"Короли без короны"

      Принц смотрел на жену во все глаза, не понимая, шутит она или говорит всерьез.
      -- Что вы такое говорите, котенок? Какой эшафот?! Какой ни какой, но этот наглец муж моей кузины... Вот только он об этом не помнит.
      -- И вас это удивляет? -- поразилась Аньес. -- При его происхождении и ваших прежних отношениях... да его поведение почти безупречно. Он все время пытается доказать вам, что чего-то стоит, а вы придираетесь к нему как к мальчишке.
      Принцесса Релинген помолчала.
      -- Знаете, Жорж, об этом мы лучше переговорить завтра, а сейчас мне просто необходимо встретиться с графом. Прикажите вашим людям разыскать его.
      -- А что его искать? -- пожал плечами принц Релинген. -- Он сейчас в Туре, и, между прочим, это еще одна дерзость с его стороны. Я дал ему отпуск на три дня, а он вновь показывает, что мои милости для него ничто!
      Аньес поняла, что во всей этой истории шевалье де Бретей был единственным, кто сохранил хоть какой-то здравый смысл. Оставалось повторить свою просьбу и надеяться, что зравомыслие и далее не откажет графу. Таким образом, и появилось письмо, вызывавшее графа де Саше в Лош.
    ***
      Удрать от восторженных почитателей граф де Саше смог только заявив, что его вызывает губернатор. И все же, проезжая по улицам Тура, он не мог избавиться от несущихся со всех сторон приветствий, сыпавшихся под копыта его коня платочков, цветов, рукавов и чепчиков. Только ожидание очередного безумства помогло Жерару вовремя осадить Стервеца, когда какой-то горожанин бросился прямо под ноги его коню. Увидев, что несчастный без движения лежит на земле, граф мгновенно спешился и склонился над беднягой. Смятение полковника усугублялось тем фактом, что несчастный был стар и сед. Горожанин протянул к нему руки, и Жерар расслышал рыдания:
      -- Пожалейте мальчика...
      Его сиятельство попытался поднять старика, но самое большее, в чем преуспел, так это поставить несчастного на колени. Вставать на ноги старик не желал, он говорил о каком-то воспитаннике, твердил о милосердии и Боге, и граф де Саше в изумлении понял, что "несчастным мальчиком" горожанин называл того самого главаря разбойников, который два года наводил ужас на всю Турень.
      Представить убийцу и грабителя мальчиком у Жерара не получалось, так что с удивившей самого себя холодностью он ответил старику, что преступления его воспитанника слишком велики, чтобы сохранить ему жизнь. Несчастный вновь залился слезами.
      -- Ваше сиятельство, -- молил старик, -- я понимаю, как мой мальчик виноват, и я не прошу за его жизнь... Но смилуйтесь над его душой! Позвольте ему исповедоваться перед смертью, причастится и получить отпущение грехов. И позвольте мне забрать тело и похоронить, когда казнь свершится.
      Полковник почувствовал, как в руки ему суют какую-то бумагу. Ощутил, как к горлу подступил ком. Перед глазами неожиданно появилось укоризненное лицо жены.
      -- Но... такое может позволить только губернатор, -- попытался возразить он.
      -- Умоляю вас, добрый господин, попросите его высочество...
      -- Я не имею никакого влияния на принца! -- почти в отчаянии заявил молодой человек.
      -- Но хотя бы отвезите ему мое прошение...
      Жерар спрятал смятую бумагу и вскочил в седло. Кто знает, если ему удастся выполнить просьбу старика, возможно, он сможет расстаться с Соланж как и подобает расставаться добрым супругам?
      Когда полковник де Саше предстал перед губернатором, его высочеству захотелось сказать, что в Лош молодого человека вызывала ее высочество, так что граф де Саше может отправляться по своим делам и не отвлекать его всяким вздором. Только смущенный вид графа и какая-то бумага в его руках неожиданно остановили язвительность принца, подсказали Жоржу-Мишелю, что его сосед вознамерился о чем-то просить. Столкнувшись со столь неожиданным явлением, губернатор Турени решил проявить великодушие. Однако прочитав бумагу, Жорж-Мишель расхохотался.
 
      -- И ради этого прошения, -- вопросил принц, -- вы мчались из Тура, не щадили коня и самого себя? Что за чушь!..
      -- Но, ваше высочество, -- проговорил полковник, -- во имя милосердия...
      -- Послушайте, граф, -- с легкой досадой остановил молодого человека Жорж-Мишель, -- совсем недавно в этом самом кабинете вы требовали отправить мерзавца на колесо, а, между прочим, колесование -- это королевская привилегия. Мне пришлось писать королю с просьбой разрешить покончить с негодяем именно тем способом, который выбрали вы. Теперь же, когда мои люди во весь опор мчатся в Париж, чтобы выполнить вашу прихоть, вы говорите мне о милосердии? Знаете, если бы на вашем месте был кто-нибудь другой, я бы решил, что его купили... Нет, граф, я, конечно, понимаю, -- торопливо добавил его высочество, заметив ошеломленный взгляд полковника, -- как нелегко отказать плачущим красоткам. Но подружка этого негодяя должна быть счастлива, что ее саму не отправили на виселицу...
      -- Это была не женщина, а старик, воспитатель того... человека, -- после краткой заминки пояснил Жерар.
      Принц Релинген понял, что герои Гомера упорно не желают покидать лошкий замок. Уж если великий Ахиллес не смог устоять перед слезами Приама, не удивительно, что молодой кузен попал в ту же ловушку. И все же убийца и разбойник не походил на павшего героя, и полковник должен был это уяснить.
      -- Если бы этот воспитатель лучше выполнял свои обязанности, -- холодно заметил принц, -- его воспитанник не угодил бы на колесо. Что мешало мерзавцу отдать свою шпагу королю и заслужить славу на поле брани? Он мог выбрать дорогу чести, которую выбрали вы, но он предпочел иное...
      -- А вы полагаете, ваше высочество, что между разбойником и пехотным лейтенантом такая большая разница? -- вскинул голову Жерар. -- Когда шесть лет назад я сбежал от вас, я попал в армию, но с тем же успехом я мог стать разбойником. Конечно, у меня был патент, но что это меняло? Моих людей даже уговаривать бы не пришлось... Да и чем я отличался от разбойника, когда выполнял приказы командующего? Нет, ваше высочество, при других обстоятельствах, он мог оказаться на моем месте, а я на его... Или вы думаете, имя Александра де Бретей способно уберечь от колеса?
      Жорж-Мишель как зачарованный смотрел на человека, которого успел похоронить и оплакать, и который сейчас стоял перед ним живой и невредимый.
      -- Это невозможно... -- прошептал он.
      -- Ну, почему же? -- возразил полковник, неправильно истолковав слова принца. -- В нашей прекрасной Франции возможно все, к тому же он тоже дворянин. Чем я лучше его? И потом, ваше высочество, ведь этот старик просит такую малость... Разве христианин не должен быть милосерден? Ведь вам это ничего не стоит ...
      Когда Александр де Бретей заговорил о милосердии, Жорж-Мишель понял, что больше не может сдерживаться. Ни слова не говоря, его высочество поднялся из кресла, шагнул к двери и выскочил из кабинета. Пробежал несколько шагов и повалился на первый попавшийся сундук.
      Дурной опекун, никуда не годный губернатор, слепой художник -- неплохой итог тридцати лет жизни, -- с отчаянием думал принц. -- И он еще смел мечтать о Нидерландах!.. Не узнать Александра, единственного человека, которого он поминал в своих молитвах. Изводить его мелочными придирками. Мечтать о какой-то глупой мести. Жорж-Мишель с силой потер лицо, неожиданно сообразив, что единственный в Лоше не подозревал о полном имени графа де Саше. Теперь ему было понятно заступничество Аньес, восторженность Ликура, неприязнь Шатнуа. А потом Жорж-Мишель сообразил, что обязан поторопиться, иначе рискует второй раз лишиться воспитанника и, возможно, на этот раз уже навсегда.
      Принц Релинген вытер слезы и вернулся в кабинет.
      Вид графа де Саше подсказал его высочеству, что он не зря торопился. Молодой человек был уже в плаще и шляпе и как раз собирался надеть перчатки.