Моя Святая Земля (СИ)

— Надо так надо, — удивился Кирилл. — Тебе виднее. Пошли, конечно.
Сэдрик свернул и пошёл, как понял Кирилл, вдоль дороги, на некотором расстоянии от неё. Кирилл шёл за ним следом. Парковая чистота соснового бора сменилась валежником и разросшимися кустами, пробираться стало тяжелее, но в какой-то момент стволы сосен и заросли кустарника, похожего на вербу, расступились, и Кирилл увидел освещённую луной поляну и дорогу.
Сельская грунтовка, подсказал старый опыт. Далеко не шоссе. На такой, с позволения сказать, дороге и пара легковых автомобилей разминулась бы с немалым трудом.
Сэдрик пересёк поляну и снова углубился в лес. Заросли вербы стали гуще, через них пришлось проламываться — Сэдрик шёл напролом, ведомый своим странным чутьём — и кроме того, тут, у дороги, росли молодые сосны и ели, от крохотных, по пояс, до чуть больших, в человеческий рост. Кирилл раздвигал и раздвигал ветки, то упругие, то ломкие от мороза, то колючие — и вдруг вывалился из кустарника на открытое пространство.
И удивился, что наст не блестит. Заиндевелая поляна была совершенно черна в лунном свете.
На чёрной земле белело подобие человеческой фигуры, как голый сломанный манекен, вымазанный чёрной краской. Второй манекен, поменьше, тоже голый и сломанный, валялся чуть поодаль, рядом с грудой чего-то тёмного — может, мокрых и замёрзших тряпок. Кирилл поднял глаза и увидел третий манекен, одетый в белую, залитую чёрным рубаху, который зачем-то привязали к сосне.
Глядя на него, Кирилл сделал шаг вперёд — и чуть не упал, запнувшись о четвёртый манекен, лежащий прямо на пути, одетый в тёмное, поэтому не замеченный сразу.
— Что это? — спросил Кирилл. — Что это за фигня?
— Разбойники, я думаю, — отозвался Сэдрик глухо.
— Это — разбойники? — удивился Кирилл и нагнулся посмотреть поближе, но в темноте разглядел только белое лицо и чёрный раскрытый рот. Полез в карман за фонариком.
— Нет, конечно, — Сэдрик тоже полез в карман здоровой рукой. — Я хотел сказать — это разбойники их. Вчера или позавчера, когда я тебя в том мире искал, в общем.
Кирилл включил фонарик и чуть его не выронил. В синеватом луче искусственного света кровь казалась чёрной, горло под белым лицом было вспорото так глубоко, что в ране белели кости, а закатившиеся мутные глаза убитого смотрели куда-то за Кирилла, вверх.
Он кричал, подумал Кирилл — и желудок скрутило спазмом. Кирилл поспешно отвернулся, чтобы не блевануть на труп. Луч фонарика метнулся по поляне. Кирилл успел заметить вспоротый живот голого мертвеца и обнажённую женскую грудь, под которой зияла чёрная дыра.
Его хватило только на то, чтобы отбежать в сторону. Кирилл вломился в кусты, и его вырвало. Он кашлял, пытаясь справиться с новыми приступами тошноты, чувствовал мучительный стыд, но ничего не мог поделать со своим телом.
Потому что оборона подсознания, не желавшего воспринимать происходящее всерьёз, была, наконец, прорвана окончательно. Кирилл вернулся домой, в страну, где правил ад. Они с Сэдриком наткнулись на поляне на ограбленных и убитых людей. Помочь уже нельзя и сделать ничего нельзя. Эта мысль вызвала у Кирилла очередной спазм желудка и приступ тоски и одиночества.
— Ты там жив ещё? — окликнул Сэдрик, вроде бы, насмешливо, но Кирилл расслышал в его голосе отзвук сочувствия.
Кирилл вытер рот ладонью и заставил себя выбраться из кустов на поляну. Облака разошлись, луна светила ярко, и Кирилл видел куда яснее, чем ему хотелось бы.
Увидев место убийства в лунном свете, он слишком много понял. Понял, что женщину насиловали прежде, чем убить. Что тот, с распоротым животом — мальчишка лет двенадцати-четырнадцати, не старше. Что в привязанного к дереву швыряли ножи. И это было так ужасно, что Кирилл отвернулся, глядя в темноту леса, и сделал несколько глубоких судорожных вдохов.
Ночь и маленький мороз. Свежий холод.
Белый король. Хлюпик сопливый.
Отчаянным усилием воли Кирилл заставил себя снова смотреть — и понял ещё одну вещь. Сэдрик был занят. Он чертил на пропитанной замёрзшей кровью земле лезвием ножа — и каждая тонкая бороздка на миг вспыхивала синеватым светом.
 
— Ты что делаешь? — спросил Кирилл сипло.
— Их упокоить надо, — сказал Сэдрик, не оборачиваясь. — Я тебя затем сюда и притащил.
— Похоронить?
— Хорошо бы похоронить. Но мы с тобой не справимся. Земля замёрзла, да и копать нам нечем. Поэтому я их только отпущу отсюда — и всё.
Кирилл моргнул.
— Как это — «отпустишь»?
Сэдрик закончил чертёж, встал с колен, вытер нож об штаны и принялся засучивать рукав над многострадальной увечной рукой.
— Ты же видишь, — сказал хмуро, — как их убивали. Думаешь, их отпевал святой наставник?
— Но ты же не священник, — Кирилл отметил, что у него нашлись силы удивиться.
— Я некромант. Отпущу души, пока их здешняя нежить не сожрала, а там они уже с Господом разберутся сами. Прости, не мешай пять минут.
Кирилл отошёл. Сэдрик, бормоча что-то скороговоркой, уже ожидаемо надрезал кожу, чтобы на землю пролилось немного крови. Никакого пламени на сей раз не получилось, но из центра звезды потёк белый холодный туман — и Кирилл с ужасом увидел, что туда, к центру чертежа, от мёртвых тел по земле стекаются бледные струйки, похожие на струйки сигаретного дыма.
Кирилл отступил на шаг, вдавился рюкзаком за плечами в упругий кустарник и смотрел, цепенея от ужаса, как из тумана собрались бледные подобия человеческих фигур — без плоти и чёткой формы, как мутные клубящиеся призраки.
Их было пять. Кириллу показалось, что он слышит их голоса — как шелест ветра в кронах деревьев — но слов он разобрать не мог.
— Всё уже прошло, сударыня, — сказал Сэдрик. — Больно больше не будет. Не беспокойтесь.
Один из призраков скользнул к Сэдрику, но тот вытянул руку ему навстречу.
— Не надо, — сказал он тихо. — Уже не поправишь. А Господь в курсе, он встретит. И муж ваш встретит. Не тревожьтесь.
Другая тень колыхнулась в сторону, но Сэдрик преградил ей дорогу ножом.
— Нельзя тебе! — приказал он резко. — С матерью пойдёшь. Нечего тебе тут шляться, мститель… Простите, сударыня.
Духи лепетали ещё что-то, но Сэдрик мотнул головой и раздражённо сказал:
— Слушайте, я не святоша! И не судебный поверенный! Вы мученики, вас встретят, больше я ничего не могу сделать. Кончайте из меня душу тянуть, — он ещё раз надрезал руку и протянул теням окровавленный нож. — Вот. Больше ничего не дам. Силы у вас есть — валите отсюда!
Духи, шелестя, вплыли в центр звезды, сливаясь в один туманный столб. Туман, как дым, колыхаясь, поднялся в небо и медленно развеялся среди полупрозрачных ночных облаков.
Сэдрик устало вздохнул и принялся облизывать порезы.
— Может, йодом? — подал голос Кирилл.
— Заживёт, как на собаке, — буркнул Сэдрик. — Пошли на дорогу, всё.
Кирилл поправил на плече лямку рюкзака. Он чувствовал себя чудовищно уставшим, во рту всё ещё сохранялся нестерпимый вкус, а на душе было очень тяжело.
Пришлось вытащить из рюкзака бутылку воды, прополоскать рот и сделать пару глотков. Вода смыла вкус рвоты, но легче не стало.
Сэдрик направился прямо сквозь заросли к дороге.
— Вот тут на них и напали, — сказал он, выходя из кустов. — Засада была. Вон, дерево сваленное, — и ткнул носком ботинка лежащий вдоль дороги ствол сосны. Свежесрубленный комель его светлел в темноте. — Стали убирать бревно с дороги, а их и того. Да и украли-то барахло какое-то… Хотя, конечно, дормез, лошадей четвёрка, на тётке были цацки всё-таки…
— А о чём они тебя просили? — спросил Кирилл дрогнувшим голосом.
Сэдрик хмыкнул.
— Известно. Да что ты встал, пойдём, нам вон туда… Тётка — что земли выморочные остались, деревня какая-то, я не вслушивался. Поздно уже жертвовать на бедных, чего там… Пацан — что отомстить надо. Очень надо, конечно — ещё одну голодную тварь заводить в этом лесу. Он бы тут быстро превратился в погань, мститель… Дворня её — о своём о чём-то. Да какая разница! Они же мёртвые!