Сладостное заточение (ЛП)

— Кай не незнакомец.
— ВКЛЮЧАЯ ТВОЕГО ЗЯТЯ ТОЖЕ!
Его метания между вспышками ярости и успокаивающими манерами настолько комичны, что я больше не могу сдерживаться и разражаюсь смехом.
— Ты находишь эту ситуацию смешной?
— Вообще-то да, — фыркаю я.
— Я чуть не сошла с ума, беспокоясь, ЧТО С ТОБОЙ МОГЛО ЧТО-ТО СЛУЧИТЬСЯ! — Он проводит ладонью по затылку. — Блядь. Мне так жаль, детка. Я не хотел на тебя кричать. Просто… ТЫ МЕНЯ НАПУГАЛА ДО СМЕРТИ!
Я украдкой бросаю взгляд на Неру, которая терпеливо наблюдала за всем этим обменом. На ее лице написано недоумение. Затем я бросаю взгляд на ее мужа.
Кай по-прежнему нахмурен, с опаской наблюдая за Массимо.
— Что, черт возьми, с ним не так? У него что, мозг поврежден или что-то в этом роде? — спрашивает он.
— К твоему сведению, если бы не ребенок, я бы тебе мозги вышиб, Мазур, — резко говорит Массимо.
— Ладно, хватит. — Я спрыгиваю со скамейки и хватаю Массимо за руку. — Пойдем домой. Мы уже достаточно поскандалили.
Массимо угрюмо размышляет все время, пока я веду его по дорожкам к парковке в Бостон Комон. Я же, напротив, все еще борюсь с попыткой сдержать смех, и проигрываю по-крупному.
— Я рад, что ты находишь мой нервный срыв забавным, — ворчит он, открывая пассажирскую дверь одолженной мной машины и предлагая мне сесть.
— Прости, — хихикаю я. — Где твоя машина?
— Она… где-то рядом. Я попрошу ребят подбросить его до дома, — говорит он и затем направляется к водительской стороне.
Он не заводит BMW, когда садится за руль. Вместо этого он делает глубокий вдох и переплетает свои пальцы с моими.
— Мне тоже жаль. Мне не следовало повышать голос. — Взяв мой подбородок между пальцами, он прижимается губами к моим.
Поцелуй жесткий. Требующий. Его зубы покусывают мою нижнюю губу, пока он скользит ладонью по моему подбородку, чтобы схватить мою шею. Боже правый! Вот уж не ожидала, что ожерелье из рук придется мне по вкусу. Когда он слегка сжимает мое горло, я чувствую восхитительное давление на весь клитор. Мое сердцебиение подскакивает. Проклятье! Еще. Я хочу еще. Я готова умолять, и из меня вырывается слабый стон, когда я упираюсь в его руку, но его пальцы уже поднимаются.
— Прости, детка. — Его хватка на моей шее тут же ослабевает. В следующее мгновение его поцелуй преображается. Становится мягче. Нежнее. Его бархатный язык нежно ласкает мой. Это прекрасный поцелуй, и я все еще наслаждаюсь им, но тем не менее в моей груди разрывается маленькая ранка. Он не спешит со мной. Опять.
Когда его губы наконец отрываются от моих, и он отстраняется, я смотрю в его бурные глаза. В них столько страсти. Желание. Неутоленный голод. Этот мужчина может поглотить меня одним только взглядом. И я хочу этого! Но я также хочу ощутить всю его необработанную силу. Хочу, чтобы он перестал подавлять свой похотливый огонь и позволил нам сгореть.
Но сейчас этого явно не произойдет. Его поглаживания моего подбородка уже вернулись к прежним едва заметным прикосновениям.
— Нам пора ехать, — вздыхаю я.
Глава 23
Две недели спустя
— Как бы ты сказала бы мужчине, что хочешь, чтобы он был с тобой… погрубее?
Айрис разворачивается, стопка чистых полотенец почти выскальзывает из ее рук. Она смотрит на меня с отвисшей челюстью.
— Эм… погрубее? То есть…?
— В том смысле, что я не проклятый фарфор, который сломается, если он сожмет меня слишком сильно, — поясняю я. — Представь, что ты с страстным партнером. С сильным, доминирующим человеком. Он такой, какой есть, и он нравится тебе таким, какой он есть. Но он делает все возможное, чтобы подавить свою истинную природу, когда он с тобой. Все потому, что боится, что тебе будет больно, и поэтому пытается оградить тебя от этого. От самого себя.
— Как прекрасно.
— Это так. Просто… — вздыхаю я. — Чёрт. Я знаю, это звучит глупо. Я даже не знаю, что говорю.
  
— Ты думаешь, он считает тебя слабой?
— Не совсем. Может быть, «недостаточно сильной». Если быть точнее. — Пояс, который я глажу, почти отрывает блузку от того, как сильно я его дергаю. — Я не гребаная фарфоровая чашка!
— Мы ведь говорим о Доне Спаде, не так ли?
— О ком же еще? — у меня вырывается грустный смешок. — Он абсолютно уверен, что о нас никто не знает.
— Хм. Он перестал спать у двери твоей спальни, и его кровать осталась нетронутой. Так что я сделала свои собственные выводы.
— Ты не собираешься прокомментировать, насколько возмутительно, что я сплю со своим сводным братом?
— Ну… это… это не то, что обычно принято у нас, мисс Зара. Семья — это святое. — Она смотрит на полотенца в своих руках. — Но… я считаю, любовь не покорна социальным правилам. Нельзя просто так взять и приказать своему сердцу. Я также знаю, что ты была влюблена в него довольно долгое время. И этот мужчина не может отвести от тебя глаз, когда ты рядом. На днях, когда он отчитывал меня за то, что я позволила тебе уйти без защиты, в тот день когда ты пошла к сестре, я думала, что у него случится аневризма.
— Да. Он довольно много кричал.
— На тебя? Но… он никогда не повышает на тебя голос. Он совсем другой рядом с тобой. Спокойный и… более нормальный.
— Я знаю. — Я прикусываю нижнюю губу. — Ты подумаешь, что я сумасшедшая, если признаюсь, что люблю его безумие?
— Ммм. Немного? — Она хихикает. — Когда у Дона Спада один из его припадков, все, что я хочу сделать, это убежать и спрятаться. Я думаю, большинство людей чувствуют то же самое, потому что, боятся что он их прикончить.
— Справедливо.
Я откладываю утюг в сторону и поднимаю блузку, чтобы осмотреть ее. Темно-фиолетовая, почти черная. С высоким вырезом. Длинные рукава, с красивым кружевом на манжетах — сложный материал, который прикроет мои руки. Я планировала надеть ее с черными брюками на вечеринку Брио сегодня вечером. Мой типичный наряд.
Но как я могу рассчитывать на то, что меня сочтут сильной, если я никогда не была достаточно храброй, чтобы посетить семейное собрание, в свободном наряде? Я продолжаю уверять Массимо, что мне все равно, что обо мне подумают люди, если узнают о наших отношениях, но я всегда боялась их пытливых глаз.
Я опускаю свою обычную блузку и встречаюсь взглядом с Айрис.
— Массимо в своем офисе с Тициано. Не могла бы ты передать ему, что мне нужно… больше времени? Я соберусь и попрошу Пеппе отвезти меня, когда закончу.
— Эм… Я не думаю, что он уйдет без тебя.
— Убедиссь, что он это сделает.
Когда дверь спальни закрывается после ее ухода, я бросаю блузку обратно на гладильную доску. Развернувшись, я направляюсь к своей гардеробной. Большая часть моей элегантной одежды висит там — рассортированная по цветам, от темно-коричневого до… черного. Я вздыхаю, глядя на немногие выбивающиеся из общего ряда вещи более светлых оттенков, сложенные в кучу сбоку. А на дальнем конце висит длинный серый тканевый чехол для одежды. Моя рука слегка дрожит, когда я расстегиваю молнию, обнажая малиново-красный шелк. Платье, над которым я работала, когда Сальво нанес мне тот крайне неприятный визит и решил, что я шью что-то для сестры.
Когда я несу платье и кладу его на кровать, у меня сводит живот. Но это не тревога, которая скручивает его в узлы. Это волнение. Я никогда не представляла, что буду даже думать о том, чтобы надеть его на публике, и уж тем более не испытывала такой решимости, как сейчас.
Когда-то я могла быть хрупкой, слишком легко бьющейся фарфоровой чашкой.
Но теперь уже нет.
И пришло время мне показать всем.
А главное — себе.
— Какого хрена так долго? — рявкаю я в трубку. — Если Захара не захочет идти, я скажу всем отвалить и вернусь домой.
— О, я почти уверен, что она хочет, — бубнит Пеппе на другом конце провода. — Будем десять минут.