Милая моя...

Она замолчала, потому что Трейси, недоуменно посмотрев на нее, спросила внезапно охрипшим голосом:
– Что вы имели в виду, говоря об отделке комнаты заново?
Кларисса взглянула ей прямо в глаза.
– Я знаю о вас и Джеймсе, Трейси. Не отрицаю, сначала я почувствовала себя покинутой, лишенной чего-то существенного, важного… Очень разозлилась, почти впала в истерику от ревности, но доктор Мартин – мой терапевт из калифорнийской клиники… Он помог мне понять, что моя зависимость от Джеймса связана с детскими воспоминаниями об отце, с ощущением огромной потери и вины, возникшим у меня после того, как он ушел от матери. Доктор Мартин помог мне понять, что внутри меня затаились эти оставшиеся еще с тех времен и неосознанно подавленные эмоции, отравлявшие мне жизнь… И не только мне. Не хочу утомлять вас подробностями лечения или, если хотите, моего психического взросления. Этот процесс проходил не всегда легко, безболезненно, но я многое поняла. Не скажу, что вообще не способна более испытывать чувство ревности. Возможно, я всегда буду относиться собственнически по отношению к близким мне людям, но, по крайней мере, теперь я знаю эту свою особенность и научилась сдерживать себя. Доктор Мартин помог мне увидеть, что моя ревность разрушающе действует не только на меня саму, но и на тех, кто находится рядом, что я наношу вред не только себе, но и им. Меня очень радовало то, что лечение проходит успешно, но я никак не могла понять, почему Джеймс выглядит каким-то отстраненным, несчастным. И тогда он рассказал мне о вас… Стыдно вспомнить, какие сцены я устраивала, какие жестокие, несправедливые словах говорила не только в ваш адрес, но и в адрес самого Джеймса. Дошло даже до предложения выбирать между нами. – Голос ее дрогнул, но она решительно продолжила: – Это было глупо. И поделом мне, когда Джеймс сказал, что в любом случае выберет вас. Как он мне объяснил, вы отказались потребовать от него сделать подобный выбор и оказались достаточно умны и великодушны, чтобы понять: я всегда буду занимать особое место в его сердце. А потом Джеймс признался, что не может без вас жить, что вы необходимы ему как воздух. Не скрою, мне было нелегко принять это. Принять тот факт, что какая-то другая женщина значит для Джеймса больше, чем я. Мне пришлось очень, очень трудно. И помог мне Николас, именно он сказал, что я разбиваю жизнь Джеймса, причиняю боль тому, кого, по моим словам, люблю. А что будет, когда вырастут мальчики, спросил он? Неужели я помешаю им найти свое счастье, как мешаю сейчас Джеймсу? Неужели оттолкну их этим от себя, заставлю ненавидеть или презирать? Я обвинила его в том, что он меня не любит. И тогда я узнала все. Он всегда любил меня и женился на мне вопреки подозрениям, что мне дорог другой человек. Он даже сказал… – она набрала полную грудь воздуха, – сказал, что иногда его одолевали сомнения, его ли сын Алек, но все равно он любит его как своего собственного ребенка. Для меня его слова явились совершеннейшей неожиданностью. Конечно, Алек родился от него, и я тоже люблю Николаса… всегда любила… А мой роман с другим человеком для меня ничего не значил. Так, мимолетное увлечение… Две недели назад я зашла в комнату Джеймса. Он сидел, уронив голову на руки, по лицу его текли слезы. Моему изумлению не было предела. Он всегда был человеком сильным, почти несокрушимым. Никогда еще я не видела его таким и спросила в чем дело. Джеймс сказал, что вы отказываетесь говорить с ним, отказываетесь выходить за него замуж. Что вы не можете продолжать с ним отношения из-за меня. Это правда, Трейси?
Трейси взглянула на нее и нервно облизнула губы. Она понятия не имела, как вести себя с этой новой Клариссой и что ей говорить.
Увидев, что Трейси молчит, Кларисса понимающе кивнула:
– Хорошо, я задам вам другой вопрос. Вы любите моего брата?
Выражение ее лица сказало Клариссе все без слов.
– Но это ведь самое главное, не так ли? – мягко спросила она. – Вы любите его, а он любит вас. Ваше место рядом с Джеймсом, так же как мое – рядом с моим мужем. Я знаю, что в сердце Джеймса всегда найдется для меня место и что, женившись на вас, он не выбросит меня из своей жизни… Мне хочется, чтобы вы знали, Трейси, счастье Джеймса для меня важнее, чем мои собственные страх и ревность. Вы нужны ему гораздо больше, чем я. Теперь у меня хватит сил не цепляться за него, жить своей жизнью с моим мужем и детьми и дать Джеймсу жить своей с вами… А чтобы доказать это… – Она отвернулась и, подойдя к окну, немного помолчала прежде, чем продолжить: – А чтобы доказать это, Ник и я решили начать новую жизнь в Калифорнии. Нам обоим там понравилось. Доктор Мартин тоже полагает, что это верное решение. По его мнению, большое расстояние между мной и Джеймсом будет способствовать моему окончательному выздоровлению. Не скажу, что не стану тосковать по нему и что не буду звонить ему, но обещаю: ни вам, ни вашей дочери, ни детям, которые у вас, может быть, появятся с моей стороны ничего не будет грозить. Когда я пришла в чувство и узнала, что наделала… – Она вздрогнула. – Думаю, я сама убила бы любого, кто попробовал бы причинить вред моим сыновьям. Когда это дошло до меня, я чуть было не покончила с собой. Заплатить кое-кому, чтобы разбить вашу витрину, это одно, но такое… Не прошу вас простить меня. Как можно это сделать? Жертвуя своим счастьем, вы не стали настаивать, чтобы Джеймс отрекся от меня…
  
– Как я могла просить его об этом, – прошептала наконец-то обретшая голос Трейси.
– А вот я легко и бездумно попросила… Нет, потребовала, чтобы Джеймс убрал вас отсюда, – грустно призналась Кларисса. – Стоит мне только подумать о вреде, который я нанесла, несчастьях, которые вызвала… Пострадали ведь не только вы с Джеймсом, но и Николас и мальчики. Теперь надо все исправлять, доказывать, что я люблю их, что я не законченная эгоистка. Мне еще повезло… я ведь легко могла потерять Ника.
– Только не по моей вине, – твердо сказала Трейси.
– Теперь я это знаю. Но могла найтись менее щепетильная женщина. Временами я вела себя с ним просто ужасно.
– Вы были больны, – заметила Трейси.
– Мне некого винить в моей болезни, кроме себя самой. И у меня нет жалости к себе, – возразила Кларисса. – Да и какое я имею на это право? Жалеть надо мои жертвы, тех, кто пострадал от моего эгоизма… Так вы выйдете замуж за Джеймса?
Трейси медлила. Все это произошло так неожиданно, что казалось почти нереальным… как в ее фантастических, мучительных снах.
– Я…
– Обещаю, вам нечего бояться с моей стороны, – вновь повторила Кларисса. – Ни вам, ни Люси, ни ребенку, которого вы носите.
Трейси побледнела и скрестила руки на животе, как будто защищая его.
– Откуда вы… Ведь никто…
– Только мужчина может обманываться, считая, что такую потерю веса и бледность можно объяснить разбитым сердцем. Женщина видит больше, особенно если обе беременности этой женщины начинались с утренней тошноты, – ответила Кларисса.
Внезапно Трейси поняла, что плачет. Отчаянные рыдания разрывали ее грудь и горло, потом каким-то образом она оказалась в объятиях Клариссы, успокаивающей и подбадривающей ее. И она поверила в то, что все это правда и что ей больше нечего бояться сводной сестры Джеймса.
– Надеюсь, Джеймс не услышит, как вы плачете, – мягко укорила ее Кларисса. – Он сейчас, наверное, уже совсем потерял голову и не понимает, что происходит. Он хотел сказать вам все сам, но я подумала, что вы сможете мне поверить.
– Я поверила, – дрожащим голосом сказала Трейси, вытирая слезы. – И не подумайте, что я не понимаю, как трудно вам это далось. Джеймс рассказывал мне о… о вашем детстве и вашем отце.
– Да. Это еще одна причина, почему я так выходила из себя, когда думала, что теряю из-за вас Ника. Некогда я поклялась, что не позволю, чтобы мой ребенок страдал по вине одного из родителей. И сама же привела наш брак на грань краха. А Люси… Как она…
– Абсолютно никаких последствий, – заверила ее Трейси.
– Слава Богу. – Сжав руку Трейси, она тихо сказала: – Почему бы вам не пойти к Джеймсу и не снять с него томительный груз неизвестности? А я выйду на воздух и позову остальных. Не будет ли лучше, если Люси уедет сегодня с нами, или вы по-прежнему…