Лучший книжный парень (ЛП)

Разве что… теплое чувство разливается по моей груди, когда меня осеняет. Она стонала не имя Мэттью.
А мое.
Глава 23
Кара
Ох, Святой Боже.
О. Мой. Бог.
Я лежу голая на полу в коридоре у Люка, испытывая что-то вроде внетелесного опыта. Только этот внетелесный опыт каким-то образом связан с тем, что Люк находится внутри моего тела. Кровь приливает к голове, дрожь в ногах утихает, а Люк гладит меня по спине своими большими теплыми руками.
Что мы только что сделали?
Я зажмуриваю глаза и прокручиваю все в голове, отчаянно пытаясь запечатлеть это в памяти.
— Хочешь ненадолго остаться? — тихо спрашивает он, как будто не уверен, что ему вообще следует об этом спрашивать. Я рада, что он это сделал. На волне оргазма, не уверена, что добралась бы до дома, не угодив в аварию. Я не хочу двигаться, не хочу разрушать этот пузырь, в котором мы отдали все, что у нас было, взяли все, что могли, не беспокоясь о том, что будет потом.
— А это нормально? — я тяжело дышу ему в грудь. — Кажется, мне обещали блинчики?
Он запечатлевает долгий поцелуй на моей макушке.
— Это часть сделки, Голубка.
Голубка.
Прозвище Мэттью для Брайони. То, которое, по ее словам, она ненавидит, но втайне любит. Я слезаю с него, собираю свою одежду и ныряю в туалет на первом этаже, пока он поднимается наверх, предположительно, чтобы позаботиться о презервативе.
Глядя на себя в зеркало, невозможно отрицать того, что только что произошло. Мои волосы растрепаны, губная помада стерта с лица, а тушь размазалась. К счастью, на этот раз не от слез. Я чувствую, что у меня немного подкашиваются ноги, и некоторое время сижу на сиденье унитаза, наклонившись набок и прижавшись лбом к прохладному кафелю.
Мэттью Брейверман был моей главной мечтой из Книжных Парней на протяжении многих лет, но то, что только что произошло с Люком, было на совершенно другом уровне. Я столько раз думала о сексе с ним, что до конца не верю, что не сплю. Когда я натягиваю нижнее белье, доказательство прямо перед глазами — темно-фиолетовый засос на внутренней стороне бедра.
Я отворачиваюсь от зеркала и оглядываюсь через плечо, чтобы осмотреть свою спину. Еще два следа между лопатками и еще один на бедре, который я вижу и без помощи отражения. Мне приходится прикрыть рот, чтобы успокоиться. Это одна из самых порочных вещей, которые когда-либо случались. Мои колени покраснели от того, что я терлась о его пол, рот распух от жадных поцелуев. Люк по-настоящему оставил на мне свои отметки, и мне это нравится, каждая из них — мучительное напоминание о том, что он был прямо здесь, на мне.
Если бы это сделал Книжный Парень, я бы отправила скриншоты Хэтти и Меган с подписью # ВКоллекциюДляМастурбации. То, что это произошло на самом деле, заставляет меня трепетать до глубины души.
Хэтти и Меган ни за что не должны об этом узнать. Разве что… Вот черт. Я пытаюсь собрать воедино разрозненные детали их плана. Они так и не пришли на ужин. Они знали, что Люк присоединится ко мне, и, вероятно, знали или надеялись, что вечер закончится именно так. Они обе читали «Любовь до отвращения». Вот коварные сучки. Ох, блистательные ангелочки. Что бы сейчас ни случилось, они, безусловно, превратили мой тридцатый день рождения в ночь, которую я никогда не забуду.
Это было намного лучше, чем все, что я себе представляла. То, как Люк прикасался ко мне, сочетание движений Мэттью с несколькими его собственными, добавленными для пущей убедительности. Я хочу узнать каждую его мысль о том, как он строил планы на сегодняшний вечер.
Это первый раз, когда я по-настоящему прикасалась к его коже. Господи, я могла бы опьянеть только от его кожи. Почему такой суровый мужчина, как Люк, родился с такой нежной и податливой кожей, и почему я не могу перестать думать о том, чтобы прикоснуться к ней снова? Святое дерьмо. У меня был секс с кем-то еще, и было хорошо. Лучше, чем хорошо. Невероятно.
Тихий стук в дверь ванной отвлекает меня от моих запутанных мыслей.
  
— Тебе нужно что-нибудь еще, чтобы надеть? — он читает мои мысли. Я снова натянула на себя платье и в нем уже чувствую себя беззащитной.
— Да, пожалуйста.
— У меня тут кое-что есть. — Я приоткрываю дверь, и он протягивает мне одну из своих футболок и хлопковые боксерсы. — Эм, у меня нет женской одежды, но я подумал, что в этом тебе будет удобно. Ты можешь надеть джемпер, если тебе холодно.
— Спасибо.
— Увидимся на кухне. За блинчиками.
Заходя на кухню, я нервничаю больше, чем, когда входила в его парадную дверь. Нервничаю больше, чем когда поцеловала его. Нервничаю больше, чем когда он снял с меня одежду. Тогда я совсем не нервничала. Все произошло именно так, как я надеялась, и было хорошо. Так. Блядь. Хорошо. Но что теперь? Теперь я должна зайти туда и поговорить с ним. О чем мы должны поговорить? О кофе? Книгах? Работе?
Не знаю, как долго я пряталась в ванной, но в любую секунду это может превратиться в «невыносимо долгое время». Его темно-синяя футболка выглядит нелепо, она на мне практически как платье, а эти боксеры ни за что не удержатся на мне. Мне придется остаться в нижнем белье или вообще без него. Или совсем без него. У меня сжимается живот. Что за хрень. Почему я снова начинаю возбуждаться, думая о том, как хожу по дому Люка в одной его футболке?
Я делаю глубокий вдох, собираясь с духом, закрываю дверь ванной и иду по коридору. Одежда, которую он разбросал, была убрана. Если бы на моем теле не было доказательств, вы бы никогда не узнали, что здесь произошло. На кухне я нахожу его взбивающим яйца в миске, и тихонько присаживаюсь на один из высоких стульев по другую сторону барной стойки, натягивая его футболку как можно ниже.
Он переоделся в спортивные штаны и толстовку, и мне хочется сорвать с него все это и начать еще один раунд. Это, черт возьми, подарок судьбы, что я видела его обычным в повседневной одежде и задумчивым в темном костюме в один и тот же вечер. Всю оставшуюся жизнь, когда я буду представлять его в своем воображении, он будет сидеть напротив меня в том прекрасном костюме. Интересно, у него он уже был? Или буду представлять его за секунду до того, как мы поцеловались, его легкую улыбку, когда мы оба уже знали, что должно произойти. Или буду представлять, как он нависает надо мной, поднимает мои руки над головой и…
— Ты разрушаешь мой дом, Кара. — Он пододвигает ко мне стакан с водой, и я выпиваю его, утоляя жажду, о которой и не подозревала.
Не обращай внимания на свой дом. Ты разрушил мое тело и мой разум.
— Каким это образом? — интересуюсь я.
— Я не могу есть за обеденным столом. Не могу сидеть на диване, не представляя, как ты кончаешь там, и теперь каждый раз, когда я буду входить в дверь, я буду думать о том, как бы прижать тебя к полу. — Несмотря на мои грязные мысли, его смелые слова заставляют меня смутиться. Мы никогда не упоминали о ночи на диване, и у меня кружится голова от осознания того, что он тоже прокручивал это в голове.
— Мне следует извиниться за это? — смеюсь я.
Люк тянется через стойку, чтобы слегка сжать мою руку.
— Нет, — улыбается он. — Это прекрасные воспоминания.
Я не знаю, куда смотреть, пока он растапливает масло на сковороде. Разрываюсь между чувством неловкости из-за зрительного контакта и желанием сидеть здесь, подперев подбородок руками, и нежиться, как Белоснежка свежим росистым утром.
— А теперь я хочу спросить тебя кое о чем очень важном. — У меня горят уши. Мэттью поддразнивает Брайони, часто заманивая ее в ловушку, когда она думает, что он спросит что-то одно, но вместо этого он говорит совсем другое. Он позволяет мне накрутить себя. — Что бы ты хотела к блинчикам?
Он готовит пышные блинчики, которые поднимаются на сковороде, прямо как в книге. Они идеальны, и мне интересно, готовил ли он их годами или специально практиковался для сегодняшнего вечера. Потом я вспоминаю, что когда-то он был шеф-поваром и, наверное, испек тысячи блинчиков за свою жизнь. Он достает из буфета шоколадную глазурь, джем и сироп. У меня в голове такой сумбур, что я не могу вспомнить, что предпочитает Брайони, поэтому выбираю свое любимое блюдо — шоколад с бананом.