"Короли без короны"
-- Да нет, не "он", -- возразила фрейлина. -- Графиня де Коэтиви платит тысячу ливров, если мы найдем какую-то Соланж де Сен-Жиль из Азе-ле-Ридо...
-- А зачем ее искать? -- вырвалось у Соланж.
-- Ну, уж верно не для того, чтобы заключить в объятия, -- хихикнула гостья. -- Если только для того, чтобы придушить... Да какая нам разница?! Ты эту Соланж видела?
-- Нет, -- не моргнув глазом, ответила девушка.
-- Жаль, -- вздохнула фрейлина. -- Но все равно ищите. Найдете -- я в доле, все же это я вас предупредила...
-- А если ты найдешь? -- поспешила уточнить Диана.
-- Дам вам сотню, -- снисходительно сообщила гостья, -- на двоих.
Диана скривилась, однако спорить не стала, и фрейлина унеслась прочь. Соланж остановившемся взглядом изучала кружку.
-- А эта графиня и правда может, -- она хотела сказать "придушить", но Диана поняла ее по-своему.
-- ... заплатить тысячу ливров? -- докончила она. -- Может, чего ей не мочь... у принца возьмет и заплатит... Терпеть не могу зазнайку... но вот деньги у нее есть...И принцесса ее тоже... не любит... принцесса Релинген... но это -- тссс! - тайна... - Диана приложила палец к губам и пьяно подмигнула. -- Я сегодня подслушала... у королевы... там такое было!... Но вот деньги -- это да... на дороге не валяются... Я тебе сотню дам... нет, даже две!.. -- великодушно сообщила баронесса и повалилась на кровать. Через пару минут до Соланж донеслось ровное дыхание спящей.
Некоторое время Соланж с отчаянием смотрела прямо перед собой, но потом тоже решила прилечь. И что теперь делать? -- думала она. Графиня де Коэтиви искала ее, по приказу принца или нет, но Соланж решительно не желала попадать ей в руки. Оставалось одно -- просить заступничества принцессы Релинген. Соланж было уже безразлично, ужасен характер принцессы или нет. Добродетель -- вот единственное, что имело теперь значение. И то, что принцесса Релинген не слишком любит графиню де Коэтиви, тоже было хорошо. И то, что владения ее высочества находились не так уж и далеко от захваченных владений Соланж. Она может, она по-соседски обязана просить принцессу заступиться за бедную сироту... Соланж с сомнением посмотрела на собственное платье, совершенно не подходящее для несчастной сироты, и поняла, что придется становиться на колени. Что ж, батюшка говорил, что принцы это любят...
Приятная сытость убаюкивала, и глаза Соланж сами собой закрылись. Дремота уносила куда-то вдаль, в волшебную страну, где нет ни забот, ни страхов. Соланж спала на неприбранной постели, среди пятен вина и грязных тарелок и впервые за последние дни чувствовала себя спокойно...
***
Когда Соланж открыла глаза, день клонился к вечеру. Баронесса де Люс деловито перебирала наряды. Послеобеденный сон явно пошел ей на пользу, и она казалась гораздо трезвее, чем днем. Соланж слезла с кровати и поправила платье.
-- Ну, я пойду, -- произнесла она.
-- Куда? -- удивилась Диана.
-- Искать... Соланж де Сен-Жиль, -- сообщила Соланж, слегка покраснев.
-- Правильно, -- поддержала Диана, -- иди. Как увидишь ее, сразу беги сюда, главное, чтобы она ничего не заподозрила, поняла?
Соланж кивнула и вышла из комнаты. Надо было как можно скорее найти принцессу Релинген и пасть ей в ноги. Соланж шла, даже не догадываясь, что с каждым шагом приближается не только к ее высочеству, но и к графине до Коэтиви. Да и графиня, в отчаянной схватке с камеристкой ее высочества захватившая молитвенник принцессы и тем самым заслужившая место в ее свите, не могла предполагать, что дичь сама пойдет ей навстречу. Пряча за услужливой улыбкой отчаяние, графиня утешала себя лишь тем, что успела поговорить с королевой Луизой и пообещать знакомым фрейлинам награду за нахождение Соланж. Пока же ее сиятельство была вынуждена неотступно следовать за принцессой Релинген и мысленно проклинать провинциальную девчонку. А та была совсем рядом, буквально в двух шагах от нее. За углом...
ГЛАВА 8,
Добродетельные дамы
"Принцам не подобает впадать в гнев", -- говорила Аньес Релинген, вспоминая утверждения своих испанских наставников. Бог знает, убедили ли ее слова Шарля де Лоррена, решившего нанести кузине визит вежливости, однако вторичное явление графини де Коэтиви заставило Аньес повторить мудрые слова -- "Принцам не подобает гневаться". К тому же после некоторых раздумий ее высочество признала, что провинившаяся фрейлина вряд ли решилась бы потревожить ее по доброй воле, а раз так, то причина визита графини могла быть одна -- приказ королевы Екатерины. Аньес догадывалась, что именно могло беспокоить королеву-мать, и решила проявить твердость. Довольно Жорж таскал каштаны из огня для неблагодарного короля, терпел его капризы и прихоти -- пришла пора расплачиваться по счетам.
Когда Луиза де Коэтиви в самой трогательной манере принялась повествовать, как ее величество мадам Екатерина любит "дорогого племянника", Аньес нетерпеливо оборвала излияния графини:
-- Ну что ж, Коэтиви, коль скоро их величества жаждут обсудить условия возвращения моего супруга, я готова нанести им визит. Ее величество права -- не стоит откладывать столь важные разговоры...
Луиза была вынуждена замолчать, а принцесса Релинген постаралась как можно эффектнее обставить свое появление в Лувре. Черное испанское платье, сплошь расшитое золотом и серебром, огромный воротник-фрезе, высоченная испанская шляпа, в знак верности и печали украшенная черными и белыми перьями, уже сами по себе должны были внушать трепет. Но Аньес посчитала все эти детали испанского траура недостаточными. Шлейф принцессы напоминал золотой поток и был явно длиннее, что разрешалось этикетом его величества Генриха де Валуа, однако Аньес Релинген справедливо полагала, что при дворе не найдется безумцев, которые решились бы подойти к ней с мерной линейкой. В знак скорби принцессы из-за разлуки с обожаемым супругом талию ее высочества трижды обвивала нарочито грубая цепь. Цепь была золотой, так что ее вид должен был произвести ошеломляющее впечатление не только на придворных, но и на их величеств. Четки Аньес, выполненные из прекрасных индийских изумрудов, вполне можно было обменять на уютный охотничий домик. С шеи принцессы свисали многочисленные нити крупного жемчуга, символизирующие слезы ее высочества, проливаемые вдали от мужа. На груди красовался медальон с профилем принца. Возможно, посторонним наблюдателям и трудно было понять, насколько художнику удалось передать черты его высочества, однако сам медальон был достаточно велик, чтобы его можно было разглядеть на расстоянии пятидесяти шагов.
В общем, при дворе вряд ли нашелся бы человек, которому был бы непонятен смысл вызывающей скорби ее высочества.
Графиня де Коэтиви не имела ни малейшего желания своим присутствием добавлять блеска свите принцессы, но приказ королевы-матери не допускал ослушания, и потому Луизе оставалось лишь выбрать подобающее ее положению место в свите бывшей подруги. Несение шлейфа Аньес низводило ее до роли простой прислужницы, а графиня желала предстать перед придворными пусть и не закадычной подругой ее высочество, но кем-то явно большим, чем простая приятельница.
Найденный выход был прост до гениальности -- Луиза решительно завладела молитвенником ее высочества, сообщив держащей его фрейлине, что та обращается со священной книгой без должной почтительности, и растерянная от такого напора девица не осмелилась возразить. Графиня де Коэтиви могла торжествовать -- молитвенник и ее высочество не могли располагаться далеко друг от друга, и значит, место Луизы находилось всего в одном шаге от Аньес. Вот только сам молитвенник изрядно отягощал жизнь ее сиятельства. Переплет священной книги состоял из двух золотых пластин, буквально усыпанных драгоценными камнями, а камни, даже драгоценные, остаются камнями, да и золото -- золотом. Луиза утешала себя лишь тем, что с молитвенником в руках должна была выглядеть почти что наперсницей принцессы, а раз так, приходилось тащить тяжеленный том и улыбаться.