в зеркала. Изображение дробилось и граф, наконец, понял, что его тревожит. Разговор с другом. "Вам не идет имя Жерар...", -- сказал принц. Он носил это имя шесть лет, но сейчас оно и правда казалось ему чужим и даже неприятным. Когда шесть лет назад он сбежал в армию, смена имени была разумным шагом -- он не хотел, чтобы его нашли, и желал забыть прошлое. Но от чего он бежит теперь?
Александр... Жерар... Франсуа... Граф сосредоточенно изучал свои отражения. Что такого ужасного совершил Александр де Бретей, чтобы можно было так страстно хотеть похоронить саму память о нем? Обычный беспутный мальчишка, вроде тех, что царят сейчас при дворе. И разве Жерар де Саше чем-то лучше? Полковник задумался. Как ни стыдно было признавать, но все шесть лет своего существования Жерар де Саше только и делал, что от кого-то бегал.
Он бежал от принца, от невесты, от тестя, миньонов, мальчишки-бастарда, Бризамбура, Смиральды и собственной жены... Если же вспомнить, к чему приводило его бегство, то гордиться станет и вовсе нечем. Он удрал от принца Релинген и угодил на гражданскую войну. Слышал крики о пощаде на родном языке и не давал пощады, потому что у него был приказ. Жил от приказа до приказа, от убийства до убийства, от грабежа до грабежа... Ну, да, два месяца назад он сказал принцу чистую правду -- от отправленного на колесо разбойника его отличало только наличие патента. Он сбежал от невесты и тестя, и так усердно бегал, что чуть не довел Соланж до погибели. Удрал от Бризамбура и оказался должником шлюхи, а потом сбежал и от нее. Бегал от принца, от собственной жены, и Бог знает, до чего мог бы добегаться, если бы не вмешательство ее высочества. Господи, да она просто святая, его ангел-хранитель, спасающий его уже который раз.